— Что скажешь, Леша? — устало потянулся Петровский на диване. Кофе уже не бодрило, а с каждым глотком лишь усиливало общее состояние отупения.
— Может, что-нибудь дельное Вепрь предложит?
Петровский бросил взгляд на часы.
— Это в семь двадцать утра? — усмехнулся он. — Наше величество раньше одиннадцати не пробуждается.
— Ну, зачем вы так, Тарас Васильевич, — вроде бы даже обиделся Алексей. — Вепрь, на самом деле, замечательный человек. А уж сколько раз он нашему отделу помогал — не счесть.
— Вашему-то помогал…, — произнес Петровский задумчиво. — Ладно, Леша, давай звонить.
2
Главный маг «Полночи» оказался вполне бодрствующим и в семь двадцать утра. Трубку телефона он поднял практически сразу.
— Да, Тарас, — нисколько не удивился Вепрь.
— Не спишь?
— У меня есть собака, — пояснил Вепрь. — Что случилось?
Петровский коротко пересказал события последних двух дней.
— Занимательно, — констатировал Вепрь. — Говоришь, полный контроль?
— Или что-то типа него. Я не особенно разбираюсь.
— Сыворотку раздавать налево и направо мы уже научились, — с оттенком горечи произнес Вепрь, — а вот в личностном контроле все никак не разберемся.
Это был предмет старых разногласий Петровского и главного мага.
— Не начинай, ладно? — попросил Тарас, покосившись на Тагоева.
— Ладно, — согласился Вепрь после паузы. — Эх, посмотреть бы на этого бомжа. Повертеть, пощупать. Никак нельзя?
— Он сейчас в отделении милиции медитирует. Отправлю часов в десять туда Барса, может он хоть сумеет договориться.
— Барс с группой на Хорошевском кладбище уже третьи сутки прохлаждается, — напомнил Вепрь. — Ни конца пока не видать, ни края.
Петровский выругался.
— А Кравченко справится?
— Толик-то? — хмыкнул Вепрь. — Однозначно. Он очень талантливый мальчик.
— Но ты сейчас хоть что-то можешь сказать предварительно?
— Предварительно? — переспросил Вепрь. — Конечно. Полный контроль над человеком может перехватить маг только очень хорошего уровня. Пятого-шестого, не менее.
— Много таких из диких?
— Нет, Тарас. Можно пересчитать по пальцам. Трое в Совете, шестеро заделались отшельниками.
— А Полинок со своей бандой?
— Банда, — усмехнулся Вепрь. — Банда расформирована. А Настенька уже года как два назад задавила свою Тень. Теперь она обычная обывательница. Кушает по утрам йогурты, да похотливого мужа пасет.
— Плохо, — констатировал Петровский. — Значит, появился кто-то новый. Но он меня знает, вот в чем дело!
Вепрь задумался.
— Это в корне меняет суть, — заметил он после размышления. — Насчет уровня, Тарас, возможны исключения. Например, некроманты могли стать кукловодами уже на втором-третьем. К счастью, их уже почти не осталось.
— Вообще?
— Землетрясение в Армении помнишь? Там практически их всех и ухлопали.
— Практически?
— Так и я о том же. Был один паренек талантливый. Помнишь столкновение в Подольске? Помнишь, Тензора?
Трубка в руках Петровского дрогнула. Четыре трупа со стороны «Полночи». Как такое можно забыть?
— Помню, — кивнул он.
— Он ведь тогда выжил?
— Да.
— Тогда, думаю, наш старый недруг подкопил силенок и выбрался, наконец, из небытия.
— Вот что, Вепрь, — решил Петровский. — Приезжай-ка в офис, и будем с его личным делом разбираться.
Прикрыв рукой трубку, он покосился на Тагоева.
— Леша, — спросил Тарас, — у нас ведь есть дело на некого Тензора?
Тагоев засуетился.
А через двадцать минут ругани, поиска по компьютеру и запыленным стеллажам, выяснилось, что никакого дела в архиве на Тензора не существует.
Таинственный наследник некромантов стер о себе малейшее упоминание.
1
Он пытался и не мог проснуться.
Круговерть сновидений, нет, скорее, непрерывная цепь воспоминаний не давала ему освободиться. Максим снова и снова переживал то, что не мог вспомнить. Действительность перемещалась с прошлым. То он вставал и, глядя на спящую Алену, начинал одеваться, то снова ощущал себя уткнувшимся лицом в подушку на диване. Только он шел по Новому Арбату, ощущая ветер и накрапывающий дождь, то уже лежал, кутаясь в теплое одеяло. Ему было то жарко, то начинало знобить. Петровский, бормотал он. Что же ты мне дал, Петровский? Кем ты меня сделал? В один из таких моментов Максим увидел Алену.
Она стояла в дверях, одетая, элегантная, красивая и смотрела на него. Из прихожей за ее спиной лился свет.
— Дверь захлопни, если будешь уходить, — сказала Алена. — А лучше меня дождись.
Максим кивнул и не поверил собственным глазам.
Он снова шел по Новому Арбату.
Он оглянулся.
Алены и ее прихожей нигде не было видно.
Он начал соскальзывать куда-то еще глубже. Асфальтовая мостовая надвинулась, он закричал и внезапно оказался в маленькой комнате за уютно освещенным столом. А в руках его поблескивала капсула с лекарством Петровского.
2
Самое неприятное в жизни — когда чувствуешь себя полным идиотом.
Максим эту мудрость усвоил еще в детстве, когда слишком прямолинейно воспринимал шутки одноклассников. Потом, когда он вырос, чудесное состояния полного отупения ему приходилось испытывать все реже и реже, поэтому сейчас, когда он ощутил его приближение вновь, его обуяла даже своего рода радость. Приятно, знаете ли, изредка побыть дураком, хотя бы в собственных глазах.
Он откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил.
Он ничего не понимал.
Состав, который находился в пробирке, не напоминал, нет, это была самая обыкновенная и настоящая кровь.
Конечно, как человек, всю жизнь занимающийся химией, он являлся достаточно узким специалистом, но, тем не менее, тесное общение с тем, что раньше он считал обезболивающим, многому его научило. Биологом в их цехе был Шура, вечно носившийся с какими-то пробами крови, с мышками, морскими свинками и Максим на мгновение пожалел, что его нет рядом. Э, нет, брат… Шура ведь тоже один из них, напомнил сейчас же Максим сам себе. Он меня предал тоже. А кровь…
Максим посмотрел на пробирку. Кровь заговоренная, сказал он себе и тихонько рассмеялся. Интересно, если меня будет невозможно убить обычными методами, то какими можно? Каким-нибудь супермегабластером, что ли…?
Вся ситуация отдавала дешевым розыгрышем.
Может, Тарас решил таким образом проявить чувство юмора?
Он поднял пробирку и посмотрел на свет. Обычная кровь, что я крови не видел? Ну, цвет чуть желтоватый, ну и что? Что, собственно, это меняет?
Он положил пробирку и затянулся.
Потом подтянул телефон к себе.
Трубку на этот раз взял сам Тарас.
— Да, — сказал он.
— Это Максим.
— Привет.
— Это — кровь?
— Где? — не понял Тарас.
— В пробирке, — уточнил Максим.
Тарас помолчал секунду.
— Да, — сказал он. — И что?
— Зачем мне вводить себе чью-то кровь?
На том конце трубки повисла тишина, Максиму даже показалось, что связь оборвалась.
— Алло! — сказал он.
— Чего кричишь, — произнес Тарас, — слышу я. Тебе надо было — вот я и дал. Не хочешь — не вводи. И отвяжись ты от меня, ради Христа.
— А если там — СПИД?
— А тебе не все ли равно? — с еле различимой ехидцей поинтересовался Тарас. — Тебе всего пара дней осталась. Они, кстати, не звонили?
— Кто? — на этот раз не понял Максим.
— Твои… компаньоны.
— А-а… Нет.
— Завтра позвонят. Готовься.
— К чему?
— К разговору, балда! — не выдержал Тарас. — И вот еще. Зачем ты мне мертвым нужен, а? Подумай. Это я касаемо СПИДА в пробирке, понял?
— Так что же там?!
— Твое спасение, — сказал Тарас и повесил трубку.
Максим почесал за ухом и вновь посмотрел на пробирку.
Его мучили серьезные сомнения.
Он всегда очень уважительно относился к своим венам. Пару раз у него брали кровь, и всегда для него это оказывалось довольно мучительным переживанием. Максим вспомнил, как все протекало в кабинете поликлиники и его передернуло. А уж сам себе… Хотя, что мне, на самом деле остается? Конечно, есть другая альтернатива — ничего в вену не впрыскивать, а просто ее перерезать. Говорят быстрая и легкая смерть, если режешь в теплой воде. А спину тебе вымоют уже позже…
Остроумно, похвалил Максим сам себя.
И все же… Что мне все-таки со всем этим делать?
Он покатал пробирку по столу.
Вернуться назад? Его передернуло. Синтезировать «Сигму» два, три, десять…. Зная, что за дверями офиса, на улицах и в грязных подъездах умирают люди, не понимающие мощи нового дешевого белого счастья? Непыльная работенка, любимые мои склянки, отличная зарплата…. А ведь меня взяли бы обратно. Я же талант…. Ну, Семен бы немного поорал. Премиальных бы лишили на месяц. Ну, как? Вернемся? Максим честно подумал. Нет, решил он. Я не убийца. Не хочу и не буду. Решено.
