Посвящается моей жене, потому что
это ее любимая книга.
Повезло ли мне?
Иначе, чем другие дети,
Я чувствовал и все на свете,
Хотя совсем еще был мал,
По-своему воспринимал.
Эдгар Аллан По. Один (Перевод Р. Дубровкина)
Я убил демона. Уж не знаю, был ли он действительно демоном, я не особо религиозен, но я уверен, что мой сосед — это монстр с клыками, когтями и всем, что полагается демонам. Он мог изменять свой облик, убил множество людей, а если бы знал, что мне известно, кто он такой, убил бы наверняка и меня. За неимением подходящего слова я назвал его демоном, а поскольку не нашлось никого, кто бы его прикончил, пришлось это сделать мне. Думаю, я поступил правильно. По крайней мере, убийства прекратились.
Точнее, прекратились на время.
Дело в том, что я тоже монстр. Нет, не сверхъестественный демон, просто трудный ребенок. Я всю жизнь пытался держать взаперти темную сторону моей натуры, чтобы она никому не причинила вреда, но потом возник этот демон, и я бы ничего не смог сделать, если бы не выпустил ее на свободу. А теперь не знаю, как посадить ее обратно под замок.
Мистер Монстр — так я называю свою темную сторону: это ей снятся окровавленные ножи, это она воображает, как бы вы смотрелись, насади вашу голову на кол. У меня нет раздвоения личности, я не слышу голосов, просто я… Трудно объяснить. Я думаю обо всяких ужасах, и мне хочется воплощать их в жизнь, и легче договориться с моей темной стороной, делая вид, что это не я, а кто-то другой. Что не Джон хочет нарезать маму тонкими ломтиками, а мистер Монстр. Вы поняли? Хорошо, я почувствовал себя лучше.
Но есть проблема: мистер Монстр голоден. Серийные убийцы часто говорят о потребности, неодолимом желании, которое поначалу могут контролировать, но оно все усиливается, пока не захватывает их целиком. Тогда они срываются и идут убивать. Прежде я не понимал, как это, а теперь мне, кажется, стало ясно. В глубине душе я испытываю эту потребность, она такая же настойчивая и неизбежная, как физиологическая необходимость есть, охотиться или совокупляться.
Один раз я уже убил. Вопрос времени, когда я убью еще раз.
Перевалило за час ночи, а я все смотрел на кота.
Думаю, кот был белым, но в темноте я мог ошибиться. Лунный свет едва просачивался сквозь разбитые окна, старя комнату и превращая ее в сцену из черно-белого фильма. Серыми казались шлакобетонные стены, помятые бочки, штабеля досок и полупустые банки с краской. А в центре сидел серый кот, не желавший никуда уходить.
В руках я вертел пластиковую бутыль, слушая, как внутри ее плещется бензин. В кармане у меня лежала книжечка спичек, у ног — груда пропитанных маслом тряпок. Вокруг хватило бы дерева и разных химикатов, чтобы запалить впечатляющий костер, и мне отчаянно хотелось разжечь его, но так, чтобы не навредить коту. Я даже спугнуть его боялся, потому что мог потерять контроль над собой.
Поэтому я просто ждал, глядя на кота.
Стоял конец апреля, весна побеждала, округ Клейтон превратился из мрачного и замерзшего в радостный и зеленый. Немалую роль сыграло и то, что нас наконец-то оставил в покое Клейтонский убийца. Вакханалия жестоких убийств продолжалась почти пять месяцев и закончилась совершенно неожиданно. С конца января никто не слышал о маньяке. Городок жался в страхе еще пару месяцев, каждый вечер жители крепко запирали двери и окна, а по утрам боялись включать телевизор, чтобы не увидеть в новостях еще одно растерзанное тело. Но все было тихо, и мы постепенно уверовали, что ужас кончился и новых трупов ждать неоткуда. Появилось солнце, сошел снег, люди снова начали улыбаться. Мы выдержали бурю. Клейтон уже почти месяц окутывала атмосфера робкого счастья.
Только я один не беспокоился абсолютно: уж я-то знал наверняка, что Клейтонского убийцы больше нет, — он исчез в январе. Я убил его.
Кот шевельнулся: перестал обращать внимание на меня и принялся вылизывать лапу. Я стоял неподвижно, надеясь, что он забудет обо мне и уйдет по делам, охотиться например. Коты считаются ночными охотниками, надо же и этому моему котяре время от времени добывать пищу. Я вытащил из кармана часы — дешевые пластмассовые часы без ремешка — и проверил время: 1:05. Все бесполезно.
Этот склад соорудила строительная компания много лет назад, вскоре после большой лесопилки, — тогда люди думали, что Клейтон ждет хорошее будущее. Ожидания не оправдались, и если лесопилка еще продолжала работать, то строительная компания вовремя бросила невыгодное дело и убралась восвояси. За прошедшие годы не я один пользовался этим заброшенным зданием: стены здесь испещряли граффити, внутри и снаружи валялись пивные банки и всевозможные обертки. Я даже нашел матрас за деревянными поддонами, — видимо, какой-то бродяга здесь устроил себе пристанище. Не прикончил ли беднягу Клейтонский убийца, прежде чем я его остановил? В любом случае матрас заплесневел — на нем давно не спали, и я решил, что за зиму здесь никого не было. Когда мне представится шанс, я положу этот матрас в самое сердце костра.
Но сегодня я ничего не мог сделать. Я следовал правилам, а правила строго требовали, чтобы я не причинял вред животным. Этот кот уже в четвертый раз не давал мне спалить склад. Наверное, стоило поблагодарить его, но… мне действительно нужно было что-нибудь сжечь. Вот однажды я поймаю кота и… Нет, я не стану его мучить. Я больше никогда никому не причиню вреда.
«Дыши глубже».
Я поставил бутылку с бензином. Не было времени дожидаться кота, но я мог сжечь что-нибудь поскромнее, чем склад. Я вытащил наружу деревянный поддон и вернулся за бензином. Кот никуда не ушел, теперь он сидел в неровном квадрате лунного света, наблюдая за мной.
— На днях, — сказал я, повернулся и вышел.
Побрызгав бензином на поддон — немного, чтобы только схватилось, — я отнес бутылку к велосипеду, подальше от будущего костра. Безопасность прежде всего. Светили звезды, по сторонам маячил лес, хотя само здание стояло на поляне среди гравия и пожухлой травы. За деревьями шумела федеральная трасса, там ехали припозднившиеся дальнобойщики и редкие полусонные легковушки.
Я встал на колени перед поддоном, чувствуя в воздухе запах бензина, и вытащил спички. Я не стал ломать щепки и сооружать настоящий костер, просто чиркнул спичкой и бросил на пропитанные бензином доски, которые сразу же вспыхнули желтоватым огнем. Пламя неторопливо поглотило бензин и принялось за дерево. Я внимательно наблюдал за огнем, слушал тихие щелчки и треск, раздававшийся, если пламя находило сгустки смолы. Когда огонь надежно вцепился в дерево, я подхватил поддон сбоку и поставил вертикально, чтобы огонь лучше распространялся, потом перевернул — пусть горит целиком. Огонь двигался как живой, пробуя дерево тонким желтым пальцем, сперва надкусывая, а потом жадно захватывая и пожирая.
Костер занялся хорошо, лучше, чем я ожидал. Но все равно нужно было его подбодрить.
Я притащил со склада второй поддон и бросил поверх. Теперь пламя полыхало вовсю, ревело и трещало, с явным удовольствием перепрыгивая на новые участки. Я улыбался, глядя на него, как гордый хозяин на породистую собаку. Огонь был моим любимым питомцем, моим товарищем и единственным облегчением. Когда мистер Монстр требовал, чтобы я нарушил правила и причинил кому-нибудь вред, я всегда мог утихомирить его добрым пожаром. Я смотрел, как пламя охватывает поддон, слушал глухое рычание, когда оно засасывало кислород, и улыбался. Огню хотелось больше дерева, и я сходил за двумя новыми поддонами. Еще немного не повредит.
— Пожалуйста, не мучай меня.
Мне понравилось, как она это сказала. Почему-то я все время ждал, что она спросит: «Ты собираешься меня мучить?» — но она была слишком умна. Я привязал ее к стене в подвале, а теперь взял нож. Конечно, я собирался ее мучить. Брук не задавала глупых вопросов, и в том числе поэтому так нравилась мне.
— Пожалуйста, Джон, прошу: не мучай меня.
Я мог бы слушать такие мольбы часами. Меня радовало, как убедительно они звучат: она целиком находилась в моей власти и знала это. Она знала: чего бы она ни захотела, я один способен дать это ей. Кроме меня с ножом в руке, здесь никого не было, весь ее мир ограничивался мной: все ее надежды, все страхи — все зависело только от меня.
Я едва заметно повел ножом и ощутил приток адреналина, когда ее взгляд метнулся вслед за моим движением: сначала влево, потом вправо, вверх, вниз. Мы исполняли особый чувственный танец, заставлявший нас думать и действовать идеально слаженно.
Я испытывал такое прежде, размахивая на кухне ножом перед матерью, но уже тогда понимал, что в этой роли мне нужна только Брук. Именно с ней хотел я установить подобный контакт.