— Противозаконные действия полицейских?
— Нет, с этими уже разбирались, говорят, что все в порядке, но, черт возьми, ему было восемьдесят два года.
— Плохо, но иногда такое случается. Так из-за чего весь этот шум?
— А, — Уолли помотал головой, как будто вытряхивая из уха жука, — ты не знаешь местной обстановки. Мы сидим по уши в дерьме со времени гибели Джексона, того молодого негра. Свидетели утверждают, что это было убийство. На патрульного завели дело, его отстранили от работы. Потом восьмидесятилетняя негритянка получила пулю, пытаясь помешать полицейским арестовать ее внука за распространение наркотиков. Теперь вот это. Вчера вечером одна из местных радиостанций вещала так, будто вернулись времена Кинга. Дошло чуть не до драки. Подстрекательские речи с той и с другой стороны. Поэтому сегодня мы вроде как прикованы к этому месту. Ждем, как будут развиваться события. И вот еще что.
— Что?
— Сегодня утром в выпуске новостей показывали твою новую лучшую подругу Ноэль Коллиер. Фирма «Джонс — Селеска» сделала официальное заявление. Они представляют интересы Уильяма Хакаби, главного подозреваемого, — Уолли посмотрел на листок бумаги, лежащий у него на письменном столе, — в деле далласского Могильщика. Из хорошо осведомленного источника, и так далее, и так далее, защитником является Ноэль Коллиер из Гарлэндской юридической фирмы и прочее, и прочее, и прочее. — Он протянул листок бумаги Джеку и тот, пожав плечами, принял его.
— Не Бог весть какой сюрприз. Я могу воспользоваться телефоном? — Майклс кивнул. Джек поднял трубку и набрал номер фирмы «Джонс — Селеска». Ему пришлось подождать минуту или около того, но наконец на другом конце подняли трубку и ангельский голос сообщил:
— Ноэль Коллиер слушает.
— Джек Эйхорд, — сердце замерло, потом вновь забилось. — Вы пропустили прекрасный обед со спагетти, — не удержался он.
— М-м-м-м, — пробормотала она. — У меня сегодня мало времени, мистер Эйхорд. Что конкретно мы можем для вас сделать? — В ее голосе прозвенела сталь.
— Поздравляю с новым клиентом, — сказал Джек.
— Умгм. Благодарю вас.
— Лучше бы вы сообщили мне об этом, когда я был у вас в конторе.
— Как прикажете вас понимать?
— Я имею в виду дело, которое мы обсуждали. Почему-то вы не сказали, что ваша фирма будет представлять интересы мистера Хакаби. Но сегодня я прочел об этом в газетах.
— Мистер Эйхорд, — в ее голосе появилось раздражение, — я думаю, нам следует кое-что уточнить, чтобы в дальнейшем между нашими конторами не было недоразумений. Во-первых, окончательное решение было принято только вчера поздно вечером, и журналистов об этом известили прямо здесь, в офисе, но сделал это кто-то другой. Мне неизвестно о существовании какой бы то ни было договоренности о том, чтобы известить лично вас. Во-вторых. Цель адвоката защищать обвиняемого, а это, в свою очередь, предполагает столкновение интересов этой личности с интересами полиции, окружного прокурора и других представителей обвинения. Таково положение дел, и так все было задумано. Противостояние обвинения и защиты — это то, что заставляет всю правовую систему работать. Вы согласны?
— Безусловно. Но позволят ли некоему официальному противнику задать пару вопросов, относящихся к ходу расследования?
— Давайте.
— Вы сами пришли к Юки или он обратился к вам?
— Не понимаю.
— Кто к кому обратился? По поводу его интересов? Вы сделали первый шаг или он искал встречи с вами? У меня имеется особая причина для любопытства.
— Ни то, ни другое. Нам позвонил из Хьюстона его брат. Он, естественно, очень беспокоится о Юки, а тот ни разу даже не связался с ним. Его брат узнал об аресте из газет. Позвонил в отдел по расследованию убийств Далласа, здесь ему ничего толком не объяснили. Брату это не понравилось, тем более что он назвал себя и сказал, что о нем можно навести справки в полицейском управлении Хьюстона. Во всяком случае, человек расстроился, разговор с полицией его не успокоил, а тут еще заголовки в газетах. Он стал разузнавать как и что, и в одной из фирм в Хьюстоне ему посоветовали обратиться к нам.
— Брат Юки настолько богат, что может позволить себе пользоваться вашими услугами? — Эйхорд не смог сдержать улыбки.
— По правде говоря, не думаю, чтобы наш гонорар представлял для мистера Хакаби серьезную проблему. Он руководит крупной фирмой. В общем, далеко не нищий. Что-нибудь еще?
— Полагаю, что в конечном счете здесь замешаны книгоиздательство и киностудия, — заметил Эйхорд, надеясь, что она не сразу швырнет трубку.
— Что?Вам неизвестны законы, мистер Эйхорд? — Казалось, она с трудом сдерживалась.
— Ну-у, — протянул он, — в общем...
— На востоке нашей страны в ответ на запросы разъяренной общественности был принят закон относительно убийцы, извлекающего выгоды из своих сочинений на тему совершенных им или ею убийств, будь то интервью, литературные опусы или кино— и телесъемка. Согласно этому закону, право на доходы от подобного рода сделок имеют только родственники жертв. Безусловно, вы должны были слышать об этом.
Эйхорд почувствовал, что снова тонет. Слава Богу, их разделяло пространство, так что ей не было видно, как он покраснел, пока она водила его по лабиринтам правосудия и рассказывала о том, какие законы принимались законодательными органами по всей стране и в отдельных ее частях. Он с трудом заставлял себя слушать. В ее голосе звучало нескрываемое презрение: «и Даллас еще считает его экспертом по серийным убийствам». По-видимому, он произвел на нее жуткое впечатление. Он погружался все глубже и глубже, при этом мысленно бичуя себя.
— Единственное, чего я до сих пор не понимаю, так это с какой стати адвокат вашего уровня берется за такое дело? Просветите меня, пожалуйста.
— Адвокат моего уровня?
— Зачем вам предоставлять свои услуги убийце-маньяку, который признал свою вину? Обычное, ничем не примечательное дело.
— Во-первых, я не согласна с тем, что дело обычное. Во-вторых, с тех пор как я услышала об этой истории в вечерних новостях, она захватила меня, одновременно и притягивая, и отталкивая. Меня интересуют некоторые правовые аспекты.
— Но Юки уже преподнес нам множество трупов. Как вы будете его защищать? Только добиваться, чтобы его признали невменяемым?
— Ну вот, мы опять возвращаемся к прежнему. Я о противостоянии сторон, — возразила она.
— Безусловно, к этому следует относиться с уважением, но в широкомсмысле.
— В широком смысле, я утверждаю, существует ничтожный шанс, что он невиновен. Вы когда-нибудь задумыва...
— Ай, бросьте, мисс Коллиер! Как у вас язык повернулся сказать, что он, возможно, невиновен?
— Не следует; конечно, обсуждать дело по телефону, — вздохнула она, — но вам удалось выяснить, были у него сообщники?
— Мы все время этим занимаемся.
— Возможно, но результатов пока нет. С вашей точки зрения, доказательства вины неопровержимы. А так ли уж они безупречны! У вас единственная свидетельница. Без ложной скромности, я уже сейчас готова ее отвести. Это так, к слову. А признание — его можно оспорить в любом суде страны. Так что трупы — вот все, что у вас есть. И, безусловно, они неопровержимы. И несомненно, он точно знал, где они находятся. Но откуда такая уверенность, что именно он их закопал? Что именно он убил этих людей? Что, если...
— Согласен. Только что привлекает лично вас в этом деле? Зачем вы вдруг решили вмешаться?
— Повторяю, меня это дело просто захватило, мистер Эйхорд. В нем есть что-то профессионально неотразимое. Ваш обвиняемый здесь ни при чем. Ни с какой стороны. А потом, если все же Уильям Хакаби невменяем?
— Он все равно отправиться в газовую камеру — слишком много жертв. Или давайте отменим тяжкие наказания за тяжкие преступления.
— Просто, чтобы сберечь время, давайте не будем обсуждать дело по телефону.
— Просто, чтобы сберечь время — вы собираетесь добиваться признания его невменяемым, так? Для этого ему понадобились словесные дымовые завесы и та чепуха, которую он несет. Юки просто морочит всем голову, закладывая для вас базу, верно?
— Ну что вы. — Она рассмеялась. — У нас вся правовая система на этом построена. — И вновь тяжкий вздох. Почти стон.
— Не понял.
— Ну что тут сложного. Суд и все остальное — это игра. Мозгоеб...во, если хотите.
Он не мог поверить своим ушам:
— Мозгоеб...во? — повторил он, как выдохнул.
— Определение точное. Извините, мне еще предстоят звонки. — И линия, соединявшая его с «Джонс — Селеска» стала немой. Она полностью права. С самого начала вся эта бодяга была всеобъемлющим первоклассным насилованием мозгов.
Джек положил кусок пластмассы, к которому прижимался ухом, и взглянул на Уолли Майклса, а тот в ответ вопросительно поднял брови.
