— Как мудро ты поступил, о учитель! — с восхищением воскликнул Шрила Мукунда. — Как я благодарен тебе! В этом мне повезло больше, чем Махарадже Бхарате, которого никто не предостерег, и в результате он совершил духовное падение и получил тело оленя. Ты вовремя предостерег меня, послав мне эту женщину. Я вынужден был спасать ее, несчастную, и я достал ее из воды и все понял. Вот красивая бездыханная женщина лежит передо мной, а я уже пребываю в сомнениях: раздевать ее или не раздевать, когда эта проблема не имеет к моей бессмертной душе никакого отношения. Я должен решать ее механически, без участия чувств, но я стою, задумавшись. И тогда я понял как ты был прав, мой учитель! Лишь тогда я истинно познал коварство майи, всегда держащей наготове свои веревки — гуны, чтобы покрепче привязать нас к этому материальному миру, хотя раньше думал, что давно это истинно познал и очистился. Но, выходит, сколько бы ни познал ты, не говори себе — я это познал, а говори — познаю это, потому что хочу познать. Я все понял, учитель. Понял и, благодаря твоей мудрости, вовремя избежал двух страшных привязанностей, одной из которых не избежал даже Махараджа Бхарата.
«Ничего не понимаю. Что это за Махараджа Бхарата такой? — заинтересовалась я. — И как его угораздило превратиться в оленя? Вдруг и мне такое грозит? А почему бы и нет? Рогами меня уже снабдил мой неверный благоверный.»
Тем временем Маха прабху ласково улыбнулся и сказал:
— Ты понял, Шрила Мукунда. Я рад. А теперь присядь поближе ко мне и поговорим о делах текущих.
— Прежде, позволь, учитель, поблагодарить тебя за решительность, с которой ты оборвал веревки майи, незаметно опутывающие мою душу. Я благодарен тебе за то, что ты так вовремя наставил меня на истинный путь. Лишь теперь осознал я, что был в двух шагах от гибели, хотя искренне считал, что нахожусь на пути активного духовного роста и продвижения, но не буду предаваться восторгам, лучше поговорим об успехах твоей миссии, мой Великий учитель. Я успехи увидел немалые.
И они заговорили о своих делах. И предыдущий разговор и последующий шел на английском, в котором я была сильна, но не настолько же, чтобы слушать беседу без напряжения, которое стало меня утомлять. К тому же негодование прямо-таки захватывало меня.
«Что же это выходит? — внутренне возмущалась я. — Эти монахи решают свои проблемы, а я всего лишь служу пешкой в их игре? Ачарья воспитывает своего ученика, методично швыряет его в ледяную воду с моста, посылает ему невзгоды в моем лице, а я тут при чем? Мне-то какое до всего этого дело? Почему должен страдать мой сын? Почему должна страдать я? Монаху-то все по барабану: он не боится ни огня ни воды. А я, значит, погибай? А сын мой сиротой оставайся? И это божьи слуги? Святые люди? Чего же тогда ждать от нормальных?»
Признаться, возникло у меня желание поколотить уже не только Гургенова, этого Маху прабху, но и моего Великого учителя — Шрилу Мукунду. Чудом сдержала себя.
А они спокойно вели беседу. Мой Шрила Мукунда неустанно восхищался своим учителем. Тем как находчиво он организовал борьбу со лжепророком: взял и подгреб его под свое крыло, чтобы духовная зараза не расползлась дальше, и ее можно было уничтожить одним ударом. Они со знанием дела обсуждали как в будущем откроют в том молельном доме свой храм и будут наставлять заблудшие души на истинный путь. Маха прабху все восторгался нашим народом, хвалил его духовность, говорил, что не погряз наш народ в материальном так, как умудрился это сделать народ Америки и Европы…
«Это где он такие наблюдения сделал? — удивилась я. — Уж не в общении ли с моей Тамаркой, которая за копейку подругу родную продаст. Впрочем, я не права, уж за подругу-то она запросит приличную цену.»
И вдруг монах мой спросил:
— Ачарья, ребенок у вас?
— Да, ребенок здесь, — с просветленной улыбкой ответил Маха прабху.
— Он получил великое благо, — обрадовался Шрила Мукунда. — Думаю, не зря вы забрали его к себе, потому что никогда вы не делаете одно только дело, а каждым шагом своим идете сразу по многим дорогам.
— Ты прав, Мукунда, — согласился Маха прабху. — И на этот раз я постарался с пользой потратить время: не только уберег тебя от падения, но и дал малышу знание. Когда искал я женщину, обладающую качествами мне необходимыми, то с той женщиной нашел и эту созревшую душу. Это чудный малыш. Уверен, он был в прошлой жизни человеком духовно продвинутым и пришел в этот мир со значительной миссией. Я сразу понял, что должен проповедовать ему и дал ему Знание. За несколько дней он познал то, к чему я шел всю свою жизнь, но я не решился бы потратить и десять жизней, чтобы заставить усвоить это знание его мать.
«Ах, елки-палки! — возмутилась я. — Что они себе позволяют, эти санньяси? Воруют детей, дают им какие-то знания, будто без них детям плохо живется. Он, видишь ли, дал моему сыну знание, а обо мне он подумал? Мне-то было каково?»
— Женщина тоже получила Знание, — воскликнул монах. — Она получила то, в чем нуждалась, сама не осознавая этого. Твоя наука — благо для нее. Большое благо для нее совершил ты, учитель!
«Совсем так не считаю,» — подумала я, не ощущая никакого блага.
— Надеюсь, эта историю пошла всем на благо, — ответил Маха прабху, — потому что эта деятельность изрядно от моей миссии отвлекла меня. Бизнес греховен везде, а в этой стране особенно, но, к сожалению, жертвуют здесь неохотно, а без денег в материальном мире не делается ничего. Однако дела наши неплохи и пора мне отойти от мирского и заняться чистой практикой. Время настало. Я уже наметил себе приемника. Пора мне удалиться для углубленных медитаций. Хозяйственной деятельностью долго заниматься нельзя.
— Ты принял страшную аскезу, занимаясь этой грязной деятельностью, — восхитился мой Мукунда. — Только тебе под силу такое. Я видел этих людей, этих «братанов», и удивляюсь как тебе удалось заставить их повиноваться. Они были игрушками в твоих руках и, сами не зная того, получили благо — сильно очистились. Как сумел ты подчинить их своей воле и остаться чистым преданным Господу?
— Следуя решительно по пути духовного роста добьешься такого продвижения и ты, — заверил Маха прабху, — а теперь, когда ты исправил ошибки, тебя ждут новые дела и твои ученики. Я готовил тебя для важной миссии. Поезжай обратно, Шрила Мукунда. Ты должен вылететь ближайшим рейсом. Здесь ты выполнил предначертанное.
— Учитель, я не спрашиваю тебя зачем ты терпел рядом с собой такого черного человека, как тот, что звался среди нас Ангира Муни, но я хочу спросить: не осталась ли опасность?
— Нет. Люди из организации, где хитрость ценят выше ума, а ум выше духовных качеств, перехитрили сами себя. Если бы они знали, что в душах людей можно читать так же, как в открытой книге, они не брались бы за непосильное. Им казалось, что они ведут меня, но их самих вел Господь. Сейчас им представляется, что они потерпели поражение, но со временем осознают они, что это лучшее из того, что могли они сделать. Пусть эти люди больше не беспокоят тебя, мой чистый Шрила Мукунда. Иди.
— Иду, мой Великий учитель, — с поклоном ответил Шрила Мукунда и, повернувшись, направился к двери.
Выглядывая из-за гирлянд роз, я, растерянно сжимая в руке гранату, следила за ним. Я не верила своим глазам — неужели он уйдет? А как же я? Я! Его ученица!
Вдруг Маха прабху окликнул моего монаха:
— Мукунда, забыл спросить, как ты догадался?
— Эта женщина, которой я желаю большого духовного роста, изменилась в лице, услышав из моих уст афоризм мудреца Чанакьи, столь любимый тобой…
Маха прабху усмехнулся и процитировал:
— Красота кукушки в ее пении, красота женщины в ее чистой преданности мужу, красота урода в его учености, а красота аскета в его способности прощать.
— Да, мой учитель, я тоже часто повторяю этот афоризм, — продолжил Мукунда. — Когда женщина изменилась в лице, я понял, что она уже слышала эту мудрость Чанакьи. Когда же она спросила о твоих приметах, и я сказал, что у тебя разного цвета глаза, она второй раз изменилась в лице — и тогда я прозрел. Я дождался удобного момента и сказал человеку, нас охранявшему, что все понял. Он удивился, а я пояснил, что он должен передать это своему самому главному начальнику. Я уже знал, что это ты. Я хотел, чтобы и ты знал о моем прозрении.
— А эта женщина? Где она? — спросил Маха прабху.
— Думаю, уже где-то здесь, она совсем неглупа, — ответил Мукунда и вышел из комнаты.
Он ушел.
Не знаю, что случилось со мною. Захотелось сорваться с места и бежать. Бежать за Мукундой, следовать за ним везде, где бы ни пролегал его путь — в пустыне или в океане, бежать как бы ни был тернист этот путь…
Мне хотелось бежать, но даже двинуться с места я не могла. Так и сидела с пистолетом в одной руке и гранатой в другой. Оцепенела от боли.
Болела душа…
И тут произошло то, чего я больше всего на свете желала: раздался детский смех. Я выглянула из-за розовых гирлянд и с замиранием сердца увидела своего сына. Он был (совсем как в моем сне) в шафрановых одеждах и босой. В руках он держал шафрановые шарики и играл ими, заразительно хохоча.
