Силюсь открыть рот, чтобы сказать это, но не шевелюсь. Лишь мысленно говорю, что ненавижу его. Рэн будто чувствует это, и тогда кладет свою руку на мое плечо, отчего мне хочется вздрогнуть и мгновенно сбросить ее. Я возмущена так сильно, что казалось лишь это должно было меня вернуть к жизни, но я также неподвижна. А потом чувствую на своем лице что-то, от чего мои нервные окончания раскалились, сосредотачиваясь вокруг этого. Когда я поняла, что это слезинка Рэна, того самого парня, который сделал это со мной я была поражена настолько, что вновь должна была вернуться в сознание.
Почему он плачет? Это не может быть он. Не из-за меня и не тогда, когда я в таком состоянии, в которое он загнал меня сам. Я в ловушке в своем теле, не могу ни выбраться, ни попросить о помощи.
Рэн наклоняется ко мне. Я чувствую, что давление его руки на моем плече усиливается, слышу скрип его кожаной куртки где-то у моего левого уха. Тут же представляю его в той кожаной куртке, в которой я видела его не так уж и часто.
Рэн убирает мои волосы с лица и целует в лоб. Слышу его судорожный вздох, который прежде никогда не слышала, а потом все погружается в тишину.
Все вокруг меня умерло, или, возможно, это я поглотила жизнь всего вокруг, потому что я сама стала ощущать то, чего не ощущала давно − стала чувствовать импульсы, и эти импульсы были яркими и горячими. Стрелы нервных окончаний способны были разрушить корочку невесомого крепкого льда, сковавшего тело. Они били сильнее; так сильно, что я почувствовала на глазах слезы, почувствовала, что волны боли накатывают и тянут вниз, в пропасть.
Ощущения смешиваются во мне словно краски, и я чувствую тяжесть темноты, потому что по-прежнему не могу открыть глаза. Темнота давит на меня, давит на глазницы, заставляя вжиматься в подушку. Темнота блокирует меня. Она выливается из неизвестности, щупальцами вытаскивая из меня что-то, что я могла бы назвать моей душой. Щупальца следуют внутри моего тела, выискивая признаки жизни, и ликуют, видя, как я пытаюсь разрушить лед пустоты. Щупальца темноты готовы мне помочь, сбросить оковы, но я уже не соображаю − это происходит в действительности или лишь в моей голове? Я не могу понять реальность ли это.
Я устала бороться с темнотой и с щупальцами, и внутренне обмякла, чувствуя, что проваливаюсь в очередной сон, в котором опять будет Рэн Экейн. Он был везде − в каждом моем сне. Я хочу уснуть. Какая-то тяжесть тянет меня назад, усталость берет надо мной верх.
И я готова поддаться ей.
Я уже могу прокрасться вглубь сознания и выбрать самый невероятный, самый любимый, но и самый мне ненавистный сон. Но прежде чем это случится я должна что-то сделать. Я должна убедить саму себя в том, что все действительно происходит на самом деле. Мое желание настолько велико, что сжигает последние искры энергии, однако теперь я ощущаю под собой простыню. Мои губы приоткрываются. Они не сухие. И моя кожа не сухая, теперь я ощущаю это. Мое тело чистое и ухоженное.
Еще несколько секунд.
Я просто…должна проверить.
Я смогла пошевелить пальцем левой руки и поняла, что это действительно происходит – я вернулась. Теперь, когда у меня получилось, я должна удостовериться…
Моя рука с трудом стала двигаться, высвободившись из клетки, в которую меня заключил Рэн, но я все еще не открывала глаза. Частично от усталости, частично оттого, что боялась обнаружить себя в очередном доме для сумасшедших. Я должна набраться сил, прежде чем вновь уничтожу себя.
Моя рука ложится на живот. Немного отдыхаю, расслабляю пальцы. Пытаюсь нащупать рану, но ее нет. Пальцы ощупывают хлопок, но моя кожа чиста, нет даже шрама.
Сердце ускоряет ритм.
Я поднимаю руку выше, к своему лицу.
Действительно ли мне не показалось это?
Пальцы коснулись щеки, и по моему телу пошла дрожь.
Я все еще ощущала слезинку Рэна. Почему он плакал из-за меня?
Не имеет значения. Мне неважно, о чем он думает. Неважно из-за чего страдает, но, если что-либо приносит ему страдания, я хочу, чтобы это продолжалось. Хочу, чтобы он испил боли до дна. Неважно из-за чего она.
Думая об этом, я вновь проваливаюсь в неизвестность.
***
Некоторое время спустя я вновь пришла в себя. Я жива несмотря на то что Изабелль пыталась выпотрошить меня. Потому что Рэн вытащил меня. Не знаю с какой стати он достал меня из пекла, но точно знаю, что должна уйти отсюда до того, как он вернется. Он не просто так притащил меня сюда (где бы я не находилась). Возможно он снова ждет подходящего момента, чтобы причинить мне боль. Просто так. Посмотреть, как я справлюсь.
Пытаясь заставить тело повиноваться я с усилием села. Ощущения были такие, словно моя голова − мельница мыслей, перемалывающая раз за разом одно и то же, − прикреплена к мешку с ватой, который на самом деле является моим телом.
Моя палата. Ночь. Я жду маму. Сон. Я выныриваю в реальность. Изабелла. Нож. Моя смерть.
Я посмотрела на противоположную стену, где висела картина с бесконечным полем, небом и цветами.
Кровь сочится сквозь пальцы. Изабелль склонилась надо мной и что-то шепчет. Что она сказала?
Это поле поистине прекрасно. Очаровывает.
И я на этом поле. Лежу на траве, смотрю в розоватое безоблачное небо, похожее на клубничное мороженое, и ничего не могу о себе вспомнить. Тело болит. Разум болит настолько, что я не могу пошевелиться. Все оттого, что я пытаюсь вспомнить как оказалась здесь.
Я видела однажды это поле. В своем воображении, когда очнулась в ужасном, грязном переулке Дарк-Холла. Я вспомнила его, но оно не было настоящим, − это картинка. Я думала, что она заполнила мой мозг вследствие утерянных воспоминаний. Теперь я вижу эту картинку. Прямо здесь – в квартире Рэна Экейна.
Не понимаю, как это произошло.
Что тогда случилось?
У меня голова пошла кругом, поэтому я качнулась из стороны в сторону, осторожно, стараясь не потерять равновесия, чтобы прогнать мысли. Сейчас у меня есть кое-что важнее прошлого: вопросы о том, что случилось с Изабелль, что случилось со мной и где я. Если бы я нашла Адама, он ответил бы на мои вопросы.
Вот что я должна сделать – найти его.
Я выдернула из руки иголку и повертела головой, пытаясь понять, где нахожусь. За окном раздавались шумы улицы: звук машин, голоса. Я уставилась на высокие многоэтажные строения, уходящие в небеса.
Где я?
Это не может быть Эттон-Крик. Я не вижу деревьев. Я не вижу гор. Я не вижу мрака.
Мое сердце беспокойно заколотилось.
Какой сегодня день?
По венам заструились паника и страх.
Я выбралась из кровати, подошла к окну и выглянула на улицу. Увиденное немного успокоило меня: деревья в сквере перед домом были припорошены снегом, люди расхаживали в пальто и пуховиках. Очевидно все еще декабрь. Просто я не в Эттон-Крик. Я в другом месте.
Я судорожно вздохнула.
Все нормально. Ничего удивительного – Экейн не стал бы оставаться в Эттон-Крик после того, что со мной случилось. За это он просил прощения сидя у моей постели и изредка беря меня за руку? На протяжении скольких дней это продолжалось?
Я вдохнула полную грудь воздуха и отошла от окна.
Мне нужно уйти. Сию секунду, несмотря на то что хочется остаться и раскроить череп Рэну Экейну. Я просто заберу деньги, которые найду в его квартире, и уйду. И в этот раз Рэн не найдет меня. Никто не найдет.
Я больше не буду той девочкой, которую он мог бы мучить. Я буду самой собой. Я буду той, кем он меня сделал. Почему, черт возьми, в моей голове крутится такой пафос? И эта заманчивая идея напугать Рэна своим внезапным пробуждением? Хотелось бы мне потребовать у него ответов, но я знаю, что Экейн не ответит. Поэтому я просто уйду.
Было бы забавно посмотреть на его перекошенное лицо, когда он зайдет и обнаружит что меня нет и постель пуста. Он разозлится? Запаникует? Испытает страх?
Размышляя над этим, я вышла в коридор и едва не подавилась холодным воздухом. Похоже Экейн не живет в доме, поэтому отапливает только мою комнату. Для чего ему это нужно? Почему он заботился обо мне на протяжении этих дней? Почему он забрал меня из психушки, когда Изабелль попыталась убить меня?
Зная, что должна уйти отсюда до того, как эти вопросы пропитают каждую клеточку моего мозга и заставят рыть землю вокруг, в поисках ответов, отбросив назад инстинкт самосохранения, я продолжила осторожно ступать босыми ногами по деревянному полу, растирая руками худые плечи. Неужели я была такой худой?
Коридор привел меня в огромный светлый зал с двумя окнами от пола до потолка. Все в стиле Рэна Экейна: это и гостиная, и кабинет, и библиотека, и прихожая. Повсюду были растения в кадках: у кресел, на столе, на подоконниках, на полу и даже на книжных шкафах и полках между книгами.
