Казимир хотел подобрать Еву у аптеки, но увидел, как она звонит. Кому она могла звонить? Только другу. Казимир видел, как приехавший к ней мужчина выстрелил первым. Потом она в него. Потом стреляли долго и много. Он не любил боевиков, предпочитал мелодрамы. Но даже в скудном запасе фильмов, виденных им, имелись какие-то стандартные выходы из определенных ситуаций. Например, Казимир был уверен, что за машиной, в которую затащили Еву, должна была быть погоня. А ее не было. Приехавший на звонок друг должен был забрать себе Еву, Казимир тогда поехал бы спать. А тот стал стрелять в нее. Почему?
Казимир дождался врача, приехавшего к пятиэтажке на маленькой улице возле Ленинского проспекта, и поспал часок в машине.
Казимир стоял недалеко от отъезжавшей Евы в аэропорту. Он узнал, что ее увозят турки в портовый город. Он заснул мертвым сном в зале ожидания, чтобы не отключиться за рулем. У него украли карманные часы и сняли золотые запонки с рукавов.
Казимир добрался домой опустошенный и грустный, но постепенно, стоя у плиты и занимаясь едой, он вдруг понял, что жизнь подходит к концу. И вероятно, этой жизни чего-то недоставало, раз он вот так просто, как глупый мальчишка, кинулся в непривычную и опасную ситуацию, не объясняя себе ничего и ничего хорошего не ожидая.
Казимир внимательно рассмотрел себя в большом зеркале.
Потом он обзвонил несколько туристических фирм и заказал билет на самолет.
— Мне нужен билет до Стамбула на сегодня. — Федя смотрел на секретаря набычившись. Он так смотрел, когда понимал бессмысленность своих поступков, но ничего не мог поделать с непреодолимым желанием их совершать.
— Федя, — сказал секретарь, — я все видел, живя с тобой, но скажи, Федя, откуда этот романтизм?
Федя обдумывал непонятное слово.
— Я вот что подумал. Я богат? Богат. А могу я делать что хочу? Это вопрос. Хочу сделать самому себе приятное! Это романтизм?
— Да.
— Дурацкое слово. Тебе видней, ты у меня начитанный. Тогда вопрос. Хочешь попробовать этого моего романтизма или отдохнешь от меня пару дней?
— Федя, ты же не знаешь ни одного языка, куда ты без меня.
— Я тебе просто скажу. Телохранителя, как и секретаря, даже очень хорошего, в нужник и в постель с бабой с собой не возьмешь — стыдно и неудобно. Я сам себе уже пять раз сказал, что лечу по делу, а не получается. Что-то со мной не в порядке. Ты ее видел?
Секретарь стал листать папку, ища фотографию.
— Не надо! Не надо мне снимков, я хочу попробовать сам узнать ее. Бывает у тебя так, что видишь человека и страшно становится, что ты не с ним. Да я не про баб. Я вообще. Какая-то тяга, сразу понимаешь — это человек твой, твоя судьба.
— Много лет назад много человек одновременно увидели своего человека-судьбу. Потом они его убили на кресте.
— Никита, — сказал Федя задумчиво, — а вот скажи, старый я?
— Ты, Федя, с детства старый, наверное, с интерната. А Макс был всегда молодой. Он как-то не старел.
— Он был мне очень нужен. Всегда. С того самого момента, когда съел нашего учителя физкультуры. У меня не осталось даже его фотографии, он не любил фотографироваться.
— Ты тоже не фотографируешься.
— Верно. Я никак скоро помру, ну что за тоска такая! У меня вся душа растеклась лужей… Бери фотоаппарат.
Секретарь сделал несколько фотографий «поляроидом».
— И что, я там целый? Или меня только половина? — Федя зверем метался по дому. — Собирай вещи.
В международном аэропорту объявили посадку на рейс «Москва — Стамбул».
В салоне самолета приторно пахло дезинфекцией и освежителем воздуха. Федя вздохнул, усаживаясь. С ним ехали двое телохранителей. Секретарь настоял. Федя долго его убеждал, что у него просто отпуск на пару дней. Незачем ему секретарь в отпуске.
Салон самолета был полупустой. Простые русские граждане предпочитали дорогу подешевле, морем. Или чартерными рейсами. Но одна группа туристов все-таки была. Не очень шумная и не очень богатая. Федю тронули за плечо, он, сопя, оглянулся. Телохранитель, сидевший с ним рядом, встал и сунул руку в пиджак. Федя тронул его за локоть. Сидевший сзади возбужденный и потный мужчина в отличном костюме и совершенно идиотской рубашке на мексиканский манер показывал Феде бутылку коньяка и два пластмассовых стаканчика.
— Мужик, — сказал он, — дернем, а? Не нужен нам берег турецкий, а?
Федя вздохнул и покачал головой, закрыв глаза:
— Извини, я только водку.
— Какие проблемы? — Сидевший сзади, страшно довольный собой, покопался в сумке у ног и достал бутылку водки.
Охранник Феди категорично покачал головой. Федя пожал плечами и отвернулся. Охранник сел, убедившись, что пассажир затих.
Через минуту Федю опять тронули за плечо.
— Эй, ты псих или арестованный? Я, в смысле, тебя так везут. — Пассажир с опаской ткнул пальцем в охранника.
Охранник встал. Федя вздохнул. Надо было заказать отдельный самолет. Но для этого следовало чуть пораньше подсуетиться.
По проходу шла обалденная женщина. Большая, мягкая и очень вкусная. Пассажир сзади потерял к Феде всякий интерес, когда она попросила пропустить ее к иллюминатору.
Охранник Феди занервничал и вышел в проход. Он дождался, когда уберут трап, осмотрел свободные сиденья впереди, заглянул под них. Федя вздохнул и пересел. Красотка как раз с удовольствием рассказывала любителю выпить, в каком агентстве моделей она работает и как страшно устала.
Федя устроился поудобней и только хотел привалиться головой и задремать, как почувствовал быстрый и внимательный взгляд. Через проход сидел старик и делал вид, что Федя ему совсем не интересен.
Федя уставился перед собой, соображая. Через пару минут он вспомнил старика и удивился. Повернул голову и посмотрел на старика в упор.
Старик взгляда не отвел, но и не выразил желания поздороваться.
«Может, он и не помнит всех, кого кормит… — Федя откинул голову и закрыл глаза. — Всю жизнь жарить, варить. Это же просто кошмар. Но эта рыба с вишнями у него — объеденье. Самому, что ли, подойти… позже…»
Идиотский смех фотомодели отозвался у него в голове пронзительным колокольчиком. Оглянулся старик. Он быстро и резко отвернулся, но Далила успела его заметить.
Самолет взлетел.
В южном мокром и ветреном городке у Евы поднялась температура. Ее сопровождающие, посовещавшись, решили планов не менять. Еву легко взял на руки высокий и худой турок, она открыла глаза. Небо то уменьшалось до размера воздушного шарика, то взлетало серым полотном, трепеща и хлопая. Потом небо превратилось в парус — это парус хлопал на ветру. Запахло морем и мазутом. Еву укутали в дорогую меховую шубу, но ее все равно трясло. Худой турок спускался вниз по ступенькам осторожно. В трюме пахло вкусной едой и духами. Еву положили на койку, она захватила рубашку в кулак у худого турка. Он молча, не удивившись, стал осторожно отдирать ее пальцы.
— Еще один укол, — прошептала она в близкое темное лицо с пористой кожей, — я сама себя убью!
Турок неуверенно улыбался, отдирая ее руку.
— А больше и не потребуется, сейчас отплываем, Наташка! — Веселый и молодой женский голос удивил Еву. Она быстро повернула на него голову:
— Я не Наташка.
— Мы тут все Наташки, так что — с отплытием тебя.
В трюме, кроме нее, были еще четыре девушки. Ухоженная и очень худая брюнетка с капризным, опущенным уголками ртом и огромными светло-серыми глазами. Веселая с пышными формами хохлушечка, это она приветствовала Еву. Еще две девушки сидели, прижавшись друг к другу и настороженно следя за происходящим раскосыми глазами на круглых скуластых лицах.
— Чукчи! — весело сообщила хохлушка, заметив интерес Евы. — Умереть — не встать! Через всю страну везут двух чукчей, ты только представь себе турка, которому они понадобились?!
Худая брюнетка брезгливо дернула плечиком и закурила длинную тонкую сигарету.
Ева пробежала языком по воспаленным губам.
— Проблемная? — спросила вдруг брюнетка низким красивым голосом. Ева смотрела не понимая.
— Ну, тебя притащили на руках, орешь, грозишься и боишься уколов.
— А вы что, сами сюда пришли?
— Мы с Маринкой — да. — Она кивнула на хохлушку. — Решили подзаработать, надоело по кабакам выступать. А этих первобытных, похоже, силой привезли. Но на руках не несли. Ты откуда?
— Я? Из Москвы.
— Работать едешь? — Маринка подошла поближе и села возле койки Евы. На виске у нее была татуировка — маленькая рыбка. Вдоль рыбки пульсировала тонкая синяя жилка.
— Я сейчас потеряю сознание, — предупредила Ева, закрывая глаза.
— Счастливая, — заметила флегматично брюнетка с сигаретой. — На халяву ширяется.
— Может, позвать кого? — неуверенно спросила Маринка.
— Ага. Дяденьку добренького позови. Он поможет.
Ночью Маринка не выдержала, прислушалась к Еве и испугалась смерти.
