Ужин по просьбе Галки принесли в номер. Надежда с опаской попробовала нечто необъяснимое, лежащее на тарелке. Оказались ленивые голубцы, причем вкусные. И к чаю ватрушка была свежей, пахла ванилью. Галка, увидев ватрушку, только вздохнула — она с трудом пропихивала в себя только вязкое и жидкое.
После ужина, примирившего Надежду с жизнью, Галка смотрела телевизор, а Надежда попыталась позвонить мужу, но отчего-то не было связи. Она прилегла на кровать и провалилась в сон до утра.
Утром выяснилось, что Галке нужно в клинику на осмотр. Она наскоро проглотила завтрак — пшенную кашу и какао. Полагалась еще булочка с маком, но у Галки были проблемы с пережевыванием твердой пищи.
Булочка была такой вкусной, что Надежда едва не съела две, в последний момент призвав себя к порядку. Какао она не пила с детства, и сейчас оно ей очень понравилось. Она подумала даже, что неплохо готовить его дома, но вспомнила, что какао на чистом молоке да еще с сахаром — дико калорийный продукт.
Галка достала откуда-то марлевую маску, что надевают хирурги на операции, но явившаяся Аня воспротивилась:
— Пойдете через холл, проживающие увидят — еще всполошатся, что вы заразная, потом неприятностей не оберешься.
— Если они ее без маски увидят, то еще больше всполошатся, — заметила Надежда.
— И я о том же, — поддакнула Галка.
Утром она была полна энергии и не обижалась по пустякам.
В конце концов за небольшую мзду Аня согласилась провести Галку по служебной лестнице. А там Василий Верленович машину подгонит прямо к дверям, авось никто не заметит.
Они ушли. Надежда причесалась и подкрасила губы, радуясь, что не пришла ей в голову дикая мысль обратиться к пластическому хирургу. Сидела бы теперь с такой рожей, как у Галки, из дома не выйти, да еще неизвестно, что будет, когда все заживет. Вполне возможно, что собственный муж не узнает…
Утро было чудесным. Надежда решила не тратить времени зря, а прогуляться в отсутствие подруги по городу, при свете и солнышке. Посмотрит на парк, воздухом подышит…
— Хорошей прогулки! — проводила ее Аня широкой улыбкой.
Коса ее по утреннему времени не была обвернута вокруг головы, а свободно змеилась вдоль спины.
* * *
Надежда прошла вдоль полуразрушенной парковой ограды и оказалась возле калитки. Собственно, от этой калитки остались только два каменных столба, увенчанных какими-то диковинными птицами. Должно быть, сама калитка была кованой, чугунной, и ее давно уже сдали на металлолом местные умельцы.
Сразу за калиткой начиналась тропинка, уходящая в глубь парка, и Надежда решительно ступила на нее.
Едва она вошла в парк, ее окружили тонкие и терпкие запахи — запах осенней листвы, влаги и увядания, запах прежней, давно ушедшей и забытой жизни.
Надежда шла по тропинке, шурша листьями, и представляла, каким был этот парк, допустим, сто лет назад.
По этим дорожкам и аллеям прогуливались дамы в широкополых шляпах, барышни в кисейных платьях, мужчины в светлых костюмах и лайковых перчатках… по таким же осенним листьям пробегали борзые и охотничьи собаки…
В кустах зашуршало, и на тропинку перед Надеждой Николаевной выбежал красивый черно-белый спаниель.
На какое-то мгновение Надежде показалось, что таким образом материализовались ее мысли о прошлом, она даже закрыла на секунду глаза и снова их открыла…
Спаниель никуда не делся. Он стоял перед Надеждой, приветливо виляя хвостом.
— Маркиз, не приставай к прохожим! — донесся из-за кустов приятный мужской голос, и на тропинку вышел, опираясь на трость, немолодой мужчина в светлом плаще и старомодной шляпе. Надежда вспомнила, что уже видела этого человека, когда проезжала мимо парка сразу по прибытии в Козодоев.
В наши дни встреча с незнакомым мужчиной в пустынном парке может быть небезопасной, но этот мужчина, как и его спаниель, с первого взгляда вызвал у Надежды доверие.
— Он не пристает, — улыбнувшись незнакомцу, проговорила Надежда. — Он просто подошел познакомиться.
— Ну и как? — спросил мужчина. — Познакомились?
— Ну, я теперь знаю, что его зовут Маркиз. А меня — Надежда Николаевна…
— А меня — Сергей Сергеевич, — представился мужчина и старомодным жестом приподнял шляпу.
Доверие, которое с первой секунды почувствовала к нему Надежда Николаевна, упрочилось.
— Хорошее имя — Надежда! — проговорил ее новый знакомый, приближаясь. — Не слишком распространенное, а главное — оптимистичное. Надежда — это последнее, что остается с нами в любых испытаниях… Вы ведь недавно в нашем городе?
— Только вчера приехала.
— И как он вам? — В голосе Сергея Сергеевича прозвучала интонация, какая бывает у любящих родителей, когда они говорят о своем болезненном, но горячо любимом ребенке.
— Ну, честно говоря, первое впечатление было не очень благоприятным, — призналась Надежда. — Но когда я увидела этот парк, это меня со многим примирило…
— Да, — оживился мужчина. — Это замечательный парк! Он почти без изменений сохранился с начала девятнадцатого века! Конечно, усадьба сильно пострадала, но сам парк, его планировка почти такие же, как двести лет назад!
— Да что вы говорите? — Надежда недоверчиво оглядела окружающие деревья. — Что, всем этим деревьям по двести лет?
— Нет, конечно. — Сергей Сергеевич скромно улыбнулся. — До революции его поддерживали, чистили, вовремя заменяли состарившиеся деревья, и потом, когда закончилась Гражданская война и жизнь вошла в колею, здесь жил один энтузиаст, который следил за парком… В последние годы его, конечно, запустили, но пока все еще можно привести в порядок. Если, конечно…
— Если что? — переспросила Надежда, расслышав в голосе собеседника грустную интонацию.
— Если его не вырубят.
— Зачем же его вырубать? — осведомилась Надежда Николаевна и заботливо прикоснулась к морщинистому стволу старого дуба. — Кому он мешает?
— Не то чтобы мешает. — Сергей Сергеевич поморщился. — Как всегда, здесь замешаны деньги. Очень большие деньги. Через наш город пройдет скоростная дорога, так вот кому-то оказалось выгодно провести ее прямо через парк.
— Как жаль! — Надежда вздохнула и огляделась по сторонам.
Она словно заново увидела увядающую красоту старого парка, почувствовала наполняющий его аромат прошлого. Сквозь деревья проглядывали желтоватые стены усадьбы.
— Жаль! — согласился с ней мужчина. — А вы сюда надолго? У вас здесь родственники?
— Нет, ненадолго. Может быть, на несколько дней… Родственников у меня здесь нет, я приехала к подруге…
Надежда подумала, что нет смысла рассказывать все подробности своего визита этому незнакомому человеку, и так она ему рассказала слишком много.
— Действительно, будет очень жаль, если не станет этого парка, — проговорил Сергей Сергеевич напоследок. — Ведь вы совершенно правы, без этого парка наш город лишится своего лица!
— А что, это имение действительно называлось Державино? — спросила Надежда Николаевна, вспомнив слова водителя, который привез ее с вокзала в пансионат. — Оно каким-то образом связано с Гаврилой Романовичем Державиным?
— Ну, в каком-то смысле связано, — улыбнулся ее собеседник. — В начале девятнадцатого века имение принадлежало Петру Степановичу Державину, внучатому племяннику поэта. Существует предание, что знаменитый дядя несколько раз приезжал сюда, гостил подолгу и что именно в этом парке он написал свое знаменитое стихотворение «Приглашение к обеду». Там есть такие слова:
…стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В графинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят…
По этим стихам мы видим, что племянник принимал дядю с традиционным русским гостеприимством…
— Так только ради этого стоит сохранить парк и имение! — воскликнула Надежда Николаевна.
— Я-то с вами согласен, — вздохнул Сергей Сергеевич. — Но сами знаете, когда в деле замешаны большие деньги, все остальные соображения отходят не то что на второй — на десятый план… Маркиз, брось сейчас же эту гадость! Что я тебе сказал!
Последние слова Сергея Сергеевича относились, разумеется, к спаниелю, который откопал в опавших листьях дохлую крысу и умчался с ней в кусты. Хозяин бросился за ним следом, на прощание махнув рукой Надежде Николаевне. Она проводила его взглядом и отправилась домой… то есть в пансионат.
Ей было грустно — жаль парка, этих деревьев, которые помнили Гаврилу Романовича Державина, жаль всей атмосферы тихого запустения. С другой стороны, скоростная магистраль — это прогресс, сонный город встряхнется и обновится.
И все равно жаль парка…
Возвращаясь в пансионат, Надежда проходила мимо той самой аптеки, где ей накануне нахамили. На тротуаре перед аптекой стояли несколько человек, среди которых Надежда Николаевна узнала вчерашнюю хамоватую девицу-фармацевта. Она была заплакана и визгливым, истеричным голосом оправдывалась перед красной от злости теткой средних лет, по всей видимости, хозяйкой аптеки.
