С этими мыслями, быстренько приведя себя в относительный порядок, Татьяна вошла в давешний пиршественный зал.
— О! Я так и думал! Наше здрасте кудесникам пера! — приветствовал ее Столбов.
Он сидел за столом (ясное дело, с которого были убраны все следы вчерашнего ужина и постелена свежая скатерть) в зимней камуфляжной куртке и пил кофе. На соседнем стуле расположился по-утреннему хмурый господин Луцкий. Тоже в куртке, тоже готовый прямо сейчас и на охоту.
На одном из пустых стульев Таня заметила комплект теплой одежды и догадалась, что это для нее.
Ехали на внедорожнике Столбова. Перед стартом Столбов вручил девушке ружье. Та более-менее внятно перезарядила его и прицелилась — он остался доволен.
До места охоты добрались минут за десять. Немного прошли по снегу, егерь указал каждому его место Столбов занял позицию справа от Татьяны, и она его видела. Вдали лаяла собака, но было непонятно, приближается лай или нет.
«Надо было взять кружку кофе с собой», — подумалось Тане. Охотничий азарт ее так и не охватил, отношение к происходящему было, как к походу на футбол: пошла, чтоб уважить мальчишек, но скорей бы кончилась немилая сердцу забава.
Отличие охоты от стадиона состояло в том, что на матче, как ни старайся, не задремлешь, а в лесу ничто этому не мешало. Даже дурные мысли, бродившие в голове без особого фильтра и контроля.
«Так будет со мной „происшествие на охоте“ или нет? Вообще-то, охотничьи катастрофы должны происходить с людьми, официально приглашенными на охоту. С девицей же, пойманной в полночь на производственном объекте и увезенной черт знает куда, может случиться хоть охотничья, хоть автомобильная, хоть кулинарная катастрофа — разницы особой нет. Увезли и случилась…»
Вместо того, чтобы пугаться собственным мыслям и дрожать под елочкой, заполошено направляя ружье на каждый звук, Татьяна задремала. А, задремав, не заметила, как изменился собачий лай. Из прежнего, ритмичного и делового, он стал рваным и хлестким, к тому же близким. И — оголтело азартным.
И тут бабахнул выстрел, мигом вырвавший девушку из дремы. Похлопав глазами и потряся головой, не понимая, кто стрелял, Таня взглянула в сторону Столбова. А тот, оказывается, тоже смотрел на нее…
Не просто смотрел, а целился из охотничьего карабина.
Ноги-руки враз стали ватными, мысли же, наоборот, молниеносными. Настырность, раскопки в прошлом, неосторожные слова олигарха и хозяина, просто на всякий случай, хороший индеец — мертвый индеец, мертвые статей не пишут… Короче, вот и все.
За мгновение можно, оказывается, ох как много всего передумать. Тане вспомнилось, как глядела она фильмы, где на людей направили оружие с явным намерением пустить его в ход, и не понимала она, почему люди стоят столбом, ждут, когда их прикончат, не пытаются хоть что-то предпринять, убежать, там, петляя, или отчаянно бросится на врага, ведь все равно терять уже нечего, конец так и так один. Сейчас она в полной мере ощутила — почему. Да потому, что волю парализует напрочь, словно в тебя всандалили полный шприц-тюбик «наркотика правды», а тело делается тряпичным и неуправляемым, словно ты кукла в сундуке.
И все же ей хватило сил оглянуться. За спиной — поваленная ель, и надо себя заставить перешагнуть ее, а еще лучше перепрыгнуть. Только как вырваться из глубокого снега? По сторонам — огромные сугробы. Или бежать вперед?
Для этого следовало наконец-то взглянуть перед собой. Таня взглянула и увидела рысь, сидевшую на куче обтаявшего валежника. За ней еще колыхались ветви огромной ели — лесная кошка только что выскочила из-за них.
Егерь, ставивший стрелков по номерам, проявил фантастическое предвидение: Таня была ровно-ровно напротив рыси. Чтобы уйти в чащу, зверь был должен оббежать охотницу. Или атаковать, не желая оставлять противника слева или справа.
Пока же рысь готовилась к прыжку. Или решалась.
«Кстати, у меня ружье», — вспомнила Таня. Истреблять лесную живность она не собиралась. Но ведь можно напугать. А может, у рыси хватит ума драпануть в сторону…
И тут раздался звук, которого в данный момент Таня ожидала меньше всего, — звонок будильника на мобиле. Стукнуло десять утра, то есть время звонить Паше и говорить ему, что ничего не случилось.
Звонок стал крайне неуместным толчком под руку. Ружье, так и не выстрелив, упало в снег. «Нагнуться, поднять? Нет смысла. Эта тварь уже уши прижала, сейчас прыгнет. А если бы у мобилы была сеть? Позвонить Паше и сказать: приезжай, меня хочет съесть рысь».
Больше Таня ничего не подумала и не сделала. То, что Столбов попал, она поняла сразу, как услышала выстрел. На неизбежные подробности вроде лап, загребавших снег в конвульсивных движениях, глазеть она не собиралась…
Из-за деревьев появился Луцкий с ружьем в правой руке. Он размахивал им, как красноармеец на ступенях Рейхстага.
— Готов, сукин кот! — заорал он. — А кто его завалил-то?
— Ты, кто же еще, — сказал Столбов, тоже приблизившийся к месту завершения охоты.
Олигарх ощутимо повеселел лицом, но все же спросил Столбова:
— Как же он сюда добежал?
— Живучий, — объяснил Столбов, уже подошедший к Тане. И негромко добавил: — Настоящая гуманистка! Даст себя съесть, но не пальнет.
— Котика жалко, — только и смогла ответить Таня.
* * *
— Михаил Викторович, мне позвонить надо.
— Коля, сверни на пригорок, — приказал Стол.
— Тут низина, сигнал не поймать.
Таня поблагодарила, шофер изменил маршрут, и минут через пять машина въехала на холм, уже лишенный снежной шапки.
На экране мобилы появилась неуверенная черточка — хоть хреновая, но какая-то связь была.
И тотчас же телефон запищал эсэмэсками, падавшими одна за другой. Каждая из них оповещала о друзьях-коллегах, звонивших ей, но так и не дозвонившихся.
Быстренько успокоив Пашу — на самом деле все свела к шутке, Таня решила понять, чего же хочет начальство, звонившее ей уже три раза.
— Танюша, ты еще в Зимовце? — услышала она.
— Да.
— Тогда пару дней в тех краях перекантуйся. Президент в область приезжает.
Сказать, что Вячеслав May не любил Москву, — сказать мягко и недостаточно. Он ее ненавидел. Москва же, как любой живой и разумный организм, умело мстила в ответ — не отпускала.
May оказался в Москве по чужому хотению. Три года назад он сумел выполнить ответственный приказ начальства — поставить в непристойную позу одного коммерса, известного на весь Поволжский регион. Половину работы выполнили местные менты: остановили машину, подбросили наркоту. Но превратить этот по сути детский, эпизод в реальное уголовное дело смог именно он, следователь прокуратуры.
Прессинг, конечно, вышел изрядным: звонили, угрожали, сожгли машину, обещали «закрыть лет на пять, да не под Нижним Тагилом, а в реальной воровской зоне», где менту жить тяжко и недолго. Обещали прислать жену в восьми посылках. May отвечал, что будет только рад — жена полгода назад подала на развод. Ночевал в следственном управлении, но и тут чуть не достали, прямо как Кирова в Смольном.
В итоге коммерс сдался и отдал все, что требовалось, начальник получил разные дивиденды и ушел в Москву, в Следственный комитет, а с собой захватил May. Ну, во-первых, как говорил французский гуманист, мы все в ответе за тех, кого это самое… а во-вторых, всегда хорошо, когда под рукой прирученный зверь.
Вот только карьера на новом месте у начальника не пошла. Он сидел в кабинете, курировал какие-то дальние регионы, анализировал ситуацию без малейших намеков на востребованность труда. May занимался тем же самым, только в офисе-аквариуме на шесть персон, да и зарплата была существенно поменьше.
В Москве, как и на малой родине во время недавних приключений, May жил в здании Следственного управления. Не потому, что преследовали, — просто не хотелось ехать в неустроенную съемную клетушку в Митино. Бывало, даже ночевал в управлении. В присутствии коллег имитировал вялую трудовую деятельность. Когда коллеги уходили, забавлялся с компьютером, как мог. До этого из всех экранных игр знал только «Покер» и «Арканоид», теперь же освоил три стрелялки, две бродилки, также стал участником онлайн-ролевой игры «Империя и варвары» и даже достиг уровня младшего конунга.
Все это время May чуть ли не молился — скорей бы шефа погнали из Москвы, а заодно и его. Хотя бы на родной Урал. Но вышло по-другому. Однажды шеф вызвал к себе May:
— Просили найти человека грамотного, ответственного, а главное, решительного. Я назвал тебя. Жди, сегодня позвонят и все скажут.
May стал выспрашивать нюансы, но шеф сказал лишь, что это — важная структура, которая за всем следит и ничего не забывает.
May ждал с некоторым интересом. Он не представлял, как его нынешняя жизнь может измениться к худшему.
