Дьякон Джонсон сел в лимузин и нахмурился.
– Куда? – спросил шофер.
– Вы знаете город?
– Родился и вырос здесь, – сказал шофер.
– Хорошо. Найдите мне каких-нибудь бродяг.
Самолюбие Чарли Уиба пострадает. Он ведь специально предупредил, чтобы не было людей с улицы: это слишком рискованно. Он должен был поддерживать стандарты высокомерия и дендизма, но у дьякона Джонсона не было времени. До исцеления оставалось несколько часов.
Шофер лимузина отвез его на бесхозную часть пляжа форта Лодердейл, известную, как «Полоска». У всех бродяг, которых они там встретили, были выцветшие от солнца волосы и слишком здоровый загар.
– Выглядят чересчур здоровыми, – решил дьякон Джонсон.
– Есть кухня, где кормят бесплатным супом на Бульваре Восхода, – сказал шофер.
– Попробуем.
Дьякон Джонсон убедился, что шофер был прав в отношении кухни: от стены до стены пьяные, одутловатые, беззубые, с жирными волосами бродяги, самые заскорузлые из закорузлых. Некоторые были так истощены, что им не помог бы никакой грим: придать им презентабельный вид для предстоящего шоу было бы невозможно. Хуже всего было то, что большинство из них страдало от похмелья, и это мешало им понять предложение дьякона Джонсона во всех деталях. То, что касалось вопроса о деньгах, они понимали достаточно хорошо, что же касалось необходимости одеться и отрепетировать свое выступление, тут была полная расплывчатость.
– Это же телевидение, поймите, ради Бога, – умолял их дьякон Джонсон.
Они только улыбались и почесывались.
Отчаявшись, дьякон Джонсон выбрал тощего бродягу по имени Клу, сидевшего в кресле на колесиках. Шофер посадил Клу на заднее сиденье лимузина и, сложив его кресло на колесах, спрятал его в багажник.
По мере продвижения к Озерам у дьякона Джонсона стали возникать сомнения:
– Ты уверен, что сможешь подняться?
– А то!
– По команде.
– А то!
На лице Клу появилась шкодливая улыбка, вызвавшая удивление дьякона Джонсона.
– А что с твоими ногами? – спросил он.
– Ни черта, – ответил Клу.
– Тогда почему ты в кресле на колесах?
– Обменялся, – сказал Клу. – Заполучил его за три жестянки пива и шерстяной носок. Думаю это выгодная сделка.
– Действительно, – сказал дьякон Джонсон. – И как давно это было?
– В девятьсот восемьдесят первом, – ответил Клу, все еще самодовольно ухмыляясь.
– И с тех пор ты в кресле?
– Все время, – сказал Клу. – Нет нужды вставать.
Дьякон Джонсон подался вперед и сказал шоферу, чтобы тот остановил машину:
– Вылезай, – сказал он Клу.
– Зачем?
– Проверим, – ответил дьякон Джонсон. – Вылезай и обойди вокруг машины.
Когда шофер открыл дверцу, Клу вывалился на мостовую лицом вниз.
Шофер потянулся, чтобы помочь ему подняться, но дьякон Джонсон погрозил ему пальцем.
Он сказал:
– Можешь подняться, сынок?
Клу пытался изо всех сил, пока не раскраснелся, но его тощие ноги не работали.
– Ничего не понимаю, – хныкал он.
– Как я и предполагал, – сказал дьякон Джонсон жестко. На земле Клу продолжал кряхтеть и извиваться.
– Дайте мне минуту, – умолял он.
– Отдай ему его проклятое кресло, – рявкнул дьякон Джонсон на водителя, – и поехали.
Когда он уже убедился, что грандиозное телеисцеление придется отложить или свести его масштабы до исцеления овцы или кошки, дьякон Джонсон заметил слепого.
Человек был один, сидел на автобусной остановке, опираясь на спинку скамьи при самом въезде на Озера Ланкеров под огромным щитом из кедрового дерева с названием места, как раз под второй буквой «а». То, что он оказался сидящим здесь в столь решающий момент, казалось божественным чудом, если не считать того, что дьякон Джонсон не верил в чудеса. Это можно было назвать простым старым добрым словом «везение». Он велел водителю лимузина остановиться.
У слепого не было ни собаки-поводыря, ни белой палки. Поэтому дьякон Джонсон предположил, что они смогут договориться.
Он подошел к нему и поздоровался. Человек не двинулся с места, просто продолжал смотреть прямо перед собой. Дьякон Джонсон не мог видеть ничего, кроме собственного опрятного отражения в его темных очках.
– Могу я спросить, – обратился к нему дьякон Джонсон, – вы слепой?
– Думаю, да, – ответил человек.
– Могу ли я спросить, насколько вы слепы?
– Зависит от того, что вы имеете в виду.
– Вы можете видеть надпись на этом щите? – дьякон Джонсон указал на большую рекламу «Тойоты» в четверти мили на дороге.
Человек сказал:
– Не очень.
Дьякон Джонсон вытянул ладонь перед его лицом:
– А это видите?
Человек кивнул в знак согласия.
– Очень хорошо.
«Слава Богу», – подумал дьякон Джонсон.
Для тренировки полуслепой подходил отлично. Что касалось премии за актерское мастерство, то человек соответствовал требованиям: он был достаточно болен, но не выглядел таким болезненным, как некоторые бродяги в ночлежке.
Дьякон Джонсон представился и сказал:
– Вы слышали о Спортивной Христианской Телесети?
– Да, – ответил слепой.
– Тогда вы должны были слышать и о преподобном Чарльзе Уибе и о том, как он исцеляет людей. Это показывают по национальной программе телевидения.
– Я не смотрю телевизор.
– Да, я понимаю, но, по крайней мере, вы слышали о преподобном Чарльзе Уибе, как он исцеляет людей, и это показывают по национальному телевидению. Причина, почему я об этом спрашиваю, в том, что сегодня у него как раз сеанс исцеления. И именно здесь.
– Исцеление.
– Это показывают по спутниковому телевидению, в прямом эфире, – сказал дьякон Джонсон. – Вас это не заинтересует?
Человек поиграл своей бородой.
– За пятьсот долларов, – сказал дьякон Джонсон.
– И я буду исцелен?
– Позвольте вам сказать, что у преподобного Уиба получаются блестящие результаты. Конечно, с Божьей помощью.
Дьякон Джонсон покружил вокруг слепого и проверил, как он будет выглядеть перед камерой.
– Думаю, Бог желает, чтобы мы вас побрили, – сказал он. И, возможно, подстригли вам волосы. Эта коса будет отвлекать внимание.
Слепой поднял средний палец перед носом дьякона Джонсона.
– Вы это видите? – спросил он.
Дьякон Джонсон слабо хихикнул:
– Я вас недооценил, сэр. Давайте остановимся на тысяче долларов.
– За тысячу долларов я приму душ, – сказал слепой. – И это все.
Когда он поднялся, то дьякону Джонсону показалось, что он завис над ним, как гора. Он натянул на голову цветастую пластиковую шапочку и пригладил ее на голове. Потом своими толстыми заскорузлыми пальцами ухватил дьякона Джонсона за локоть и сказал:
– Показывайте дорогу.
В тот момент, когда другие лодки окунеловов с ревом сорвались с места, Эл Гарсия почувствовал, что он и Джим Тайл неминуемо утонут, что волны затянут в глубину деревянный «скиф» и он будет плавать вверх дном, а они оба окажутся пойманными, как в западню. Но этого не случилось. «Скиф» оказался не только устойчивым, но и сухим. Однако он двигался чудовищно медленно – даже медленнее, чем мог бы, из-за того, что его тяжесть увеличивалась за счет контейнера, наполненного пресной водой озера Джесап, предназначенной специально для Квинни. Это усугубляло и без того значительный вес двоих мужчин, обрудования, баллона с горючим, коробок с ленчем, якоря, наживки (нескольких фунтов мороженого золотистого леща из округа Харни, любимого лакомства Квинни) – всего этого было слишком много для старого усталого маленького мотора Меркьюри в шесть лошадиных сил.
Гарсия направился прямо по каналу, держа курс на Озеро номер семь. Одной рукой он управлял рулем. Другой держал удочку с наживкой, которая издавала неприятные резкие звуки, притягательные для рыбы.
– Похоже на то, как трубит слон, – сказал Гарсия бойкому, но не внушающему симпатий коммивояжеру, всучившему ему эту приманку у причала.
Это была долгая и медленная поездка, и ритмическое гудение подвесного мотора в конце концов начало убаюкивать. Гарсия почти дремал, когда что-то задергалось у него под руками: он открыл глаза и увидел, что кончик его удочки дрожит и ныряет. Вспомнив, чему его учил Скинк, он дважды дернул кверху, и ответом ему было упрямое натяжение на конце лески. Без особого усилия полицейский стал сматывать удочку и на ней оказалась маленькая черная рыбка не более чем в двадцать дюймов длиной. Джим Тайл сказал:
– Я думаю, это окунек-младенец.
– Будь я проклят, – ответил Эл Гарсия. – Брось его в контейнер.
– Зачем?
– Чтобы мы могли показать губернатору, что честно потрудились.
– Она ужасно маленькая, – заметил Джим Тайл, выпуская окуня в контейнер.
– Рыба есть рыба, – ответил полицейский. – Пошли, Джимбо, давай входить в настроение этого проклятого турнира.
После этого мотор заглох, он дважды кашлянул, поплевался синим дымом и замер. Эл Гарсия снял обтекатель с мотора и бесплодно возился с ним минут десять. Потом поменялся местами с Джимом и тот тоже попробовал починить мотор.
