Во всяком случае, Карен молилась об этом каждый вечер, выключая свет.
8 апреля, накануне годовщины трагедии, по телевидению показали документальный фильм о взрывах в Центральном вокзале. Снятый одной из репортерских групп, которая прибыла туда вместе с пожарными, с включением эпизодов, запечатленных видеокамерами мобильников людей, находившихся на Центральном вокзале и на соседних улицах, а также камерами наблюдения.
Карен выключала телевизор, как только на экране появлялись кадры того события. Потому что в тот день погиб ее муж. А появлялись они тогда всюду: в выпусках новостей, в передаче «Закон и порядок», даже по ходу спортивных трансляций.
В семье они все это обговорили. Решили следующий вечер провести вместе одни, отмечая годовщину гибели Чарли. А днем раньше ничего не хотели смотреть. Сэм и Алекс ушли к друзьям. Пола и Рик пригласили Карен к себе. Она отказалась.
Даже не могла сказать почему.
Может, хотела показать себе, какая она сильная. Мол, не дело прятать голову в песок как страус. Чарли через это прошел. В прямом смысле этого слова. Пусть и не выжил.
Значит, могла пройти и она.
Она понимала, что должна прикоснуться к этой трагедии. Что деваться некуда. Так почему не теперь?
Как бы то ни было, в тот вечер Карен приготовила себе салат. Пролистала пару журналов, которые копились целый год, посмотрела в компьютере кое-какие материалы для подготовки к экзамену на получение лицензии риелтора. Со стаканом вина. И поглядывая на часы.
«Ты сможешь это сделать, Карен. Не будешь прятаться».
Около девяти вечера Карен выключила компьютер. Взяла пульт дистанционного управления, включила Эн-би-си. Включила и видеомагнитофон, чтобы записать фильм для завтрашнего просмотра с детьми.
Представлял фильм один из ведущих новостных выпусков. Начался он, по законам жанра, с отправления из Стэмфорда поезда, прибывающего на Центральный вокзал в 8.41. Люди читали газеты, решали кроссворды, обсуждали вчерашнюю игру «Никс».[16]
Карен почувствовала, как застучало сердце.
Она легко могла представить себе Чарли в первом вагоне, уткнувшегося в «Уолл-стрит джорнал». Камера переместилась на двух уроженцев Ближнего Востока, с рюкзаками. Один укладывал чемодан на багажную полку. Карен взяла Тоби на руки, прижала к себе. Заныл желудок. Может, не следовало ей смотреть этот фильм?
Потом на экране появились часы, показывающие 8.41. Время взрыва. Карен отвернулась.
«Господи…»
Камера наблюдения, установленная на путях Центрального вокзала, зафиксировала этот момент. Внезапная вспышка ослепляющего света. Свет в поезде погас. В темноте закричали люди.
От взрыва ста фунтов гексогена, смешанного с зажигательным веществом, обрушились бетонные конструкции, вспыхнул мощнейший пожар. Температура превысила две тысячи градусов, клубы черного дыма поднялись в небо. Пошли кадры с вертолетов. Это Карен уже видела в то ужасное утро, на занятиях йогой. Люди в панике выбегали из здания станции, кашляли. Облако дыма все разрастаюсь.
«Да, я допустила ошибку». Карен сжала кулаки, покачала головой, из глаз катились слезы. «Это неправильно». Не могла она на это смотреть. Подумала о Чарли, оказавшемся в том аду. Какие же муки выпали на его долю! Карен застыла как изваяние, вернувшись в ужас того первого дня. Какой же это кошмар! Люди умирали. Ее муж умирал…
«Нет, извини, дорогой, я не могу на это смотреть».
Она потянулась за пультом дистанционного управления, чтобы выключить телевизор.
В этот самый момент на экране появился боковой выход из Центрального вокзала, на углу Сорок восьмой улицы и Мэдисон-авеню. Камеры показывали людей, которые, пошатываясь, выходили из здания Центрального вокзала, кашляющие, в крови и копоти. Многие тут же падали на тротуар или мостовую, кто-то плакал, другие смотрели в никуда пустыми глазами, еще не веря, что остались в живых.
Ужасно! Она не могла смотреть.
И уже поднесла палец к красной кнопке на пульте, когда что-то привлекло ее внимание.
Карен моргнула.
На мгновение… на долю мгновения. Наверное, воображение сыграло с ней шутку. Злую шутку. Такого не могло быть.
Карен переключилась на видеомагнитофон, прокрутила запись назад. Вновь начала просматривать, наклонившись к экрану. Люди, пошатываясь, выходили из здания Центрального вокзала…
Внутри у нее похолодело.
Карен вновь прокрутила запись назад. Сердце бухало, как паровой молот. Добравшись до нужного места, Карен нажала кнопку «Пауза».
«Господи…»
Ее глаза широко раскрылись, словно веки оттянули пальцами. Перехватило горло. Карен встала. Во рту пересохло. Она шагнула к телевизору. Этого не могло быть…
Лицо.
На экране застыло лицо, которого там быть не могло.
Вне Центрального вокзала. Среди хаоса. После взрыва. Отворачивающееся от камеры.
Лицо Чарли.
Карен стало дурно.
Никто не смог бы этого заметить — никто, кроме нее. А моргни она в этот момент или отвернись от телевизора, не заметила бы и она.
Но лицо было. Схваченное камерой. Как бы она ни хотела это отрицать.
Лицо Чарли.
Карен смотрела на своего мужа.
Утро выдалось ясным и солнечным, шоссе в Нью-Джерси практически пустовало, если не считать тридцати велосипедистов в свитерах яркой расцветки, которые ехали плотной группой. В голове колонны Джонатан Лауэр оглянулся, выискивая ярко-зеленый свитер своего друга Гэри Эддинга, трейдера из «Меррилл Линч». Нашел, зажатого в середине основной группы гонщиков. Идеальный шанс! Джонатан начал прибавлять. И как только увидел перед собой свободный коридор, рванул на полную.
«Лауэр решительно вышел вперед», — послышался у него в голове голос воображаемого комментатора.
Для большинства эти воскресные велосипедные прогулки были развлечением, способом снять накопившееся за рабочую неделю напряжение, но они с Гэри придумали себе особую игру. Больше чем игру. Испытание. Они всегда соревновались на пределе возможностей, стремились показать все, на что способны. Победитель потом целую неделю ходил гоголем, а в следующее воскресенье выезжал в желтом свитере. Проигравший покупал пиво.
Пригнувшись к рулю новенького, с корпусом из углепластика, «лемонда», Джонатан выиграл добрых двадцать ярдов, а потом плавно вписался в поворот.
Оглянувшись, Джонатан заметил Гэри, пытающегося выбраться из пелотона. С бурлящей от выброса адреналина кровью он помчался по двухполосному шоссе — на ближайшие пол-мили прямому, как стрела. Вовремя он ушел в отрыв!
Джонатан яростно крутил педали, не думая о новой работе, на которую поступил несколькими неделями раньше (в энергетическом департаменте «Мэн секьюритис», одной из крупнейших брокерских компаний). Вот уж где ему представлялся шанс заработать приличные деньги! Шаг вперед после всей этой истории с «Харбор».
Не думал он и о показаниях под присягой, которые дал на прошлой неделе. В присутствии аудитора из банка Шотландии и адвоката из «Паркер» Кегг заставил его раскрыть некоторые неблаговидные сделки прежнего работодателя, и это после того, как он получил приличную сумму при ликвидации «Харбор кэпител».
Нет, в это утро Джонатан думал только об одном — как бы пересечь воображаемую финишную черту раньше друга. Гэри уже выбрался из пелотона и сократил расстояние между ними. До перекрестка оставались какие-то сто ярдов. Джонатан увеличил темп. Бедра болели, горло жгло огнем. Он рискнул оглянуться. Гэри далеко. Игра закончена. Остальные велосипедисты — разноцветные точки. Его никому не догнать.
Джонатан проехал под мостом шоссе номер 287 и, войдя в поворот, вскинул руки, издавая победный вопль.
Он сделал Гэри!
А вскоре он уже ехал домой по тихим улочкам Аппер-Монтклера.
Автомобилей практически не было. Он обдумывал одну сложную схему биржевой игры с индексом, о которой ему рассказали на работе. Смаковал свою победу, предвкушал, как расскажет о ней своему восьмилетнему сынишке, Стиву. Есть, есть еще порох в пороховницах.
В его районе улицы были более извилистые, поднимались на невысокие холмы и спускались в долины. Джонатан поднялся на Маунт-Вью-драйв, последний холм. Вспомнил, что сегодня обещал Стиву съездить в магазин спортивных товаров и купить ему бутсы для соккера. До дома оставалась четверть мили.
Именно тогда он заметил автомобиль, точнее, огромный черный фасад внедорожника, «навигатора» или «эскалады», со сверкающей хромированной решеткой.
Ехал внедорожник прямо на него.
На мгновение Лауэр разозлился:
— Тормози, козел!
Их разделяло достаточно большое расстояние. На тихой улице в столь ранний час не было ни души. Он еще подумал, может, ему следовало держаться ближе к тротуару…
