— Какие справки? — напрягся Толик.
— На жилплощадь! — проронил Алексеев и, не прощаясь, покинул квартиру.
Задержавшись на несколько мгновений у двери, Петруха удовлетворенно кивнул и поспешил к Марии Даниловне.
Теперь им предстоял завершающий этап операции…
Мария Даниловна полулежала в кресле и смотрела телевизор. Поморщившись, Петруха убавил громкость и вопросительно взглянул на гостью.
— Что… уже пора? — испуганно спросила та.
— Промедление смерти подобно! — напомнил хозяин. — А что, вы передумали?
— Да нет! Ни в коем случае! Просто я тут так согрелась… Разомлела…
— Ну знаете! Сами все затеяли, а теперь что же, отменять? Я ходил, кривлялся перед Анатолием, как идиот…
— Да, кстати! Как сходили?
— Нормально, — буркнул опер. — Вначале запугивал его…
— Зачем? Вдруг он даст деру?
— Может, — задумчиво согласился Алексеев. — Мне и самому кажется, что я несколько перегнул палку… Но это вначале! Потом мы помирились, я его успокоил!
— Тогда хорошо, — кивнула Сухова.
— А как вы тут? Все тихо, спокойно? — в свою очередь спросил хозяин.
— Да… — как-то неуверенно сказала Мария Даниловна.
— Да — «да» или да — «нет»? — заметил ее колебания Петруха.
— Да — «не знаю», — призналась гостья.
— В каком смысле?
— Ну… было несколько звонков по телефону… Мне так надоел ваш автоответчик!
— И? — поднял одну бровь Петруха.
— И я сняла трубку… только раз! Ничего, а? — с надеждой спросила пенсионерка Сухова.
— Совсем ничего! — хмыкнул Алексеев. — Допустим, звонила бы моя будущая теща… А тут вы своим томным голосом: «Хэллоу»… Что она должна подумать?
— Какой ужас! — тихо произнесла гостья. — Нет! Вам повезло! Она не звонила!
— Кто же тогда?
— Не знаю. Не то шутники какие-то, не то социологический опрос… Я не совсем поняла…
— Поконкретнее, пожалуйста!
— Ну… В общем, позвонили, завели разговор насчет выборов…
— Ага! Тут-то вы и сели на своего любимого конька! — улыбнулся Алексеев. — Про Любителей пива рассказали?
— Было дело… — тихо призналась пенсионерка Сухова.
— Вот так-то и рождаются слухи о пьянстве работников правоохранительных органов! — засмеялся опер.
— Слухи? — ехидно переспросила Мария Даниловна.
— Ну, короче! Что дальше?
— А дальше человек на другом конце провода вдруг заявляет: имейте, мол, в виду, что девятнадцатого декабря мы всех вас к стенке поставим!
— Девятнадцатого? — наморщил лоб Алексеев. — Почему — девятнадцатого? Выборы же семнадцатого?
— Ну-ну, — усмехнулась собеседница. — Вот и я что-то в этом роде сказала. А там вдруг раздается зычный гогот… Отсмеявшись, человек сообщает, что все это — не более чем тест на стереотип мышления! Оказывается, практически все люди тотчас же удивляются, почему именно «девятнадцатого»! И ни один не спросит: «Почему, за что — к стенке?»! Представляете? Вот до чего нас довели!
— Не знаю, до чего они — нас, а вот вы меня сейчас точно доведете! — сердито сообщил Петруха. — Переходим к делу. Ладан я купил, свечки… — Он потянулся к шкафу, вынул несколько толстых восковых свечей и бережно завернул их в бумагу.
— Разве это все?
— Нет, сейчас! — Хозяин быстро сновал по комнате, упаковывая сумку. — Телевизор выключите, — напомнил он гостье, продолжающей праздно сидеть в кресле.
— Ну, теперь все! — довольно вздохнул он, застегнув сумку.
Раздался телефонный звонок. Мария Даниловна дернулась было к аппарату, но хозяин сердито остановил ее:
— Мало вам?
— Нет, нет, Петруша, что вы! Я больше не буду…
— Сейчас автоответчик подключится, а нас уже все равно, считайте, что и нет! — сказал Алексеев.
Он помог гостье надеть пальто, откусил большой кусок от буханки хлеба и задумчиво произнес:
— Уж полночь близится… Хотим мы того или нет…
— Пора! — решительно кивнула Сухова.
— Господи, благослови! — перекрестился Алексеев, и заговорщики отправились на задание…
— Вы не устали? Может быть, я хоть дипломат понесу? — с трудом поспевая за быстро шагающим опером, предложила пенсионерка Сухова.
— «Хоть!» — хмыкнул тот. — Да я вам и сумку, в которой ничего особенного нет, и ту не поручу!
Мария Даниловна обиженно засопела.
— Да нет, поймите меня правильно! — пошел на попятную Алексеев. — Просто мне не тяжело, а вам зачем перетруждаться?
— Логично, — ответила Сухова, оставшись при своей обиде.
Они подошли к подъезду. Петруха бросил взгляд на окна последнего этажа. В квартире было темно.
— А вдруг никого нет? Вдруг он ушел? — обеспокоенно спросила Мария Даниловна.
— Ручаться на сто процентов не могу, — сказал опер, — но попробовать все же стоит. Да и на этаже мы сможем кое-что узнать…
— Что же?
— Всему свое время! — назидательно прошептал Петруха.
Молча они поднялись по окутанной тишиной лестнице, наполненной неприятными затхлыми запахами.
— Кажется, пришли! — тихо сказал Петруха.
Мария Даниловна в недоумении уставилась на дверь нужной им квартиры. На ней висела криво прикрепленная полоска бумаги с лиловым, размытым по краям штампом.
— Что это? — изумленно спросила она.
— Это? — спокойно ответил Алексеев и, наклонившись, внимательно рассмотрел бумажку. — Все в порядке. Он дома и один!
— Откуда вы знаете? — не поверила Сухова.
— Ну как же! Уходя, я налепил вот это, — небрежным движением Петруха отодрал полоску. — Так, на всякий случай. Если бы она оказалась порванной, это могло бы означать, что Толик ушел совсем; ушел и вернулся; появился, наконец, сосед; пришел кто-то из гостей… Да мало ли что! Но я рискнул — зато теперь мы наверняка знаем, что квартиру он не покидал!
— А если через окно, по трубе? — предположила Сухова.
— Скорее в трубу. На помеле, — пробурчал опер. Он достал из кармана бумажные полоски с печатями, на этот раз две, смазал их клеем и аккуратно прилепил так, что частично они держались на двери, а частично болтались у косяка.
Тихо проникнув в квартиру, заговорщики притворили за собой дверь. Снаружи создалась иллюзия, что помещение опечатано милицией…
Было темно.
— Начинаем? — еле слышно произнес Алексеев.
— Да… — кивнула Мария Даниловна, успевшая подготовиться во время Петрухиных манипуляций с бумажками.
— Сейчас… — прошептал опер. Он открыл сумку и быстро достал все необходимое…
После ухода оперуполномоченного Анатолий не находил себе места. Первой его мыслью было бежать — куда угодно, подальше и надолго, ибо он не сомневался, что преступления раскрыты. Поспешно собирая вещи, Толик наткнулся на приготовленную к подаче в жилищный отдел пачку документов и остановился в раздумье. Бросать начатое дело не стоило.
«Нет… Быть не может, что они догадались… Да хоть и догадались — улик-то нет! — успокаивал он себя. — А на нет, как известно, и суда нет… Раскис, как баба! Подумаешь, пришел мент, сорвал на мне свою злость… Спокойно ушел… Точно! Ничего у них нет на меня и быть не может!»
Он пресек свои терзания, принял для пущей храбрости все, что оставалось дома из спиртного, и опустился на диван.
Тот показался ему жестковатым, и Анатолий подстелил одеяло, собравшись посмотреть выпуск петербургских новостей… Но он никак не мог себя заставить приподняться, чтобы включить телевизор. От батареи тянуло теплом… Одна за другой накатывались на него волны дремоты, с которой уже не было сил бороться… Толик крепко уснул.
Странный, навязчивый и тревожный сон внезапно нарушил его бессознательное состояние. Женский голос взывал к нему, негромко но явственно: «Анатолий… Анатолий… Анатолий…»
Он перевернулся на другой бок, но зов не прекратился.
Анатолий встрепенулся, встал и напряженно замер, пытаясь что-то разглядеть в темноте. Какой-то необычный запах — резкий и приятный — наполнял помещение… Медленно открылась дверь, и пламя свечи в руках какой-то бесформенной фигуры неумолимо приближалось к испуганному хозяину…
Толик отшатнулся и бросил взгляд в окно. Ему показалось, будто кто-то смотрит оттуда, с улицы, с высоты пятого этажа… Мороз пробежал у него по коже.
Спокойный тихий голос настойчиво повторял:
— Анатолий… Анатолий… Анатолий… Что ты наделал?
Сон оставил его. Прямо перед ним, на расстоянии нескольких метров, замерла белая фигура с отставленной в сторону рукой, в которой ярко горела толстая свеча… Тени играли на стенах и потолке…
— Зачем ты убил меня? — чуть возвысив голос, произнесла таинственная гостья. — Анатолий, как это неинтеллигентно! — прозвучали язвительные интонации, и мужчина узнал голос Клавдии Федоровны.
— Я не убивал! — попытался возразить он, леденея от ужаса. — Это ошибка! Я вошел, а она… то есть вы уже лежали…
