Ксения захлопала в ладоши и схватила с тумбочки Барби в розовом пальто:
— Прелесть. Откуда она тут?
Я развел руками:
— Не знаю. Наверное, кто‑то подарил игрушку Надежде Васильевне. Или она принадлежала ее любимой внучке Кате. Бабушка хранила безделицу как память о ней.
— Раз она умерла, вещи ей не нужны, — деловито ответила Ксения, — возьму себе.
— Думаю, это неправильный поступок, — попытался я остановить девушку. — Все находящееся в этой комнате после кончины домработницы принадлежит ее наследникам, то есть дочерям и внукам.
Ксения нахмурилась.
— Тут полно мебели, люстра, занавески. Тоже им отдать?
Я откашлялся.
— Я имел в виду личные…
— А мне плевать, что ты думал! — взвизгнула девица. — Хочу и унесу!
Она резко повернулась, споткнулась ногой о ковер и упала на четвереньки. Коротенькая пижамная курточка задралась почти до шеи, стало видно спину с идеально ровной, гладкой кожей.
Сначала в голове у меня промелькнула мысль, что юное создание очень красиво, потом возникло удивление. Минуточку, а где уродливый шрам от фурункула? Мария Борисовна говорила, что он со временем не исчез, наоборот, вроде даже стал заметнее, что огорчало Надежду Васильевну.
— Чего стоишь? — взвизгнула Ксения. — Помоги встать.
Я быстро наклонился и поставил ее на ноги.
— У тебя очень грубые руки, — возмутилась капризница и, задрав верх пижамки, изогнулась, чтобы увидеть свою спину. — Вон, смотри, на пояснице остались красные пятна.
— Извините, — смутился я. И вдруг все понял.
Не знаю, бывали ли у вас подобные озарения, когда некая загадка, вроде бы совершенно нерешаемая, неожиданно становится понятной, и ты изумляешься: ну не дурак ли ты, не мог ее решить, все же так просто!
Попятившись, я наткнулся на кровать и опустился на матрас.
— У тебя рожа как у идиота, который увидел ночью на кладбище мужика с пистолетом, требующего: отдай кошелек, — хихикнула Ксюша и убежала, не забыв прихватить куклу.
Я остался сидеть на кровати. Ксения не права: ночью на кладбище наибольший ужас у любого человека вызовет не грабитель с оружием, а молчаливая женщина в белом платье, стоящая у какой‑нибудь могилы.
Оцепенение прошло, я вытащил телефон, набрал номер Норы и устало произнес:
— Пожалуйста, приезжайте как можно быстрее в усадьбу. Возьмите с собой Людмилу Оконцеву и Максима Воронова. Никаких доказательств убийства Семена Елизаветой я не обнаружил, но думаю, в процессе нашей беседы вдова так разнервничается и разозлится, что выдаст себя.
— Будем часа через два, — бросила Элеонора.
— Хорошо. Успею встретиться с Вахрушиной и забрать письмо, — завершил я разговор.
— Что происходит? — скорее удивленно, чем гневно поинтересовалась Елизавета Матвеевна, увидев в комнате непрошеных гостей. — Мила? Я тебя не приглашала. И твоих приятелей тоже.
— Сядь, Лиза, — холодно велела Оконцева, — и пусть Ксения тоже устроится в кресле.
— Нечего мной командовать, — мигом схамила девица, которая тоже вошла в гостиную в сопровождении молчавшего Иосифа‑Родиона.
— Иван Павлович, начинайте, — распорядилась Людмила.
— Какого черта? — вышла из роли княгини вдова. — Зачем здесь прислуга?
— Иван Павлович не дворецкий, а детектив, который нанят мною для расследования обстоятельств странной смерти моего отца, Семена Винивитинова, — объявила Людмила.
Изо рта Ксении посыпались грязные ругательства.
— Я не стану участвовать в этом фарсе! — взвилась и Елизавета Матвеевна. — До свиданья, господа. Иван, уж не знаю, кем вы являетесь в действительности, но я взяла вас на службу в качестве дворецкого. Извольте выполнять свои обязанности. Проводите госпожу Оконцеву и сопровождающих ее лиц на улицу и удостоверьтесь, что они вышли за ворота. Если господа откажутся покидать частную собственность князей Винивитиновых‑Бельских, вызывайте полицию. А потом зайдите в мой кабинет за расчетом — вам отказано от места. И не ждите хороших рекомендаций! Да они вам и не понадобятся. Как только Игорь Анатольевич узнает…
Макс помахал вынутой из портфеля бумажкой:
— Полиция уже здесь, это ордер на обыск. И не советую звонить Пятакову. Когда он выяснит, что придумала Елизавета Матвеевна… Ох, лучше не говорить вслух о реакции Игоря Анатольевича на вашу аферу!
Я сидел с привычно вежливой улыбкой на лице, но в душе испытывал беспокойство. По‑моему, Максим зря заявил про обыск. Елизавета совсем не дура, сейчас она воскликнет: «Хорошо. Звоню своему адвокату». И как тогда поступит Воронов? Естественно, у него нет никакого разрешения на то, чтобы перевернуть вверх дном усадьбу, он просто блефует, демонстрирует хозяйке собственноручно сфабрикованный документ. Юристу Макс свою филькину грамоту не покажет.
Но Елизавета повела себя вопреки моим ожиданиям. Она закрыла лицо руками и простонала:
— Как же я устала… сил нет… Семен ни дня на службу не ходил, Анфиса бездельница, дети отвратительные, родители эгоисты. Кирилл Алексеевич меня презирал, никогда не забывал напомнить, что я без роду‑племени, впустили нищенку в богатую семью. И я молчала. Знала, от кого Майя Катю родила, но виду не подавала. А почему? Если скандал устрою, придется развестись. И что дальше? Жизнь в хрущобе? Работа за копейки, которые я потрачу на родню? Они меня заездили. Я просто хотела пожить спокойно.
— Чему мешал ваш муж, — кивнул Макс. — Семен Кириллович воспротивился вашей идее превратить Катю в Ксению, не желал стать тестем олигарха, отдать Пятакову родовое гнездо. Ваш муж тоже нес ответственность перед своими родителями, он отцу на иконе поклялся сохранить и дом, и фамилию. И пусть мы знаем, что князей Винивитиновых‑Бельских до начала двадцатого века не существовало, но для вашего супруга этот факт значения не имел, главным для него являлось иное — он дал честное благородное слово отцу, лежащему на смертном одре. Может, это и покажется кому‑то смешным, но еще остались люди, для которых такое обещание свято.
— Хорошо играть в благородство, когда тебе на подносе готовую еду подают, — усмехнулась Елизавета Матвеевна. — Большего эгоиста, чем Сеня, свет не видывал. Ему ума не хватило понять: Пятаков возродит усадьбу, заставит Ксению родить десять детей, не успокоится, пока армией сыновей не обзаведется, то есть как раз расплодит Винивитиновых‑Бельских, сделает семью богатой и мощной. Вдумайтесь, у Игоря не миллионы — миллиарды! И отвергнуть такого человека, потому что он нувориш и тебе не нравится? Думать о каких‑то клятвах, произнесенных для успокоения больного старика? Но я мужа не убивала, он сам умер.
Максим посмотрел на меня:
— Иван Павлович, расскажи‑ка нам свою историю…
Я откашлялся:
— Я понимаю хозяйку усадьбы. Она действительно устала: ей приходится кормить голодную ораву, по дому с утра до ночи носятся экскурсанты, среди которых есть наглые и бесцеремонные люди, вроде хама Анатолия, крыша дома течет, счета за электричество шокируют, а когда судьба в лице Пятакова бросает ей спасательный круг, муж изображает из себя благородного потомка древнего рода, нежелающего породниться с чернью. И что особенно злит Елизавету Матвеевну, так это воспоминание о его поведении в день, когда Ксения убила Родиона. Кирилл Алексеевич приказывает: «Закапываем тело парня в парке, Иосиф будет исполнять его роль». И Семен молча берется за лопату. Давайте не будем говорить о том, что отец зарыл собственного сына. Родители считали Родю неполноценным, стыдились его, не испытывали к парню любви. Почему Семен не закричал: «Никогда! Папа, опомнись! В Иосифе нет ни капли дворянской крови, он родился от алкоголички, дочери прислуги. Разве можно назвать его Винивитиновым‑Бельским?» Но Сеня молчит. А в случае с Пятаковым вдруг уперся. Я не хочу сейчас рассказывать о том, как Елизавета отравила мужа ею же сваренным грогом. Отмечу лишь, что ранее она не приближалась к плите, даже чай супругу не заваривала. Лучше вспомним, как события развивались дальше. В усадьбе появляется Катя, которой предложено изображать сосланную в таежное Ясное за убийство брата Ксению, и спектакль разыгрывается как по нотам. Лиза довольна, она прекрасно срежиссировала его. Но вдова понятия не имеет, что у пьесы есть еще один постановщик, и он задумал свой финал.
— Вы о чем говорите? — пролепетала дама. — Не понимаю. Все ложь.
Ксения‑Катя встала:
— Очень голова заболела, сбегаю за таблеткой.
— Сидеть! — стукнула кулаком по подлокотнику кресла Нора. — Ваня, продолжай.
Я переменил позу:
— Что губит преступников? Мелочи. Крохотные детали. Ну, например, балетки и отсутствие куртки, грязное нижнее белье, гладкая кожа на спине.
— Ну и чушь он лепит! — возмутилась девица.
