— Зачем ты это сделал?
Бомж несколько раз дернулся, словно в судорогах.
— Что сделал?!
— Поджог вчерашний.
— Ах, это…, — как показалось Петровскому, с облегчением произнес Иван. — Страшный человек… Демон…приказал…. Дал денег…
— На бензин?
— Дал денег…
— На бензин? — переспросил Петровский.
— Да…, — произнес бомж одними губами.
Говорить ему, очевидно, было трудно.
— Как он выглядел?
Бомж молчал.
— Как выглядел страшный человек?
Его губы вновь вспомнили о молитве.
Петровский закрыл зажигалку и поднялся.
— Дайте ему воды, — посмотрев на майора, сказал он. — Может еще что-нибудь расскажет.
— А ловко вы это проделали, — восхитился тот. — Надо будет взять на вооружение.
— Берите, — пожал Тарас плечами. — Только зажигалку лучше не одноразовую иметь — иначе пальцы сожжете. Кстати, мне почему-то кажется, что совершил он не только поджог.
Майор вопросительно поднял голову.
— Что-то страшное, — пожал плечами Петровский. — Что-то, чего боится сам. Даже вспоминать боится.
— Ну, что, Тарас Васильевич, трогаемся? — спросил Тополев.
Петровский не успел ответить.
Из темного угла, где сидел бомж, внезапно раздался чистый и ясный голос.
— Так это Петровский, что ли? Прости, не узнал сразу.
Майор дернул фонарем, и луч света вонзился в угол, выхватив из темноты грязное лицо с шевелящимися губами.
— Погасите свет! — почти крикнул Тарас.
Темнота снова шагнула в камеру.
— Это я, — осторожно сказал Петровский, моргая глазами. — Но кто ты?
— Не узнал, да? — ехидно спросил голос. — Твой старый знакомый, Тарас Васильевич. Сколько лет, сколько зим.
— Выйди, покажись.
— Всему свое время, Тарас. Я выйду, когда мне это будет нужно. А сейчас хочу сказать тебе только одно. Будь осторожен. Будь очень внимателен и осторожен. И паренька своего лучше останови. Потому, что если он попадет ко мне, Москва это надолго запомнит.
— Да, кто ты?! — в сердцах бросил Петровский.
Иван Житцов молчал.
4
У входа в отделение они закурили.
Майор и Петровский, нервно роняя пепел.
Тополев все никак не мог справиться с пуговицами плаща.
— Кто это был? — спросил майор после долгой паузы.
Петровский пожал плечами.
— И что нам теперь с этим типом делать?
— Отдайте его нам, — предложил, наконец, Тарас. — Завтра утром. Все равно, доказать его участие в поджоге практически невозможно. Может быть, нашим специалистам удастся хоть что-нибудь из него вытянуть.
— На что это вы намекаете? — прищурился майор. — Пытки?
Тополев нервно рассмеялся.
— Конечно, нет, — покачал головой Петровский. — Глубокое сканирование подкорки.
— Знаете ли, как вас там? А, Тарас Васильевич, мы — люди простые и таких слов не знаем. Знаем только одно: преступник должен сидеть в тюрьме.
— Он завтра ото всего откажется, — вздохнул Петровский.
— Подождем до послезавтра, — упрямо сказал майор. — Некоторым временем мы все-таки располагаем.
— Да что у вас есть на него? — едва не рассмеялся Тарас. — Пробки от бутылок? Запах бензина? Смешно же, в самом деле.
— У меня есть его признание, — угрюмо произнес майор. — А завтра я постараюсь получить его в письменном виде.
Он щелчком отбросил сигарету в темноту.
— Постойте, — поймал его за локоть Петровский. — Андрей Александрович, верно?
— Да.
— Вы — последний из могикан, майор Величко. Я рад, что познакомился с таким представителем нашего закона. Но, к несчастью, наш с вами товарищ очень скоро окажется снова на свободе. И тогда, возможно, будет поздновато.
Майор поиграл желваками.
— А вот тогда, — ответил он, — вы и займетесь вашим глубоким сканированием.
1
Сашок приехал в восемь, очевидно, сильно воодушевленный вчерашней сценой в ангаре. Деликатно посигналив, поднялся на крыльцо. Дверь ему открывала заплаканная Машка.
— А…. Папа?
— Здесь я, — отозвался хмуро Немченко.
Стоя на коленях, он старательно выковыривал кухонным ножом пулю из стены.
— Здорово, Сань.
— Доброе утро, Вадим Дмитриевич, — интеллигентно кивнул Сашок из прихожей. В присутствии Маши Немченко запрещал называть себя шефом.
— Заходи, не разувайся. И так — бардак.
На пороге гостиной глаза Сашка округлились.
— Во, те на! — только и смог сказать он. — Чего это у вас, ше… Вадим Дмитриевич?
Немченко с хрустом выдернул из стены расплющенную пулю и, подбросив ее на ладони, швырнул на стол, к остальным.
— Пострелял ночью немного, — распрямляясь, сказал он. — А ты как?
Маша у двери всхлипнула и быстро пробежала по лестнице наверх. Через секунду ее дверь хлопнула.
Они проводили ее взглядами, потом посмотрели друг на друга.
— Я-то ничего…, — растерянно промямлил Сашок.
— Тогда поехали? — спросил Немченко как ни в чем ни бывало.
Сашок молча кивнул.
Вадим сгреб со стола пули с гильзами и засунул пистолет в брюки. Оправил рубашку. Сашок, как завороженный, следил за его действиями.
— Ну, чего встал? — уставился Вадим на него.
— А где…? — развел руками Сашок и, покосившись на лестницу, добавил. — Ну, труп?
— Какой труп? — не понял Немченко.
— Парня Машиного, — пояснил Сашок. — Это вы его, да? Мне забирать или вы уже сами все сделали?
Секунду Вадим соображал. Потом понял и едва не взорвался от хохота. Все-таки удержался и несколько раз вздохнул, успокаиваясь.
— Сам уже, — ответил он. — На заднем дворе.
— А Маша как?
— Сам видишь, как, — пожал Немченко плечами. — Плачет все.
— А-а….
Немченко помотал головой и пошел в прихожую.
— Ты молодец сегодня, — заметил он, одевая ботинки. — Не опоздал, во время.
— Я теперь всегда во время буду, Вадим Дмитриевич, — горячо ответил Сашок, все еще в растерянности оглядывая гостиную. — И вообще, вы уж извините меня, если я чего не так делал. Честное слово, не со зла.
— Посмотрим, — неопределенно ответил Немченко, потопав ботинками. — Ладно, пошли.
Всю дорогу до офиса они молчали.
Сашок сосредоточенно вел машину, а Вадим изредка посматривал на его крепкий лысый затылок, листая «Московский комсомолец», купленный по пути у метро. Впрочем, и Сашок на него косился, бросая украдкой осторожные быстрые взгляды в зеркало заднего вида.
Уже у самого офиса Немченко не выдержал и взял Сашка за плечо. Тот дернулся, как от удара током.
— Расслабься, — сказал Вадим. — Пошутил я. Не убивал я никого. Так, пострелял только.
— Постреляли? — недоуменные глаза Сашка появились в зеркале. — В доме своем? Просто так?
— Да, — пожал Вадим плечами.
Сашок замолчал.
Они подъехали к шлагбауму и молодой охранник решительно направился к машине. Оглядев пропуск, махнул рукой кому-то в будке:
— Поднимай!
— Извините, — сказал он Сашку, возвращая пропуск. — Я первый день на работе.
— Да ладно.
Они проехали между рядами машин и, развернувшись, припарковались на постоянном месте.
— Ты, чего, Сань, а? — поинтересовался Немченко. — Чего замолк-то?
Сашок решительно заглушил машину.
— Знаете, Вадим Дмитриевич, — сказал он, поворачиваясь. — Я думал, что уже заслужил ваше доверие. А вы считаете, что нет, да?
— Да я тебе правду говорю! — почти возмутился Вадим.
— Правду, — кивнул Сашок. — А что же, если вы никого не хоронили, у вас в гостиной так землей пахло? Ну, дымом, — понятно. Стреляли много. Но землей-то, Вадим Дмитриевич? Гнилой осенней землей. Так от всех ребят вчера пахло, когда они тех двоих, да Толяна закапывали. Ну, что я запаха земли не узнаю, что ли?
Вадим открыл рот.
У него внутри вдруг что-то оборвалось.
Он медленно облизал пересохшие губы.
— Знаешь, что? — сказал, наконец, после паузы Немченко. — Я тебе, Сань, теперь верю, как самому себе. Каюсь, закопал парня. Но все случившееся только между нами.
2
Голос позвонил через два часа.
Вадим только заканчивал утренний кофе с ореховым печеньем, когда в очередной раз пробудился его мобильный телефон. Номер на экране не определился.
Немченко секунду размышлял — отвечать, нет — потом решительно поднял трубку.
— Будь здоров, Вадим, — поздоровался Голос, как ни в чем, ни бывало.
Немченко едва не подавился печеньем.
Несколько мгновений пытался откашляться.
— И тебе, — сказал он, отдышавшись. — Как там твое одиночество?
— Не надо так со мной, — после паузы произнес Голос.
— А как надо? — осведомился Немченко. — Ты что-то попутал, парень. Себе приказы я отдаю самостоятельно. Ищи себе другую шестерку, понял?
