Паша приложил руку ко лбу:
— Смотрите-ка, там тризна какая-то идет, — сказал он. — Интересно, по кому — по тяпам-ляпам или по кипяченой братве?
На лестнице, ведущей к обелиску, стояла скамья из черного мрамора, а на ней, разложив газету с закуской, расставив походные рюмки, бутылки с пивом и шкалик водки, пировали какие-то люди. Они были так увлечены процессом, что даже не заметили посторонних.
— А! Наша доблестная пресса, — пожевав губами, произнес Савельев. — Всех лучших журналистов еще в кипяченые времена истребили, а кто похитрее — уехали за границу, как жертвы режима. Остались только такие вот халтурщики. Постоянные опечатки, безответственная работа с источниками, факты не перепроверяют, тяп-ляп, сдали — и пошли распивать.
— Должно быть, потому у них Тяпа и Ляпа — небесные покровители! — указывая на обелиск, предположил Паша.
— А так как фактов они не проверяют, то и не знают, что тут на самом деле кипяченые лежат, — добавил Бабст.
— Словом, это малоинтересные собеседники, — подытожил Савельев. — Тратить себя на них я не намерен. Пойду лучше в лес, к нашим. Сигнализируйте, как только что-то прояснится.
Директор архива ободряюще улыбнулся напоследок и, чуть ссутулившись, побрел обратно в лес.
— Журналисты — ребята ушлые. Они знаете почему сидят и распивают? Потому что все, что нам надо, уже разузнали. Сейчас мы у них аккуратненько все и выспросим, — объявил Паша.
Газетчиков было двое: мужчина неопределенного возраста с равнодушным испитым лицом, в линялых джинсах и джинсовой жилетке, надетой на голое тело, и стриженная ежиком дама с оттопыренными ушами, в которых болтались крошечные серебряные черепушки. На даме был черный сарафан размера на три больше, чем надо.
— Ну, за свободу слова! — объявил мужчина в джинсовой жилетке и выпил, занюхав маринованным помидорчиком. Дама за свободу почему-то пить не стала, но помидор съела.
— Как у вас тут все грамотно! — одобрил Живой. — По какому случаю банкет?
— Да вот, ждем, когда Михал Иваныч косорылых варану скормит, — лениво ответила дама. — Два часа уже толкутся там у ворот, ничего сделать не могут.
— А вам, значит, все равно, кто победит? И рабочих не жалко, и за родного мэра вы душой не болеете? Так зачем вы здесь сидите?
— А тебя не спросили! — неожиданно взвилась дама. — У нас свободная страна! Хотим и сидим!
— Обожди, Лизка, вечно ты на людей бросаешься, — умиротворяюще сказал мужчина в джинсовой жилетке и поглядел на Пашу. — Нам, дорогой, писать про это надо. Мы же, блин, свободная пресса. Дмитрий Мартынов, специальный корреспондент газеты «Газовое пламя», бывшее «Кипяченое время», бывшее «Комсомольское знамя», бывшее «Сталинское племя».
— Та самая газета? — вздрогнула Вера.
— Тотсамее некуда. А это вот — Лизавета Сенькина, редактор, корреспондент и вообще единственный сотрудник городского информационного портала «Вся правда». Женщина с выходом в Интернет!
— Да уж! Нашу правду не задушишь, не убьешь! — гордо ввернула та. — Пока, как в Китае, Интернет не запретят!
— Вау! — Паша изобразил восторг от встречи и быстро представил своих по именам.
— Давайте, присаживайтесь, — похлопала по скамейке женщина с выходом в Интернет. — Пока наши тюфяки операцию проведут, со скуки помрешь.
— Какая ж вы пресса, если вы тут выпиваете и не выясняете подробности? — удивилась Вера.
— Тю-ю, девушка! — ухмыльнулся Дмитрий. — Подробности нам по факсу из мэрии пришлют.
— Тогда почему вы не в редакции? — удивился Савицкий.
— А воздух свежий? Закусывать можно! Да и в редакции не выпьешь особо — к делу пристроят, — охотно пояснил специальный корреспондент. — А вы вообще кто?
— А мы — фармацевты из Санкт-Петербурга. Решили вместе в отпуск съездить. Сели на джип Алексеича, —
Паша кивнул в сторону Алексеича, — и едем себе. Хорошая у него машина. Заночевали в вашем «Парадизе», тачку возле Кабана припарковали и пошли смотреть красоты города.
— Ну все, кранты вашей тачке, — хлопнул себя по коленям Дмитрий. — Кабан, когда из «Парадиза» с утра уезжает, крушит все на своем пути. И живое, и неживое.
— У меня такая тачка, — обиделся за свое вымышленное имущество Савицкий, — что ни один кабан не рискнет задеть.
— Во как! — поднял вверх палец Паша. — Так что не переживайте. Короче, выспались мы, погуляли по городу, а завтра с утра двинем дальше. Что у вас тут рядом интересного есть?
— Да ничего у нас нет, чему тут быть?! — всплеснула руками Лизавета. — Ничтожество и убожество! Мы бы с удовольствием в Питер ваш рванули из этого болота.
— Так рваните! — предложила Вера.
— Да кому мы там нужны! Там блат нужен! А мы люди простые! Воровать не умеем! — перешла на визг женщина с выходом в Интернет.
Бабст хотел было вступиться за родной город, но Лизавета глотнула из бутылки теплого пива и внезапно сделалась милой и лиричной.
— Питер! Там же сейчас, наверное, белые ночи! — закатив глаза, почти пропела она.
— Еще какие белые! — поддакнул Живой. — Спать невозможно!
— По пивку, может? — предложил Дмитрий, вытаскивая из-под скамейки две непочатые бутылки. Лизавета Сенькина подвинулась и, дернув Пашу за руку, усадила его рядом с собой.
Бабст, глядя на это, растопырил руки, изображая бонсай, и подмигнул. Паша понял, вздрогнул и отодвинулся подальше от прелестницы. Отхлебнув пива, он продолжил расспросы:
— А что у вас тут за беда с гастарбайтерами? Чего они хотят? Зачем бунтуют?
— Да чего — денег хотят, как и все. Их же наш добрый мэр на работу взял, а держит впроголодь, — охотно поделился информацией Дмитрий. — Вот они и возражают аргументированно. Требуют человеческой зарплаты, страховку какую-то еще выдумали. А чтобы наши их услышали — взяли в заложники кипяченый зверинец. Всех зверей обещают перебить и сожрать. Даже змей и крокодилов. Стоза переживает сильно.
— Это дочка мэра?
— Ага, — кивнул Мартынов, поежившись.
— Стоза... А почему у нее такое странное имя? — спросила княжна.
— Ну, Михал Иваныч — большой патриот и оптимист. Поэтому когда семь лет назад у него родилась дочка, он назвал ее Стозабаррель, — объяснила Лизавета.
— Понятно...
— А как же у вас так все неорганизованно — стройку начали, а зверей не вывезли? — спросил Савицкий.
— А это уж у нас так всегда! — сказала Лизавета. — Это у нас такой стиль жизни!
— Там пока подготовка к строительству ведется, — пояснил специальный корреспондент. — А зоопарк Лиходумыч на другой конец города, поближе к своему особняку перенести решил. Был там парк культуры и отдыха, а будет тихая поляна с крокодилами. Хотя теперь уже не будет — гасты всех крокодилов схамают.
— Бедные зверюшки! Они-то в чем виноваты? Лучше бы они съели мэра! — не удержалась Вера.
— Так его и съешь, ага! — взвизгнула Лизавета. — Блатная морда!
— Послушайте, но неужели целая армия омоновцев и чиновников не в состоянии справиться с кучкой строителей? — удивился Савицкий.
— Во-первых, среди заложников оказался любимец мэра, — пояснила Лизавета. — А во-вторых, наши пузаны огласки боятся. А ну как журналисты из Москвы пронюхают? Или, еще хуже — правозащитники?
— Да уж, от москвичей этих никакого спасу! Мы их у нас в Питере тоже не любим! — проникновенно сказал Паша.
— Да прям-таки не любим! — вступился за москвичей Бабст.
— А ты молчи, москволюб! Давайте-ка, друзья, выпьем против Москвы.
— Я отказываюсь! — заявил Савицкий.
— Правильно, ты же за рулем. А вы не знаете, братцы, кто за ваш Мэроскреб башляет?
— Откуда ж нам знать? Нам об этом пресс-релизов не присылали, — обиженно сказала Лизавета.
— Мне тоже не присылали. Но мой аналитический ум подсказывает, что в этом замешана волосатая рука Москвы. Они у нас так половину Питера разрушили! Но мы не сидим на месте. Мы протестуем! Я сам лично три митинга организовал.
— Пашка, уймись, — тронул его за плечо Бабст.
— Не уймусь! Тебе всегда было наплевать на культурноисторический облик родного города!
Бабст тяжело задышал, но Савицкий подмигнул ему: пусть, мол, специалист по связям с общественностью работает с общественностью.
Живой вскочил на ноги:
— Не позволю москвичам захватить этот милый славный городок, в котором живут такие отличные ребята и делают такое превосходное пиво!
— Это не наше пиво, привозное, — сказала Лизавета. — Мы же ничего сами не можем! Ничего! Даже небоскреб нам из Москвы строят.
Дмитрий вдруг вздрогнул и посмотрел на нее выпученными глазами. Он как будто очнулся:
— Как это не можем? Все мы можем! А давайте бунтовать! Я щас ребятам в редакцию звякну, номер они сдали... наверное... Придут и поддержат! И пивка заодно принесут, а то кончается уже.
— Ну, прекрасно! Вы сидите здесь и ждите журналистов, а мы все-таки посмотрим, что там происходит, — решил Савицкий.