Отпугнуть меня можно, запугать – нет. Что же такое мне вколол «глухонемой» доходяга? Голова – кочан. Не только в смысле неповоротливости. Было чувство, что листик за листиком счищается с кочана как бы сам собой – и до кочерыжки не так далеко. Тут-то ее и сгрызут длинно… ухие зайчики-фебрилы. На сей раз ошибка исключена – это ФБР. Права Марси – это ИХ страна, они – ХОЗЯЕВА. Никакие не переодетые кагэбэшники, а натуральные фебрилы. И не надо тыкать в нос своими знаками-значками принадлежности к Федеральному Бюро – я и так понял. Понял и все. Впрочем, у худосочного «инвалида» был иной значок… Ай, глупо попался, Бояров! Но, по совести, подловили тебя, Бояров, умно…
Давайте улыбаться друг другу! Давайте! Я и улыбался – неудержимо и непроизвольно. Сдается мне, после «глухонемого» укола вкатили мистеру Бояроффу еще и другое м-м… лекарство, сродни вурдалако-чантурисвскому, времен «транзита-два». Что ж, давайте улыбаться. Вот бы еще глухонемым стать…
Аккуратист – так я его мысленно обозвал. Манекенно- мужественный, с той отчетливостью черт лица, костюмных складок, прически волосок-к-волоску, которая бывает у мужиков из толстенных рекламных каталогов. Почему-то мне представлялось, что все они (которые с фотографий каталогов) – педики-гомики. Вероятно, из-за неестественной глянцевитости. Да и вообще! Может ли НАСТОЯЩИЙ мужик мужественно рекламировать, например, трусы? Не себя в трусах, а трусы на себе! Хотя аккуратист-фебрила был не в одних только трусах. Но все равно – педик-гомик. Я так вижу! Красив-неотразим до противного.
Второй фебрила – этакий добрейший и еще больше размордевший Ваня Медведенко: обманчивая грузность, и обманчивые мешки под глазами, обманчивое простодушие. Неряха – сальное пятно на рубашке-хаки, выцветшие, просоленные круги подмышками. Не удивлюсь, если этот солдат удачи подобно Ване Медведенко примерял некогда форму не полувоенного, а военного образца.
Третий фебрила – ах да, я его так и не мог ухватить взглядом. Но представлялся он мне лысеньким, очкастеньким… или… Уж не «мой» ли немой за спиной?
– Эй! Инвалид! Подай голос! – окликнул я, закатив глаза, как бы заглядывая себе за спину.
– Там не инвалид, – мягко поправил аккуратист. – Но сам он в состоянии из любого человека сделать инвалида.
При всей мягкости, даже, я бы рискнул сказать, дружелюбности тона, аккуратист ДАЛ ПОНЯТЬ.
– Это я понять могу! – в свою очередь, ДАЛ ПОНЯТЬ я. Мол мистер Боярофф сам в состоянии сделать инвалида из любого… Ну да в моем нынешнем положении – затруднительно. Отложим на потом? А что ж фебрилы? Угроза? Если угрожают, но не делают, – значит, не сделают. Игра. Поиграем? В дружелюбие? А и действительно! По сути дела я с фебрилами не ссорился. Они – законная власть, а я – законопослушен. Какие ко мне претензии? Это у меня к ним претензии! Набрасываются, понимаете ли! Иголками колют, понимаете ли! К стулу привязывают, понимаете ли! Он, надеюсь, не электрический? А где моя дама?! И ребенок?! Вы что, дурные заразительные примеры перенимаете у советских коллег?! Я вам что, враг народа?! Американского?!
– Где ребенок? И м-мать его?
– Они в полном порядке, мистер Боярофф. Они дома. Кстати, этот ваш ребенок чуть было действительно не сделал нашего человека инвалидом. Маэ-гери. У вас учился?
Я не сдержал довольной ухмылки. Значит, черепаший сенсей Барабашка таки отомстил за анкл-Сашу, когда «глухонемой» отправил меня в нервно-паралитический обморок. Надеюсь, доходяга отправился следом за мной – стараниями юного каратиста Боруха Ваарзагера.
Аккуратист ухмыльнулся ответно. А неряха изобразил жестами: нокаут! Они отвечали на мои вопросы еще до того, как я начинал спрашивать. Тем самым приглашая к взаимности. Ну-ну! Аккуратист извлек автономную телефонную трубку с антенной, набрал номер именно Лийки и поднес к моему уху.
– … – Да, это Лийкино молчание. И молчание это не под дулом пистолета.
– Лий! Бояров! Вы – как?!
– … – Они – нормально. То есть живы-здоровы-свободны. – … – А ты, Бояров, как? (В ЭТОМ молчаливом Лийкином вопросе была изрядная доля отстраненности. Оно и верно. Сам же неустанно пропагандирую американизм «это моя жизнь», а сам втянул женщину с дитем в черт знает что. Извини, Бояров, они – нормально, теперь – нормально. Лийка имеет право сказать-смолчать: «это моя жизнь». Потребуется хороший адвокат? Она поможет. В остальном – извини…).
– Анкл-Саша! – завопил по параллельной трубке Барабашка. – Я… – отбой.
Аккуратист дал отбой. Убедился, мистер Боярофф? Вот и достаточно.
Убедился. Хоть Барабашка не предал, судя по тону. Впрочем, не уподобляйся, Бояров, совковому телеублюдку, нарекающему предателем каждого отошедшего в сторону, дабы в дерьме не забрызгаться… Убедился. В чем таком я убедился? В том, что Лия Боруховна Ваарзагер, большой специалист в компьютерных заморочках – сексот ФБР? Это уж вряд ли. Это я начинаю заболевать, Или натуральный агент Федерального Бюро, аккуратист-фебрила стремится меня заразить. Мало мне тридцати лет житья-бытья в Совдепе, где каждый- любой друг-товарищ-брат – потенциальный стукач, норовящий под легким нажимом преобразоваться в стукача кинетического! А той же Лийке – мало?! Она-то за версту, за милю обойдет каждую-любую секретную службу, желающую добра (Мы же вам только добра желаем!.. То-то мои собеседники чуть ли не изнывают от желания добра Боярову Александру Евгеньевичу!).
Так что не надо меня заражать, мистер аккуратист. Даже если вам, фебрилы, удалось занести инфекцию подозрительности в головенку Лии Боруховны, со мной этот номер не пройдет, я закален… А ведь наверняка наплели фебрилы миссис Ваарзагер: Боярофф тщательно законспирированный агент КГБ, он давно на примете у спецслужб вашей новой родины, миссис Ваарзагер, вы очень рисковали собой и своим сыном, пойдя на поводу у кагэбэшника Бояроффа, миссис Ваарзагер, большая удача, что наши люди подоспели вовремя и обезопасили этого парня, он вас принудил, миссис Ваарзагер, мы понимаем, но теперь все позади… К чему он вас, кстати, принудил, миссис Ваарзагер? Когда вы с ним встретились? О чем он вас просил? То есть что он требовал? Компьютер? Дискета? Где? Вы же неотлучно были с ним, начиная… Начиная с какого времени вы неотлучно были с ним?
Лийкина молчаливость – не глухонемое безмолвие. Лийкина молчаливость разумна и достаточна. Если она им что-то и сказала, то самую малость – чтоб отстали. Отстаньте все! Добровольно-принудительное сотрудничество со службами, желающими добра, – осознанная необходимость для большинства граждан Страны Советов, а миссис Ваарзагер принадлежит к меньшинству, злополучному нацменьшинству Страны Советов, откуда и вырвалась благодаря сей принадлежности. И отстаньте! Она – свободный человек в свободной стране. «Это моя жизнь!».
Да, пожалуй. Отстал. Не буду. И если даже мне потребуется адвокат, за помощью к Лийке я обращаться не стану. Отдыхай, Лий. От Боярова, от дерьмообразной каши, которую он заварил и чуть было не окунул с головой в нее. Отдыхай. А я как-нибудь обойдусь своими силами. Ежели и не обойтись мне без адвоката, найдется, в конце концов, э-э… специалист по вопросу, похлопочет. Этот… специалист по вопросу доподлинно знает, в чем мистер Боярофф грешен и где он безгрешен. Доведется Марси говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды, и ни один американский суд не признает мистера Бояроффа виновным. А в чем, собственно, я виновен?!
«В суде будешь оправдываться…»- присказка совковая, доступно разъясняющая: до суда дело не дойдет. «Я другой такой страны не знаю, где так вольно, смирно и кругом!». Однако вроде бы нынче я в иной стране… Но методы! Или я сильно переоценил количество степеней свободы в стране Бога и моей?! Спецслужбы – они и в Африке спецслужбы. И… в Америке.
Любопытно, где они сели мне на хвост? Неужели еще тогда, когда я слинял из «Русского Фаберже»? Или когда я по- новой объявился вокруг да около гнездилища фроляйн-мисс- товарисч Галински? Хрен вам всем! Не было хвоста! Даже когда Лийка гнала «даймлер» в аэропорт – и тогда за нами не было хвоста. И на кой был бы подобный хвост?! Вот же он, Бояров, – с дискетой, хавайте! Впрочем, схаваешь его, как же! Впрочем… схавали же… В аэропорту. Ага, вот! Может, фебрилы предприняли нечто похожее на совково-ментовское «Внимание! Всем постам!». Да, тогда есть полный резон пронаблюдать за аэропортом: вдруг мистер Боярофф вознамерился покинуть пределы США с бесценной дискетой в двойном дне чемодана. Так и есть! Вот он! Будем брать! А как его возьмешь? А так…
И вот я здесь. Где – здесь, кстати?!
Аккуратист снова упредил мой вопрос:
– За-стэн-кьи Лью-бьян-кьи! – на чудовищном русском произнес он, вытаращив глаза. Ну, пошути-и-ил! И опять перешел на аккуратный английский: – Мистер Боярофф, я с огромным уважением отношусь к вашим многочисленным достоинствам. Приношу извинения за ваше несколько скованное положение, но… если рассуждать здраво, это как раз комплимент, дань одному из ваших многочисленных достоинств. Мы ведем вас почти два года. Вы оказались нестандартной личностью. Вы не примкнули ни к одной из преступных группировок. Вы не занимались противоправной деятельностью… хотя некоторое неуважение к Закону проявили. Буду откровенен, нас это устраивало. До поры до времени. Мы полагали, что ваши… соотечественники рано или поздно обнаружат вас и тем самым обнаружат себя. И – не ошиблись.
