Марион размышляла.
Нет, все же ее прямой вины здесь нет. К тому же Кора осталась жива.
В палату вошла медсестра, неся поднос с завтраком. Марион хотела было отказаться, но неожиданно поняла, что страшно голодна. Она взяла две порции тартинок с джемом и, стоя перед окном, с аппетитом их съела, запивая кофе из большой чашки.
Она заметила промелькнувшую среди деревьев косулю. Ненадолго остановившись, та пощипала траву на опушке, затем исчезла.
Марион отодвинула поднос, затем пошла в ванную, умылась и оделась.
Теперь она готова.
Выйдя в коридор, она спросила у медсестры, как найти палату, номер которой написал на листке бумаги врач. Подойдя к нужной двери, она на секунду остановилась, глубоко вдохнула, а затем вошла.
— Привет, красотка! — воскликнула Кора.
Она лежала в кровати с пультом от телевизора, рассеянно переключая каналы. Подруги обнялись. Спустя некоторое время Кора произнесла:
— Тут что-то не так. Сначала был какой-то странный звук, потом вдруг руль перестал слушаться. Слава богу, что мой «хаммер» — это настоящий монстр и что мы съехали с шоссе на абсолютно гладкое поле.
— Думаешь, это он? Троянец?
— Не знаю. Но как бы он смог выследить машину?
Марион не ответила, о чем-то сосредоточенно размышляя.
— Что ты собираешься делать? — наконец спросила Кора.
— Сначала позвоню отцу, наверное. Потом вернусь в Париж…
Ваша подружка умерла.
— Хочу разобраться в этой истории до конца.
— Снова пойдешь в полицию?
— Да, конечно, — ответила Марион, отводя глаза.
На прощание они снова обнялись, и Марион вышла.
Она вызвала такси и доехала прямо до дома. Войдя в квартиру и закрыв за собой дверь, некоторое время молча разглядывала ряды книг — утешительные приметы размеренной, спокойной и заурядной жизни. Однако она уже не ощущала это место своим домом. Весь ее привычный мир внезапно перевернулся.
«В сущности, не так важно, сколько вам осталось жить, — сказал когда-то Натан. — Важно то, что вы успеете сделать за это время».
Она села у барной стойки в кухне.
Включила компьютер и вошла в «Фейсбук».
Как она и думала, Троянец был на сайте.
Она отправила ему «poke» и прибавила:
— Я здесь.
— Чего вы ждете от меня? — напечатала Марион.
— Прежде всего — новостей.
Она невольно взглянула на лейкопластырь в локтевой ямке — в том месте, куда вводили обезболивающее.
— Я хорошо себя чувствую.
— А ваша подруга?
— Тоже.
— Прекрасно.
Марион ждала продолжения.
— Я мог бы сделать с вами и кое-что похуже, — написал Троянец.
Пауза.
Маленькое панно-индикатор внизу экрана указывало на то, что он пишет новую фразу.
— Я вполне мог подойти к машине, пока ваша подруга была без сознания. Две одинокие женщины в безлюдном месте… Я бы легко с вами расправился.
Марион представила его пальцы, стучащие по клавиатуре… Итак, он всегда где-то рядом.
Может быть, он и сейчас сидит в ближайшем интернет-кафе, в двух шагах от ее дома. Почему бы и нет?
— Я приняла к сведению ваше послание, — напечатала она. — И что теперь?
— Продолжим игру.
— А если я откажусь?
Разумеется, это был чисто формальный вопрос. И она заранее знала ответ.
— Я — не один из сотен виртуальных психопатов, — написал Троянец.
Снова пауза. И мигание индикатора. Затем:
— Игра «Спасаем жизни» — это не опция, которую можно принять или отвергнуть. Дело не в том, чтобы узнать, согласитесь вы играть или откажетесь — у вас нет выбора. Вопрос состоит в следующем: стоит ли мне вовлекать кого-то еще в эту игру? Если вы не хотите играть свою партию, я без труда найду людей, ради которых вы это сделаете.
Марион подумала об отце, таком старом и слабом, каким видела его совсем недавно, под уличным фонарем на улице Ломбардцев. Ей совсем не хотелось проверять, на что еще способен Троянец.
Раздался звуковой сигнал — уведомление о доставленном сообщении.
— Это видеофайл. Откройте его.
Марион повиновалась.
Запись длилась меньше двадцати секунд. Марион досмотрела ее до конца, собрав все свое мужество. Она вслушивалась в слова, одновременно убеждая себя быть сильной. Но к концу глаза ее увлажнились, а пальцы дрожали так, что с трудом попадали на нужные клавиши.
— Вы сделаете то, о чем просит вас человек на этой видеозаписи?
— Да, — ответила Марион.
— Хорошо. Тогда следуйте моим инструкциям…
* * *
Час спустя Марион упаковала чемодан, поручила кота заботам соседки, после чего, в последний раз окинув взглядом квартиру, закрыла дверь, вышла на улицу и села в такси.
Между тем как ее дом и ее прошлая жизнь удалялись все дальше, на память Марион пришла одна фраза из прошлого. Еще в студенческие годы она прочитала «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Ей захотелось прочитать этот роман, поскольку больница Отель-Дье, в которой она проходила стажировку, находилась в двух шагах от знаменитого собора. Когда звонили колокола, ей казалось, что смех Квазимодо эхом отдается в больничных коридорах.
Один отрывок ей особенно запомнился — тот, в котором Клод Фролло, архидьякон, переводя печальный взгляд с печатной книги на собор, говорит: «Одно убьет другое». Подразумевалось, что появление книгопечатания убьет Историю, которая прежде воплощалась в цветные фрески на стенах соборов. Пришествие книги знаменовало отмену господства Церкви. Книга стала символом свободы. Но Марион рассматривала эту фразу в более широком смысле — как отражение сути любых перемен.
Как неизбежный переход от одной эпохи к другой.
В каждой человеческой жизни случаются переломные моменты. Первый выпавший молочный зуб. Первые месячные. Первый поцелуй. Первое занятие любовью. Первая смерть пациента. И каждый такой момент фактически убивает всю предшествующую эпоху. Вы меняетесь, пересекая границу, за которой открывается новая эра. Вы осознаете ход времени, собственную смертность, хрупкость и недолговечность всего и вся. И огромную важность тех счастливых мгновений, которые хочется запомнить навсегда — восход солнца, обед за семейным столом, веселящуюся компанию друзей…
Вы подводите итоги.
В такие моменты вам приходят на память юношеские мечты и желания. Контраст между вашим прошлым и нынешним существованием зачастую слишком резок, чтобы спокойно его перенести. Он может вызвать серьезный душевный кризис. Такое случается и в семь лет, и в сорок. Но результат всегда один: стены, в которых замкнуто ваше существование и которые кажутся вам весьма прочными, внезапно обрушиваются с легкостью карточного домика. Будущее, которое представлялось вам четким и очевидным, вдруг заволакивается туманной дымкой, сквозь которую брезжит новый рассвет. Вы делаете первый глоток свежего воздуха. И одновременно с восхитительным, пьянящим ощущением новизны испытываете страх.
Одно убьет другое.
Такси остановилось перед зданием, где Марион работала.
— Подождите немного, — попросила она водителя. — Я вернусь через пару минут.
Поднявшись на свой этаж, она сразу направилась в кабинет Катрин Борман.
— Вы рассчитываете сделать из меня журналистку? — спросила она без всяких предисловий.
Патронесса взглянула на нее округлившимися от изумления глазами:
— Вы ни с того ни с сего врываетесь ко мне после двухдневного отсутствия — и только затем, чтобы задать этот вопрос?
— Ответьте на него, пожалуйста.
— Вы не так уж молоды.
— Да, я опоздала на несколько лет.
— Журналистика — это ремесло.
— Я быстро учусь.
— У вас нет никакого сюжета для расследования.
— Ошибаетесь. У меня есть великолепный сюжет.
— Вы к этому не готовы.
Марион кивнула:
— Ну что ж. Я просто хотела лишний раз убедиться, что, уйдя от вас, ничего не потеряю. — Она положила на стол запечатанный конверт. — Это мое заявление об увольнении. До свидания, мадам Борман.
И, повернувшись, Марион направилась к двери.
— Подождите.
Марион обернулась.
Катрин Борман поднялась из-за стола:
— Я не знаю, что вы задумали. Но, скорее всего, это не лучшее решение. В моей жизни тоже были нелегкие моменты. Что бы с вами ни произошло, какую бы глубокую рану вы ни получили, поверьте мне, нужно продолжать идти вперед. Никто не в силах изменить прошлое.
