Мы знали, что будут скромные поминки. Оказалось, что к трактиру, где они должны состояться, ведут вниз ступеньки, скорее, какая-то приставная лестница. Малгося-французская уверяла, что это охотничий домик у озера, якобы любимое местечко Алиции. Вранье! Я вообще долго не могла понять, о каком доме идет речь. Французская Малгося умиленно вспоминала, как они с Алицией чуть ли не три раза в день бегали в этот трактир по идиотским ступенькам. Алиция обожала прогулки у воды и этот старинный домик… Какой еще домик, к чертям собачьим, я там никакого домика не видела! Почему, интересно, прогуливалась Алиция исключительно в компании племянницы и ни разу не позвала на прогулку меня? Кажется, что я чаще и дольше бывала в Биркероде, чем Малгося. Я приезжала каждый год, торчала по полтора-два месяца и за все это время была с Алицией у озера всего один раз. Ну, может, два. Охотничий домик, видимо, учуял тогда мое присутствие и предусмотрительно спрятался.
Насколько мне известно, самым любимым местом Алиции была кафешка возле Бругсена. Когда она ехала за покупками, то обязательно пила там кофе. И если бы речь вообще зашла о том, что Алиция любила больше всего на света, так это кофе.
Охотничий домик меня заинтересовал, оказывается, тут есть еще что-то, о чем я понятия не имею. Ладно, посмотрим, что за домик такой.
Ехать пришлось через памятный мне лесочек, в котором находится сумасшедший дом. Если помните, мне удалось побывать там несколько лет назад, когда я непонятным образом заблудилась. Я благоразумно поехала за кем-то из знакомых, и мы в конце концов оказались на уютной стоянке среди леса. Все правильно, на стоянку можно доехать, а дальше, к озеру, нужно уже спускаться пешком по асфальтированной тропинке, конечно, но все-таки вниз. Законы природы безжалостны: если в одну сторону нужно спускаться, значит, обратно придется подниматься в горку.
Я осторожно спустилась, заранее трепеща, как буду подниматься. Когда мы оказались у озера, я узнала это место. Деревянный барак, где можно сесть на длинные лавки у столов, внутри или на свежем воздухе, попить недорогого пивка. Но поминки!.. Я поймала за рукав Малгосю-французскую.
— КТО это придумал? — прорычала я сквозь стиснутые зубы.
Малгося безмятежно ответила, что придумала это Кирстен — племянница Торкиля, но Малгося тоже думает, что Алиции это место понравилось бы. Кирстен всё замечательно устроила, она заказала столики…
— Где Кирстен?
Малгося сказала, что Кирстен не пришла, она на поминках присутствовать не может…
Я заскрипела зубами от бессильной злобы.
Непогода усиливалась, ветер трепал верхушки деревьев, дождик нудно лупил с неба. Старинный домик оказался битком набит, и нам предложили только столики на свежем воздухе, даже без навеса. Холодно было, как в Арктике.
К тому же я узнала, что к домику можно было прекрасно подъехать на машине, только с другой стороны. Это сообщение было последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Словно разъяренная гадюка я прошипела чтобы кто-нибудь подогнал к домику свой автомобили и отвез бы меня до моей машины, оставленной на лесной стоянке. Видно, в злобе я была страшна потому что два парня помоложе ринулись на гору к своей машине.
Кто-то вспомнил о забегаловке возле Биркероде, и мы отправились туда. На парковке нашлось место для одного автомобиля, к тому же позади ресторанчика, поэтому пришлось снова спускаться с горы. Боже мой, а географы еще смеют утверждать, что Дания — плоская страна!
Тут кто-то предложил поехать в ресторан в центре Биркерода. Туда меня пилотировать не понадобилось, я там бывала тысячу раз.
Всё происходящее вдруг показалось страшно смешным (сочетание слов полностью отражает характер атмосферы), потому что до нас дошла гротескность всех сегодняшних приключений. Сидящая рядышком со мной Малгося заметила, что ведем мы себя скандально неприлично, в конце концов, это поминки… И тут же в подтверждение ее слов Малгося-французская в расстроенных чувствах произнесла тост: «За здоровье Алиции!» — и все выпили с большой охотой и без малейших колебаний…
— А как ты думаешь, что Алиция сейчас делает? — спросила я Малгосю. — По-моему, летает над нами и рыдает от хохота. И еще напоминает мне, что она утверждала — Малгося явная истеричка, а я ей не верила.
— Ну и глупо с твоей стороны, — отрезала моя племянница.
Малгося-французская еще пару раз предлагала выпить за здоровье Алиции, после чего выяснилось, что она даже не знает, где должна быть похоронена ее тетка. Она никогда не бывала и на могиле Торкиля. Я там бывала и знала, где это, но моя Малгося знала еще лучше, потому что много раз убиралась там вместе с Алицией.
Она пожертвовала собой, нашла под столом туфли и сказала, что может показать место. Кладбище было почти рядышком, возле костела, и они отправились на разведку: обе Малгоси и Рысек, который был по горло сыт всякими пересказами и предпочел увидеть все своими глазами.
Говорят, что ни один добрый поступок не остается безнаказанным. Возможно, это правда, но мою Малгосю чуть удар не хватил: выйдя из ресторана, она попала ногой в решетку ливневой канализации и сломала каблук той самой зловредной туфли! Кажется, всю дорогу она потом шла босиком…
После похорон Рысек сказал мне:
— Столько у Алиции было друзей и знакомых, так ее все любили, сюда целые стада ездили, а в результате на похоронах была только ты.
Он был прав. К Алиции все рвались наперебой, приглашали ее к себе, как сумасшедшие: в Варшаву, в Краков, в Вену, в Кёльн, в Калифорнию… Но на похоронах их не было. Возможно, ни для кого Алиция не сделала столько, сколько для меня.
Малгося-французская сообщила, что Алиция завещала мне какой-то камень или что-то в этом роде, но я не обратила на это внимания, потому что не помнила, о каком камне идет речь.
Но потом вспомнила!
Когда я гостила у Алиции в Варшаве, мне на глаза попалась коробка не коробка, скорее большая шкатулка, между прочим, редкой красоты, из темного, почти черного дерева Изукрашена она была тонкой резьбой, а на крышке находился овальный оранжевый камень, то ли янтарь довоенной обработки, то ли вообще стекло.
— Ах, какая красота! — восхитилась я. — Алиция, может, ты мне ее продашь?
— Идиотка, — спокойно ответила Алиция. — Об этом и речи быть не может. Хотя… Получишь ее от меня в наследство.
— Ты что, мне шкатулку завещаешь?
— Если хочешь, могу отписать.
— Хочу! А если я умру первой?
— Я принесу ее тебе на могилу.
Предложение мне понравилось, но как-то этот случай почти стерся из моей памяти. Потом я увидела эту шкатулку много лет спустя еще раз, в Биркероде, и обрадовалась.
— О, знакомая вещица! Это та самая, из Варшавы?
— Ну да. Твое наследство.
Мы с Алицией рассмеялись, разговоры о наследстве казались шуткой, ведь тогда мы были на сорок лет моложе.
Надо же, тема шкатулки напрочь вылетела у меня из головы, но Алиция помнила! В последние минуты жизни она велела Малгосе-французской проследить, чтобы мне передали шкатулку, просила Малгосю поклясться, что ее распоряжение будет выполнено. Так и получилось.
Сразу по возвращении с похорон Алиции меня искусала мошкара в собственном саду.
А ведь дерматолог меня предупреждал, что еще одна встреча с мошкарой, и я просто-напросто помру. Я ведь должна была радоваться, что после нападения кровопийц в Познани осталась жива, но сколько можно испытывать на прочность собственный организм?
Никакой мошкары! А тут я влезла между клумбой и живой изгородью, чтобы вырвать сорняк, и заметила на себе крохотную черную точку. Мошкара, в отличие от комаров, невидима и неслышима, кусает она незаметно. Черная точка меня напугала, я стала себя осматривать и — о ужас! На мне сидели еще несколько, а вокруг кружился целый рой. Я наплевала на сорняки и удрала домой. Увы, слишком поздно. Мерзкий яд моментально начал действовать. Я чувствовала себя все хуже и хуже, просто совершенно разболелась, а я ненавижу болеть! Это отравляет жизнь!
Именно в таком состоянии (так записано у меня в ежедневнике) десятого июня меня чествовали в Лодзи. Я отправилась туда поездом. Конечно, путешествовать в таком состоянии было настоящей ошибкой, но иногда здравый смысл мне отказывает.
Я понятия не имела, где находится книжный магазин «Эмпик», где должно было проходить торжество, и опрометчиво позволила таксисту отвезти меня к старинной, прекрасно отреставрированной ткацкой фабрике. Вокруг простирались зеленые поля, никаким магазином не пахло. Мне объяснили, что «Эмпик» находится в километре отсюда.
Моя хворь имеет особенность — каждое физическое усилие конфликтует с дыханием. Оздоровительные марши, прогулки и променады — это именно то, что могло бы задушить меня насмерть. Я еле доковыляла до магазина, потому что ничего другого мне не оставалось, и сунула свою сумочку в руки перепуганному пану Тадеушу, которого крайне взволновал мой обессиленный вид.
