— Помнишь, что Карла сказала как-то о секретах, когда мы сидели здесь?
— Нет, напомни.
— Секрет только тогда бывает настоящим секретом, когда ты мучаешься, храня его.
— Сущая правда, блин! — усмехнулся Викрам. — Так о чем я? Я сегодня что-то очень рассеянный. Это все из-за Летти. Совсем уже теряю всякое соображение. Так вот, этот коп с твоим досье хотел проверить, что ты за птица, и велел двум своим помощникам порасспросить о тебе в городе. И все парни, с которыми ты сотрудничал на улицах, отзывались о тебе очень хорошо. Они говорили, что ты никогда никого не обманывал и не подводил и всегда помогал беднякам, если у тебя заводились деньги.
— Но эти копы не сказали никому, что я на Артур-роуд?
— Нет, им просто надо было выяснить о тебе все, чтобы решить, выдавать тебя австралийским властям или нет. А один из менял сказал копам: «Если вы хотите узнать, кто такой Лин, пойдите в джхопадпатти — он живет там». Тут уж копов разобрало не на шутку: что это за гора, который живет в трущобах? И они пошли в джхопадпатти. Там они тоже никому не сказали, где ты находишься, но задали кучу всяких вопросов. А люди им отвечали, типа: «Видите эту клинику? Ее создал Лин, он уже давно работает в ней, помогает людям», или: «Все мы побывали в клинике у Лина, и он лечил нас бесплатно, а во время холеры мы вообще пропали бы без него». И еще они рассказали им об уроках английского, которые ты давал детям тоже бесплатно. И, наслушавшись всех этих легенд о Линбабе, иностранце, который делает столько добрых дел, они пошли к своему боссу и доложили ему все это.
— Послушай, Викрам, неужели ты думаешь, что это имело для них какое-нибудь значение? Все, что их интересовало, — это деньги, и спасибо тебе большое, что ты принес их.
Глаза Викрама сначала удивленно расширились, затем снова разочарованно сузились. Он взял висевшую за спиной шляпу, стал крутить ее и сдувать воображаемые пылинки.
— Знаешь, Лин, ты здесь уже немало пожил, научился немного говорить на хинди и маратхи, побывал в деревне, жил в трущобах и даже с тюрьмой познакомился, но все равно ни хрена не понял, что это за страна.
— Возможно, — согласился я. — Может быть, ты и прав.
— Еще бы не прав. Это тебе не Англия и не Австралия с Новой Зеландией, и не еще какая-нибудь, на фиг, страна. Это Индия, старик. Это Индия. Это страна, где надо всем властвует сердце. Долбаное человеческое сердце. Вот почему они тебя выпустили. Вот почему этот коп отдал тебе твой фальшивый паспорт. Вот почему ты теперь разгуливаешь на свободе, хотя они знают, кто ты такой. Они могли бы запросто сыграть с тобой шутку — взять деньги и выпустить из тюрьмы, а потом капнуть на тебя другим копам, которые схватили бы тебя и отослали в твою Австралию. Но они не сделали этого и не сделают, потому что ты запал им в их дурацкое индийское сердце. Они увидели, что ты сделал здесь и как люди в трущобах любят тебя, и подумали: «Ну ладно, в Австралии он нагадил, но здесь он сотворил много чего хорошего. Если он откупится, пускай живет». Они ведь индийцы, старик. Потому мы и держимся, что живем сердцем. Здесь миллиард жителей и две сотни языков. И именно наше сердце удерживает нас вместе. Ни в одной другой стране нет такого народа, как наш. Нигде нет такого сердца, как индийское.
Он заплакал. Я ошеломленно смотрел, как он утирает слезы, затем положил руку ему на плечо. Да, он был прав. Пускай меня мучали в тюрьме и чуть не убили, но в конце концов ведь и вправду выпустили, и паспорт отдали. Очень сомнительно, чтобы так поступили в какой-нибудь другой стране. А вот если бы им рассказали обо мне другое — что я, к примеру, обманывал индийцев или торговал индийским женщинами, или избивал беззащитных людей, — они, взяв деньги, выдали бы меня австралийской полиции. Это действительно была страна, где сердце решало все. Да я и без того знал это — мне доказали это Прабакер, его мать, Казим Али, искупление Джозефа. Это мне доказывали даже в тюрьме, где Махеш Мальготра и другие заключенные помогали мне, когда я умирал от голода, хотя их за это избивали.
— Что тут у вас происходит? — поинтересовался Дидье, присаживаясь за наш столик. — Ссора двух влюбленных? Лин не отвечает тебе взаимностью, Викрам?
— Иди ты на фиг, Дидье, — засмеялся Викрам. — Сам ты не отвечаешь взаимностью.
— Ну, я-то готов в любой момент, как только ты придешь в себя. А у тебя как дела, Лин?
— Все в порядке, — улыбнулся я.
Дидье был одним из тех троих, кто не смог удержаться от слез, увидев меня сразу после освобождения в усохшем и истерзанном состоянии. Вторым был Прабакер, который рыдал так, что мне пришлось целый час успокаивать его, а третьим, как ни странно, Абдель Кадер. Когда я поблагодарил его за спасение, он обнял меня, и глаза его наполнились слезами, оросившими мое плечо.
— Что ты будешь? — спросил я.
— Очень любезно с твоей стороны, — промурлыкал Дидье, расплывшись в довольной улыбке. — Думаю, для начала я возьму бутылочку виски с содовой и со свежим лаймом. Да, это, пожалуй, будет неплохим commençеment[100], не правда ли? Эта новость об Индире Ганди[101] очень неожиданна и печальна.
— Какая новость? — спросил Викрам.
— Только что сообщили, что Индира Ганди убита.
— Правда?! — воскликнул я.
— Боюсь, что да, — вздохнул Дидье с несвойственным ему траурным видом. — Пока что это непроверенное сообщение, но думаю, это правда.
— Это сикхи? Из-за «Голубой звезды»[102]?
— Да, Лин. А ты откуда знаешь?
— Когда она приказала взять штурмом Золотой храм, где засел Бхиндранвейл, я сразу подумал, что даром ей это не пройдет.
— Как это случилось? — спросил Викрам. — Парни из КЛФ[103] бросили бомбу?
— Нет, — мрачно ответил Дидье. — Ее застрелила ее охрана, набранная из сикхов.
— Ее собственная охрана, блин? — Викрам разинул рот и застыл в таком виде, о чем-то задумавшись. — Одну минуту, парни. По приемнику на стойке как раз говорят об этом, слышите? Я пойду, послушаю.
Он затесался в толпу из пятнадцати-двадцати человек, которые, сгрудившись, слушали сообщение об убийстве. Комментатор, говоривший на хинди, был чуть ли не в истерике. Мы прекрасно слышали его и за столиком — приемник был включен на полную мощность, — но Викрама, по-видимому, потянуло к стойке чувство солидарности со своими соотечественниками, желание прочувствовать сенсационную новость, физически соприкасаясь с ними.
— Давай выпьем, — предложил я.
— Давай, Лин, — ответил Дидье, выпятив нижнюю губу, и махнул рукой, отгоняя грустные мысли. Но это ему не удалось. Он повесил голову и уперся отсутствующим взглядом в стол перед собой. — Нет, просто не верится… Индира Ганди убита… В голове не укладывается. Я просто не могу… заставить себя… осознать это…
Я заказал ему выпивку и задумался под визгливые причитания комментатора. Прежде всего я эгоистически подумал о том, не могут ли отразиться эти события на моей безопасности и не повлияют ли они на обменный курс валюты на черном рынке. Несколько месяцев назад Ганди приказала взять штурмом святыню сикхских сепаратистов, Золотой храм в Амритсаре. Ее целью было разбить засевший в храме большой хорошо вооруженный отряд сикхов под предводительством их харизматического лидера Бхиндранвейла. В течение многих недель сепаратисты использовали храм как свою базу, совершая оттуда вылазки и нападая на индусов и тех сикхов, которые, по их мнению, были соглашателями. Индира Ганди, на пороге всеобщих выборов, в обстановке жесточайшей конкуренции, не могла позволить себе предстать перед своими избирателями слабой и нерешительной. Выбор у нее был, безусловно, ограниченный, но, послав войска против сикхских бунтовщиков, она, по мнению многих, избрала худший вариант.
Операция по изгнанию бунтовщиков из храма получила название «Голубая звезда». Боевики, считавшие себя борцами за свободу и мучениками веры, оказали правительственным войскам отчаянное и упорное сопротивление. Больше шестисот человек погибло во время этой операции и множество было ранено. В конце концов Золотой храм был взят, и никто не мог упрекнуть Индиру в слабости или нерешительности. Сердца индусов она завоевала, но в сердцах сикхов к давней мечте о независимом государстве Кхалистан прибавилось стремление отомстить за нечестивое и кровавое осквернение их святыни.
Других деталей диктор не сообщил и лишь продолжал сокрушаться по поводу убийства. Спустя несколько месяцев после операции «Голубая звезда» собственные телохранители Индиры застрелили ее. Сикхи обвиняли ее в деспотизме, но очень многие индийцы поклонялись ей как матери отечества, отождествляя Индиру со всей страной, ее прошлым и будущим. И теперь ее не стало, она была мертва.
Мне все же надо было обдумать свое положение. Силы безопаности были мобилизованы по всей стране. Ожидались серьезные беспорядки — бунты, убийства, грабежи и поджоги сикхских поселений в отместку за убийство Ганди. Это все прекрасно понимали, и я в том числе. По радио сообщили о стягивании войск в район Дели и в Пенджаб с целью предупреждения волнений. Неспокойная обстановка вполне могла осложнить жизнь человеку, разыскиваемому Интерполом, живущему с просроченной визой и работающему на мафию. Сидя рядом с потягивавшем виски Дидье в окружении внимавших радиокомментатору посетителей ресторана, залитого розово-золотистым предвечерним светом, я ощутил страх, не отпускавший меня несколько минут. «Беги, — подсказывал мне внутренний голос, — беги сейчас, пока не поздно. Это твой последний шанс».
