– Время закончить это шоу с переодеваниями, – буркнула профайлер. Она села и оглядела близнецов. – Вы действительно очень похожи. Интересно, что это за чувство? Прошу извинить, просто не смогла сдержаться. Наверное, вы множество раз слышали этот вопрос.
– К этому можно привыкнуть. – Тот, что в сутане, улыбнулся и обратился к брату: – Они уже все знают. Мне пришлось сказать.
– Дебил, – прошипел мужчина в куртке.
Священник жестом показал Саше, что это нормально.
– Он скоро успокоится.
– Я начинаю вас чувствовать. Это явно Мартин. Настоящий Мартин, хотя по паспорту – Войтек, – сказала она.
Близнец в куртке не произнес больше ни слова. Только когда она спросила, будет ли он давать показания, ответил, что братик уже, видимо, все напел.
– Не все.
– Жаль. Он никогда не любил много говорить.
Они посидели некоторое время в тишине. Наконец женщина встала и подошла к насупившемуся близнецу, дотронулась до его потертого воротника. Он подпрыгнул, явно обеспокоенный. Саша положила на стол стопку писем, перетянутых черной махровой резинкой. Старые конверты, мелкий почерк. Только большие буквы.
– Я нашла это в сейфе, – сказала она. – В одном из сейфов на Збышка из Богданца. В вашем старом доме. Вместе с часами и тряпкой, испачканной в мазуте. Они были в металлической банке. К сожалению, ствол не удалось найти.
Ксендз побледнел. Мартин с интересом смотрел на профайлера.
– Но начнем с конца, – продолжала Залусская. – Один важный вопрос, потому что у нас уже все смешалось. Кто из вас был парнем Моники?
Они молчали.
– Молодость
– Алкоголь
– Рождение
– Тщетность
– Истина
– Наркотики
– МАРТИН, – произнесла она.
Повисла тишина.
– Это ты? – Саша указала на мошенника. – Или, может, ксендз? – И тут же добавила: – К счастью, третьей версии нет.
Она села на стул и стала наблюдать за их реакцией. Ксендз закрыл глаза, мошенник замер в ожидании.
– Мы знаем, что вы сейчас поменялись, но это не дало результата. Вспомогательное доказательство помогло вас разоблачить. Ерунда, мелочь. Мы сделали эту пробу немного навырост, но, как оказалось, успешно. Иногда цель оправдывает средства, правда?
Братья по-прежнему молчали.
– Замена произошла намного раньше, – продолжала профайлер. – Я думала над этим сотни раз: когда, в какой момент Войтек стал Мартином и наоборот. И знаете, к каким выводам пришла? Это произошло в то новогоднее утро в девяносто третьем году. Тогда, на лестнице, когда группа Слона пришла в ваш дом за пистолетом. Когда избили и арестовали вашего отца. Пока все были заняты отцом, вы переоделись только на время, и ни один из вас не предполагал, что вам придется провести столько лет в чужом обличье. Войтек надел пижаму, а Мартин, как герой, вынес на ладони деревянный пистолет и отдал его Слону. Это Войтек пошел в семинарию, хотя люди знают его под псевдонимом Святой Мартин. Мартин, в свою очередь, стал Войцехом Фришке, многократно привлекавшимся за мошенничество. Хотя без помощи близнеца тебе не удался бы ни один твой номер, и уж точно не SEIF.
– Бред, – буркнул наконец двойник в гражданской одежде. Ксендз смотрел на Сашу слегка испуганно.
– Откуда я знаю о замене? – Женщина взглянула на него и указала на письма. – Узнаешь, Войтек? С этого момента я буду обращаться к вам так, как положено. Настало время исправить ваши биографии.
Войтек молчал. Он поправил колоратку и спокойно ждал, что скажет профайлер. Саша указала на мошенника:
– Это была твоя девушка. Но Мартин хотел отбить ее у тебя. Мартин, бедненький, ты до сих пор ничего не знал? – Профайлер скривилась. – Ты обвинял себя, не понимал. Думал, что это злые мафиози разбивают вашу семью. Но Моника и Войтек по-настоящему любили друг друга. Доказательство в этих письмах. Моника слишком быстро забеременела. Она сама была ребенком, ей не хотелось становиться матерью. Она впала в депрессию, чувствовала себя потерянной. Войтек мало говорил, но зато любил писать. И писал ей очень много и красиво. Мы вторглись в частную жизнь, но цель оправдывает средства. Лишь поэтому он попросил тебя, чтобы вы поменялись, объясняя это тем, что хочет уберечь тебя. Ты должен был сыграть его, чтобы спасти семью. Сам же он решил выбраться из дома и предупредить Монику. Он всегда действовал точно. Она была для него тогда важнее всех на свете. Важнее тебя, отца, матери. Она носила его ребенка. И он вовсе не хотел ее убить. – Залусская сделала паузу. – Но именно по его вине она погибла. Ведь он ее оставил. Одну, с крохотным ребенком. Моника не знала, что будет дальше. Никогда прежде она не пробовала наркотики. Доза, которую ей дал Игла и которую она приняла, поддавшись его уговорам или самостоятельно, подействовала так, что сердце ее остановилось. Она не страдала. Просто уснула в ванне.
Войтек смотрел на Залусскую. По его лицу текли слезы.
– Ты зря врал. Все знали о том, что вы сбежали. Ее родители тоже, хотя боялись скандала. Что скажут люди, ведь их дочери нет еще и шестнадцати, а она вот-вот родит. Тогда, в Новый год, она ушла вместе с тобой и больше никогда не видела своих близких. Ты отказался ради нее от семьи, прятал ее у дядюшки в «Розе». Она жила как в тюрьме. Возможно, ею тоже пользовались. Этого мы уже не узнаем. Ты бросил ее, как трус. Вальдемар, водитель Слона, занялся ею. Он ничего не знал. Живота еще совсем не было видно, Моника умела это скрывать. Ребенка тоже никто не видел. Ее родители не хотели знать тебя. Мать вывезла Мартина к дяде в Германию, чтобы никто не перепутал его с тобой, чтобы с ним ничего не случилось. – Саша помолчала. – Ты ведь написал не «Девушку с севера»? У твоей песни было другое название. Какое?
– «Рождение».
– Ну да. Сегодня она вряд ли была бы хитом, – заметила Саша и добавила: – Тебе придется самому справиться со всем этим. При всем желании пересмотр дела по прошествии стольких лет невозможен.
Ксендз встал. Расправил складки на сутане. Саша дала знак стражнику.
– Мы побеседуем тет-а-тет, – бросила она Мартину.
Он быстро застегнул молнию куртки, как будто упаковался в панцирь.
– В твоем деле срок «за давностью» истечет только через тридцать лет. Очную ставку объявляю оконченной.
Когда выводили брата, священник повернулся, хотел что-то сказать, но Саша остановила его жестом:
– Успеете еще наговориться на тему старого дела. Cейчас тебе с ним нельзя разговаривать. Угроза заведомо ложных показаний. Ему вот-вот будет предъявлено обвинение в убийстве Янека Иглы и попытке убийства Изы Козак.
Ксендз замер в ступоре.
– Я бы хотел исчезнуть. Не существовать. Расплыться в воздухе, как запах.
Саша покивала, прекрасно его понимая. Он опять сказал то, что ей самой часто приходило в голову.
– Это страх, – произнесла она очень спокойно. – Самое трудное – перестать бояться.
– Как?
– Ты хочешь, чтобы я тебе сказала как? Ведь это тебя слушают толпы.
Он молчал.
– Перестань убегать. Выйди из укрытия, подставь грудь под пули. Живи! – воскликнула Саша и сама испугалась своих слов. Потому что именно это она должна была сделать с собственной жизнью, а поступала совершенно противоположным образом. – И отслужи ту мессу, которую ты мне обещал.
Он поднял голову и снял воротничок.
– Я теперь не священник, потому что не могу больше верить.
Она засмеялась:
– Ты самый лучший священник из известных мне. Если хочешь знать мое мнение, то можно устроить мессу и здесь. Мне приходилось молиться и в более странных местах. Если Бог есть, то Он все видит и все знает.
– В это я как раз верю.
Она подала охраннику знак, и он оставил их одних. Войтек встал лицом к окну и затянул странную песнь. Залусская не понимала ни одного слова. Она вслушивалась в голос Староня, в его хриплый тон. Вскоре молитва подействовала таким образом, что Саша забыла, где находится, сосредоточилась на мелодии, на словах, звучащих как заклятие. Она встала рядом со Старонем. Если бы у нее было чуть больше смелости, присоединилась бы к его песне. Она не заметила, что в комнату заглядывали заинтригованные надсмотрщики, которые что-то говорили, но были не в состоянии прервать их, ибо они как будто впали в транс.
«Спи спокойно, Лукас, – подумала она. – Я прощаю тебя, и ты меня прости. Благодарю за все, что у меня есть. За Каролину, потому что, если бы не ты, меня не было бы сегодня в этом месте. Возможно, только так ты мог спасти меня. А теперь я прощаюсь. Уходи с миром и оставь нас в мире».
Когда ксендз закончил, у Саши на глазах были слезы. Появилась легкость, можно даже сказать – эйфория. Вдруг Саша обняла его. Это было рефлекторно, и только тогда она вспомнила Тамару, которая очень похоже отреагировала после пасхальной мессы. Войтек остался напряженным, как будто был высечен из камня. Саша тут же отошла на безопасное расстояние и посмотрела на него слегка испуганно. Он был бледен, но деликатно улыбался, хотя глаза переполняла грусть. Саша подумала, что он забирает у людей все их ноши и возложит их на свои плечи. Это его наказание за гибель девушки. Смерть ее наступила около полуночи. Девушка полночи.
