– А откуда ты знаешь, что это будет именно девочка? И что у нее будут белые волосы?
– Я знаю, потому что я очень этого хочу, – последовал ответ.
Они оба счастливо рассмеялись.
Но затем женский голос робко спросил:
– А когда я стану твоей женой? Я боюсь, ужасно боюсь. Вдруг твоя мама будет против наших отношений?
– Ты все равно станешь моей женой, потому что я люблю тебя и только тебя.
– Ты женишься на мне до того, как родится ребенок?
– Я ухожу на фронт. Для офицера нет никаких исключений. Мы поженимся, как только закончится война, а она обязательно скоро закончится!
Затем все смолкло.
Ужас железным обручем сдавил грудь Мортона. Глаза молодого лорда расширились; он сидел, словно прикованный к креслу, и смотрел перед собой. Из стены вышла маленькая, худенькая девочка. Ее кудрявые белые волосы были перевязаны шелковой тесьмой.
Она стояла спиной к Мортону. На ней было надето голубое шелковое платье, которое застегивалось не спине несколькими сияющими перламутровыми пуговицами.
Девочка вприпрыжку подбежала к эркеру, села на колени перед кукольным домиком и стала играть.
– Война, – произнесла она. – Это война!
Она пошевелила маленькую сковородку, стоявшую на плите в кукольной кухне:
– Мужчины погибают на войне, они никогда не возвращаются домой!
Она расставила чашки и тарелки на столе. Ее голос затем изменился, стал ниже, постарел. Теперь она изображала голос состарившейся женщины:
– Мой муж погиб. Теперь у меня остался только сын. Но Кейт он не достанется! Нет, никогда ей не отнять его у меня. Он принадлежит только мне!
Она злорадно рассмеялась.
– Доктор глуп! – кричала девочка. – Никакая я не парализованная, все только так думают. И мой сын в это верит. И поэтому он никогда меня не бросит и никогда не женится на Кейт, никогда!
Неожиданно кукла упала. Девочка закричала, потом заплакала:
– Мой сын погиб! Мой сын мертв!
Марионетка постепенно ожила и снова стала ходить по дому.
– Кейт ждет ребенка от моего сына, – глухо ворчала она. – Не бывать этому, никогда!
Раздался скрип. Малышка стала крутить рукоятку, приводящую в движение кухонный подъемник в игрушечном доме. Марионетка взяла стакан со стола и резко поставила его на платформу подъемника.
– Яд! Яд! Я приняла яд! И все подумают, что Кейт Далавэй меня отравила. Кейт Далавэй повесят!
В голосе малышки, изображавшей речь пожилой женщины, было столько ненависти, что у Мортона по спине побежал холодный пот.
Ему казалось, что он спит, и в то же время происходящее было реальным. Он видел призрак маленькой девочки собственными глазами.
* * *
Невидимая сила, сжимавшая грудь Мортона, давила все сильнее. Он чувствовал, как его глаза вылезают из орбит, а грудь пронзает острая боль, словно кто-то методично втыкал в него иглы.
Однако адвокат мыслил логически. «С дядей Адамом происходило то же самое? – спрашивал он себя. – Это стало причиной его смерти?»
Он не сводил глаз с кукольного домика, который занимал весь эркер. Марионетки танцевали и прыгали в желтом лунном свете, изображая веселье и триумф, пока безжизненно не попадали на пол.
– Плохо, что такое постоянно происходит, – вздохнула маленькая девочка. – Но еще хуже, что ты собираешься дать этому случиться вновь!
Мортон понял, что она говорит о нем. Но она все еще сидит на коленях перед игрушечным домиком и не поворачивается к нему.
Он хотел что-то сказать, однако голос не слушался его. Зато говорила малышка.
– Ты нехороший человек, Мортон Эшвуд, – громко сказала она. – Ты собираешься посадить Лауру Паркинс в тюрьму, хотя она ничего не сделала. А все только потому, что ты хочешь стать королевским прокурором. Тебе должно быть стыдно!
Мортон застонал.
– Твой дядя Адам сделал то же самое, – продолжила девочка. – Он приговорил Кейт Далавэй к смерти, хотя точно знал, что она невиновна. Все улики указывали на нее, но она была невиновна. И лорд Адам оказался единственным, кто раскусил хитрый план старой леди. Почему же он все-таки приговорил Кейт к смерти? Потому что эта пожилая леди принадлежала к могущественной и влиятельной семье, имя которой нельзя было запятнать. Поэтому понадобилось найти крайнего. Так лорд Адам стал известным человеком. Он знал правду и допустил, чтобы Кейт Далавэй казнили, и ее маленькая дочь никогда не появилась на свет.
Мортон скрючился в кресле и с большим трудом пытался взять контроль над своим телом.
– Хочешь, я открою тебе правду? – спросила малышка и тихо хихикнула. – В особняке Статенхейм никто никого не убивал. Даже старая леди, хотя она хотела это сделать. Она не успела, потому что я ей в последний момент помешала.
– Ты… ты Дудочка? – с трудом спросил Мортон.
– Да, – ответил дух, все так же обращенный спиной к адвокату.
– Ты убила дядю Адама?
– Нет, – будто с горечью покачала головой девочка. – Как бы я могла это сделать? Я не могу никого убить! Он же был одинокий и старый. Мне его стало жалко. Он искупил свою вину, из-за которой никогда не мог быть счастливым. Он не мог спать по ночам, ему постоянно мерещилась Кейт Далавэй. Он словно всю свою жизнь провел в темнице. В темнице своей вины. Лорд Адам наказал себя еще и тем, что не позволил себе стать счастливым. Ведь была женщина, которую он любил, но он отказался от нее.
– Эта женщина… была моей матерью? – пролепетал Мортон.
Дудочка кивнула:
– Твоя мать не была несчастной. Любовь лорда Адама, конечно, была ей приятна, но ее сердце принадлежало твоему отцу, которого она очень любила. И у нее был ты.
Малышка стала наводить порядок в кукольном домике и снова замурлыкала песенку:
– Ветер дует через океан, ветер дует через море.
О, верни же, верни мне моего пони!
– Почему ты все время поешь одну и ту же песню? – спросил Мортон сдавленным голосом.
– Потому что мои родители хотели подарить мне пони, – серьезно ответила она. – Самого красивого пони на свете. Мой папа мне пообещал. А потом он погиб на войне. Он так и не вернулся домой. Моя мама осталась одна в доме его матери, которая ее ненавидела. Она была уверена, что моя мама украла любовь ее сына. Хотя как такое возможно? Никто не может украсть любовь ребенка к матери. Иногда матери придумывают это! Леди Статенхейм тоже придумала себе такое. При том что она даже не была ему матерью, а только бабушкой.
– Да, я знаю.
– Ты не знаешь, что Лаура ждет ребенка от лорда Перси! – сказала Дудочка. – Ты также не знаешь, что он пообещал жениться на ней незадолго до того, как разбился на машине. Ах, в этом мире так много печальных историй. Лишь это меня иногда утешает.
– Ты утверждаешь, что Лаура Паркинс невиновна в смерти леди Статенхейм?
– Конечно, она невиновна! – уверенно ответила Дудочка. – Разве ты до сих пор не понял? Старая леди хотела инсценировать свое убийство, чтобы Лаура весь остаток своей жизни просидела в тюрьме. Она все хитро спланировала. Но пару ошибок все-таки допустила, потому что жутко меня боялась. И, наконец, я перечеркнула все ее планы. У нее было старое, уставшее сердце, и она не смогла вынести моего лица.
Губы у Мортона стали сухими, как наждачная бумага:
– А дядю Адама тоже убил взгляд на твое лицо?
– Возможно, это был испуг, – медленно ответила Дудочка. – Но это неважно. Время жизни лорда Адама подошло к концу. Бедный старый и одинокий дядя Адам.
Сердце Мортона бешено колотилось. Что этот ребенок собирается с ним делать?
– Я сейчас на тебя посмотрю, – сказала Дудочка. – И тебе не поможет, если ты закроешь глаза. Ты все равно меня увидишь, увидишь мое лицо!
– Нет, – еле выдохнул Мортон. – Я не хочу! Не поворачивайся!
Но он был бессилен это остановить.
Девочка поднялась с колен и стала медленно приближаться к письменному столу. Она словно парила по комнате. Ее фигурку окружало яркое мерцание, освещавшее всю библиотеку.
Сердце Мортона зашлось от страха. Девочка медленно повернулась. Он хотел закричать, но от ужаса не смог пошевелить языком.
У этого очаровательного, прелестного создания не было лица. Только нежный овал под белыми локонами и пустые глазницы, которые уставились на него. Это была маленькая Дудочка Кейт Далавэй. И у нее не было лица, ведь она так и не появилась на свет!
Слезы потекли из глаз Мортона.
Электрические свечи в люстре снова зажглись. Дудочка исчезла.
Мортон плакал. Он всхлипывал, как в детстве, когда ему, маленькому мальчику, вдруг становилось ужасно грустно.
