Когда я закрывал шкаф, мне вновь почудилось внутри чьё–то движение.
Дверь я запирать не стал, тем более, ключа у меня в любом случае не было. Может, конечно, стоило бы дождаться возвращения Марины, но у меня всё же имелись другие планы.
Когда я спускался по лестнице, то наткнулся на какого–то деда с ведром и граблями, выходящего из своей квартиры. Вероятно, собирался на дачу. Он окинул меня очень подозрительным взглядом — одновременно раздевающим, оценивающим и осуждающим. Я ощутил сильнейший психический дискомфорт. Что–то во мне не так? Но что? Вроде бы всё нормально, хотя чёрт его знает.
— Здрасте! — пробормотал я зачем–то.
Старик ошарашено кивнул. Я зашагал по ступенькам быстрее.
Моя машина стояла на месте — такая же, как и раньше, но только, может быть, чуть более зелёная, чем обычно. И вообще, все краски, цвета, теперь казались мне какими–то… резкими? Контрастными? Ну, в общем, более яркими. Выглядело это довольно красиво.
Я направился к машине, по–прежнему чувствуя внутреннее неудобство, дискомфорт. Где–то что–то было не так — может быть, действительно во мне? Не зря ведь тот старик так на меня таращился. Нащупав в брюках связку ключей, я открыл дверцу и плюхнулся на сиденье. Так… Ну что, в больницу? Чёрт, как же поступить лучше?
Я закурил, завёл мотор и выжал сцепление. Мне вдруг показалось, что мои ноги не такие как раньше, хотя что именно в них не так, понять было трудно. Такое ощущение, словно чего–то не хватает.
Не хватает?
Пришлось сцепление отпустить.
Только сейчас я вспомнил, что вчера оставил в машине свою папку. Она должна была лежать на соседнем сиденье, но когда я коснулся его своим взглядом, то никакой папки на нём не обнаружил.
Мой повреждённый мозг тут же разразился серией чередующихся знаков: «?!?!?!». Где же, чёрт побери, моя папка–то? Может, я ошибаюсь, думая, что она лежала здесь? Не мог ли я оставить её в кабинете? Нет, не мог. Я прекрасно помню, как брал её, шёл с ней. Я снова выжал сцепление, включил скорость, придавил педаль газа. Несмотря на то, что сейчас было семь утра и воскресенье, мой путь лежал в психиатрическую больницу. Надеюсь, меня впустят. Я много чего слышал о сотрясении мозга и знал, что оно может иметь весьма неприятные последствия, а перспектива сойти с ума меня вовсе не радовала.
Машина выехала на дорогу. Мне вдруг стало легко и приятно, я даже начал улыбаться. Как это прекрасно — управлять машиной! Руки на руле, ноги на педалях, глаза устремлены на серую ленту–самоубийцу, бегущую прямо под колёса. Водитель и его машина — единый организм…
Спустя какое–то время я заподозрил неладное. Чего это я такой счастливый? Весёлого–то мало, а дел впереди много. Ужасно много. А я тут чуть ли не песни пою за рулём. Сдуреть можно. Да какое «можно» — я уже сдурел. Всё!
Когда я подъехал к психушке и посмотрел на часы, было уже полдевятого. Не понял. Неужели я целых полтора часа прокатался просто так по городу?! Странно, по правилам весь путь от дома Марины до больницы должен был занять всего каких–то минут двадцать. Может, часы спешат?
Поставив машину на стоянку, я закрыл дверь на ключ. Голова не кружилась, тошноты не наблюдалось — всё как будто прошло, но, возможно, это было только временное затишье, штиль перед штормом. Так что мне в любом случае не мешало проконсультироваться, и, закурив, я направился к зданию.
Среди многочисленных деревьев, украшающих территорию, я вдруг заметил вешалку и висящее на ней мужское пальто. Какой придурок это сюда притащил? М-да, одно слово — дурдом. Мимо пролетел голубь — птица мира. Я попытался сбить его рукой, но он ускользнул. Пришлось недовольно цокнуть.
Поднимаясь по ступенькам, я в последний раз затянулся и выбросил сигарету. Ещё раз посмотрел на часы — тридцать пять девятого. Интересно, Назаренко сейчас здесь? И вышел ли на работу Русаков? А может, они оба сегодня выходные?
Я открыл дверь и вошёл. Пожилая женщина непонятной национальности мыла в фойе пол. Её взгляд, устремлённый на меня, вновь напомнил мне о том психическом дискомфорте, который я испытал, когда точно так же на меня пялился сосед Марины по подъезду — старик с ведром и граблями. Чёрт возьми, но что же со мной не так?
Стараясь не смотреть на уборщицу, я как можно более уверенным шагом прошествовал мимо, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж административного корпуса. Навстречу мне попалась хорошенькая медсестричка, и я ей подмигнул. Она испуганно шарахнулась в сторону.
Возле двери в кабинет Назаренко на стуле сидела особа лет тридцати, нервно постукивающая пальцами рук по своим обнажённым коленям. Причёска у неё была короткая и взлохмаченная, глаза — серые и сумасшедшие.
— А… там ещё нет никого? — поинтересовался я, указывая на дверь. Она оглядела меня с ног до головы и сказала томно:
— Там пациент.
— Так это… ну… что, доктор уже пришёл?
— Доктор всё время уже приходит.
Похоже, я нарвался на какую–то шизофреничку. Я задумался: войти мне в кабинет прямо сейчас, пользуясь правом работника прокуратуры, или же лучше дождаться, когда оттуда выйдет «пациент»?
— Я — следующая! — сказала мне шизофреничка. — А вы — за мной, так что не думаю, что вам стоит пытаться пройти к доктору вперёд меня. Учтите, я очень хорошо царапаюсь.
Я вздохнул и прислонился к стене. Показать ей своё удостоверение — может, тогда она заткнётся?
— А почему вы босиком? — спросила вдруг она.
Я вздрогнул и посмотрел на свои конечности. О боже! Вот почему мне всё время казалось, что у меня что–то не то с ногами — я был в одних носках! Ни хрена себе, Юрик, ты даёшь! Ни хрена себе.
— Так получилось! — пробормотал я. — Так получилось, чёрт побери.
— А! — понятливо кивнула шизофреничка. — А вот у меня почему–то никогда так не получается! — добавила она немного разочарованно.
Я принялся размышлять о том, как побыстрее решить проблему с обувью. Свои ботинки я оставил у Марины — это не подлежало никаким сомнениям. Съездить за ними и снова вернуться? Иначе представляю, как удивится. Назаренко: вроде бы ещё вчера был нормальный следователь, а туг на тебе — в носках, да ещё и сотрясение мозга.
Однако, вместо того, чтобы действовать, я опустился на соседний с шизофреничкой стул, очевидно, намереваясь всё обдумать получше. Окружающий меня коридор выглядел подозрительно резким. Неожиданно я ощутил, будто меня два, и один я наблюдаю за другим словно бы изнутри. Неплохо. Достав из кармана сигареты, я хотел было закурить, но потом вспомнил, что нахожусь в помещении, где курить запрещено, и сунул пачку обратно. Дурдом какой–то. В смысле, то, что со мной происходит. Дурдом в дурдоме. В квадрате.
Перед глазами всё вдруг поплыло. Я прислонился затылком к стене и прикрыл веки. Да, похоже, меня оставят здесь надолго — пока не вылечусь. А ведь мне надо еще и Русакова где–то ловить, только вот где? Смылся, сволочь, с моим пистолетом…
— Вам плохо? — раздался возле самого уха томный голос шизофренички. — Может, я могу чем–то помочь?
Нет, подружка, подумал я, ты мне ничем помочь не можешь. Я в дерьме по уши, а у тебя слишком мало сил, чтобы меня вытащить. Тем более, тебе самой нужна помощь. Да… Никогда не думал, что у меня будут проблемы с головой. Спасибо тебе, Русаков, ох, спасибо.
Вздохнув, я открыл глаза. Перед ними больше ничего не плыло, самочувствие снова стало более–менее нормальным. Я посмотрел на свои носки. Хорошо хоть, что они не рваные. А тот дед в подъезде — он ведь, наверное, таращился на меня так странно как раз из–за того, что я был без обуви. И медсестра. Уф-ф…
Это «уф-ф» я, вроде бы, произнёс вслух.
Неожиданно я заметил, что на моём правом колене лежит какая–то отвратительная штука. Боже мой, а это ещё откуда взялось?! Я попытался сбросить его на пол, но оно не сбрасывалось, словно приклеившись к руке. Тогда я осторожно взял его левой и, поднеся к глазам, принялся рассматривать.
Это представляло из себя нечто розовое, морщинистое и противное, покрытое мелкими тёмными волосками. Моё лицо искривилось в брезгливой гримасе. Я начал поворачивать его, стараясь рассмотреть со всех сторон как следует.
У него было пять отростков — что–то наподобие маленьких щупальцев, ороговевших на концах. Какой–то экзотический гигантский паук? Два отростка вдруг шевельнулись, и я вскрикнул.
Дверь кабинета открылась, оттуда вышел какой–то псих. Шизофреничка тут же вскочила и юркнула внутрь, оставив меня наедине с этим.
Спустя секунд шесть, может, семь, до меня дошло, что я рассматриваю свою правую руку, держа её в левой. Пять отростков — пять пальцев, боже, ха, как на самом деле всё просто!
В который раз я закрыл глаза.
Где–то раздавались голоса:
— Битрио хгшщти, — что–то приблизительно такое я услышал.
