— Ну что ж, правосудие свершилось, — промолвил мистер Роксолл, — хотя и достойным всяческого сожаления образом. — Он вздохнул, а потом продолжил: — Очень жаль, что мистеру Армитиджу не доведется предстать перед судом за свои преступления. Признаться, я бы с удовольствием воспользовался возможностью допросить этого господина под присягой. Уверен, это был бы один из интереснейших перекрестных допросов в моей карьере.
— А теперь, — сказал инспектор Галли, переворачивая страницу блокнота, — несколько слов по поводу слуги покойного мистера Вайса, некоего Артура Диггза, ныне взятого под арест. Недавно он был уволен без всяких объяснений и без вознаграждения, которого он ожидал за свои услуги. Как и Япп, он сейчас настроен против своего бывшего хозяина. Мы не подозреваем Диггза в непосредственной причастности к убийству Краус, но он уже начал давать изобличающие показания и станет очень полезным свидетелем на суде.
В памяти моей всплыло тревожное воспоминание о том, как Диггз преследовал меня в Лондоне, а потом я заметила, что мистер Роксолл, откинувшийся на спинку кресла и державший сложенные домиком ладони у подбородка, смотрит на меня в высшей степени странным взглядом. Разумеется, в следующий миг я сообразила, что от инспектора, допрашивавшего Диггза, он узнал о моем визите к мистеру Лазарю на Биллитер-стрит. Но знает ли он, зачем я к нему ходила?
— Третье и последнее, — теперь говорил мистер Галли, — это дело леди Тансор…
— Так значит, она арестована? — перебила я.
Инспектор помотал головой.
— Пока нет, но сегодня вечером в Истон приедут мои люди. Мы намерены наведаться к миледи завтра утром.
— Завтра?
— Ровно в девять, минута в минуту, — сказал инспектор Галли, захлопывая блокнот.
Ровно в девять, минута в минуту. К такому же выразительному уточнению в свое время прибегла сама Эмили, чтобы внушить мне необходимость явиться к ней без малейшего опоздания в первый мой день в Эвенвуде. На меня вдруг нахлынули воспоминания о том дне — как я впервые обследовала огромный дом со всеми его богатствами; как познакомилась с Персеем и мистером Рандольфом; как впервые причесывала Эмили и увидела серебряный медальон с локоном покойного Феба Даунта. Казалось, все это было очень, очень давно, хотя на самом деле прошло всего лишь несколько коротких месяцев.
Завтра. В девять часов, минута в минуту. Они придут за ней.
Наш разговор продолжался, пока инспектору Галли не настало время возвращаться в Истон.
— Итак, моя дорогая, — сказал мистер Роксолл после его ухода, — похоже, одна из целей нашего триумвирата достигнута. Леди Тансор ответит перед судом за свое участие в убийстве миссис Краус. — Он вздохнул и покачал головой. — Это будет иметь ужасные последствия для семейства — особенно для мистера Персея Дюпора. Он человек властный и гордый, но именно поэтому мне страшно подумать, что с ним будет, когда истинные обстоятельства его рождения получат огласку. Безусловно, бедняге придется плохо. Характер у него, прямо скажем, не очень приятный, но он стал бы превосходным владельцем наследства, которое всегда считал своим по праву рождения. А оказывается, законным наследником все время был младший брат — какая злая ирония судьбы! Просто нож в сердце.
Он снова вздохнул. На глаза у меня навернулись слезы, и я отвела взгляд.
— Вам нехорошо, моя дорогая? — спросил славный старик.
Совладав с собой, я поблагодарила мистера Роксолла за беспокойство, но заверила, что со мной все в порядке, хотя это было очень далеко от правды.
— Жаль, однако, — продолжал мистер Роксолл, — что мы не можем поздравить себя с такими же успехами в другом нашем деле.
— В другом деле? — переспросила я.
— Я говорю о смерти мистера Пола Картерета.
Я достала свой блокнот и вынула из него листок с копией письма Феба Даунта к Эмили, найденного мной в тайнике за портретом Энтони Дюпора.
— Возможно, это вам поможет. — Я протянула листок мистеру Роксоллу.
Он молча прочитал письмо, а потом, с моего разрешения, положил в свой бумажник.
— Голубушка моя… — Он быстро смахнул подступившие к глазам слезы и договорил, отходя к окну: — Какое же вы чудо!
Несколько минут мистер Роксолл стоял спиной ко мне, устремив взгляд на лес, где мистер Пол Картерет встретил свою смерть.
— Сухие кости! Сухие кости! — тихо пробормотал он. Потом повернулся ко мне. — Я должен обсудить это с Галли. Странно, однако: я всегда считал, что зачинщиком нападения на бедного Картерета был Даунт, но оказывается, идея принадлежала леди Тансор. Даунт просто нашел исполнителя — под инициалом «П.», полагаю, подразумевается Джосая Плакроуз, сообщник Даунта по преступным делам, крайне опасный, беспринципный тип. Покушение на родного отца! Какое чудовищное злодеяние! — Он недоверчиво потряс головой. — Так вы говорите, там есть еще письма, которые вы не успели прочитать? А возможно ли… нет-нет, нельзя требовать от вас столь многого.
— Вы хотите, чтобы я принесла вам остальные письма? — спросила я.
— По-вашему, вы сможете — незаметно от миледи? Возможно, конечно, уже слишком поздно — возможно, она все уничтожила.
— Нет. Она слишком дорожит ими и, несомненно, по-прежнему считает, что их никто не найдет.
Мы договорились, что вечером я попытаюсь изъять письма из тайника и передам их мистеру Роксоллу при первой же возможности.
— Ах, если бы мой дорогой дядюшка был здесь сегодня! — вздохнул мистер Роксолл. — Он безмерно обрадовался бы, узнав, что с самого начала был прав. Да, все дело в наследстве, как мы и предполагали. Феб Даунт и мисс Картерет пошли на все, чтобы жить припеваючи… А теперь, дорогая моя, нам нужно доставить вас домой.
По-отечески похлопав меня по руке, он подошел к двери и крикнул Джону Уопшотту подать двуколку к передней двери.
Усадив меня в двуколку, мистер Роксолл заботливо укрыл мне колени пледом.
— Вы будете там утром — в девять часов, минута в минуту? — спросила я — и тотчас пожалела о своем легкомысленном тоне, ибо в действительности меня страшно тяготила мысль о предстоящих событиях.
— Нет, — ответил он. — Я не принимал официального участия в расследовании, и мое присутствие было бы… не совсем уместно. Я останусь здесь, в Норт-Лодже, и буду ждать сообщений от Галли. Не желаете присоединиться ко мне?
Я покачала головой.
— Не получится. Она потребует, чтобы я находилась при ней.
— Конечно, — кивнул мистер Роксолл. — Конечно. Ну, надеюсь, мы скоро увидимся… когда Галли выполнит свою работу. Ну что, ты готов, Джон?
Джон взмахнул кнутом, и двуколка тряско покатила по аллее, а несколько мгновений спустя до меня донесся голос мистера Роксолла:
— До свидания, мисс Эсперанца Горст!
Вечером я не спустилась к ужину. Как я могла? Сидеть между моим любимым Персеем, навек потерянным для меня, и мистером Рандольфом, в обществе их обреченной матери, и вести светскую беседу после всего, что произошло между нами! О таком было страшно даже подумать, а потому я сослалась на недомогание и позвонила вниз, чтобы мне принесли тарелку жидкого супа и несколько холодных картошин (моя любимая еда).
Ужин принес Баррингтон. Дворецкий выглядел по обыкновению хмурым и отчужденным, когда вошел и бесшумно двинулся через комнату с подносом в руке, но когда он приблизился, я увидела, что он смотрит на меня странным, внимательным взглядом, нисколько не похожим на всегдашний бесстрастный и непроницаемый.
— Позвольте спросить, не больны ли вы, мисс? — осведомился он мягким, тихим голосом, поставив поднос на столик. — Вы очень бледны, смею заметить.
Участие Баррингтона озадачило меня: вообще он был человек неразговорчивый — собственно, самый молчаливый из всех, кого я знала в жизни. Мы с ним не перемолвились и несколькими словами за все время моего пребывания в Эвенвуде, и он никогда не проявлял ни малейшего интереса к моему самочувствию.
Я ответила, что вполне здорова. Он поклонился и двинулся прочь, но у двери обернулся и произнес:
— Вам еще понадобится что-нибудь сегодня, мисс? Если да — пожалуйста, звоните немедленно.
Я сказала, что сегодня мне больше ничего не понадобится. Баррингтон снова поклонился и удалился, а я осталась горестно сидеть у окна, рассеянно поглощая скудный ужин.
Сколь бы измученной и подавленной я себя ни чувствовала, мне еще предстояло сделать одно дело, прежде чем лечь спать. Взяв из платяного шкафа маленький саквояж, я спустилась в покои Эмили и направилась прямиком к портрету Энтони Дюпора.
В тайнике все лежало на прежних местах. Я быстро достала шесть пачек писем и положила в саквояж, оставив в темной глубине шкапчика только неуловимо-зловещую фотографию Феба Даунта.
