— Постарайтесь как-то обтяпывать свои убийства в более приличное время, — с упреком сказал он. — Ни одного свободного вечера за два месяца! Ты представить не можешь, чего я наслушался от супруги.
— Мои искренние соболезнования, Джек, — улыбнулся Миллер. — А где наше высокое начальство?
— Чаи гоняют. Не рассчитывай только, что и тебе достанется.
Ник отворил двери на противоположной стене коридора и оказался в холле, выложенном белым кафелем. Маллори сидел у невысокого столика, занятый беседой с Хенри Уэйдом, председательствующим суда, и Стивеном Марри, профессором кафедры патологии университета.
Марри, высокий и худой, знающий счет деньгам и острый на язык, как все шотландцы, выделял Ника из полицейской когорты, потому что дружил с его братом. Профессор встретил сержанта со словоохотливостью старого приятеля.
— Даже в восемь утра ты свеж как огурчик с плаката, рекламирующего виски. А как ты чувствуешь себя на самом деле?
— Отлично. Ничего страшного. Несколько недель отдыха подальше от полицейского участка — и, возможно, я останусь жить. Мистер Маллори, — обернулся Ник к шефу, — пришло досье Фокнера.
— Что-то стоящее?
— Полагаю, да. Харри Медоуз не ошибался: Фокнер на заметке у полиции. Дважды оштрафован за нанесение телесных повреждений, а два года назад впал в бешенство на какой-то пирушке творческой богемы в Челси.
— Раненые? Жертвы?
— Его импресарио. Три сломанных ребра и перелом челюсти. Фокнер владеет каратэ, и если теряет власть над собой, то последствия довольно печальны.
— Арестован?
— Да, получил шесть месяцев, которые отсидел от звонка до звонка. В заключении он избил надзирателя и, естественно, не мог рассчитывать, что ему скостят срок за примерное поведение.
— А с того времени случалось что-то подобное?
— Ни разу. В тюрьме его исследовали психиатры. Их медицинское заключение я только что затребовал. Скоро мы его получим.
Казалось, Маллори уже порядком надоела игра в вопросы и ответы.
— Ладно, ладно, — проворчал он, — вернемся к этому позже. А как вы думаете, профессор? Похоже на почерк Любовника Дождя?
— Решать — дело ваше. Если интересует вас, обнаружил ли я какие-то отличия между предыдущими жертвами и нынешней, то смею утверждать, что они есть. Но почетная миссия делать соответствующие выводы возложена на вас, инспектор.
— Договорились, профессор.
Марри закурил сигарету и начал монотонными шагами мерить помещение.
— Начну со сходств. Как и во всех предшествующих случаях, шейные позвонки были сломаны одним мощным ударом, нанесенным тупым узким предметом.
— Или же ребром ладони с помощью одного из приемов восточных единоборств, — предположил Миллер.
— У тебя на уме, конечно же, каратэ, — продолжил Марри. — Разумеется, такой вариант не исключен, но ты пытаешься подогнать факты к своим предположениям. По своему опыту знаю, насколько это опасно.
— Что еще общего обнаружилось, профессор? — перебил Маллори, явно недовольный вмешательством Миллера в разговор.
— Не совсем по моей специальности — время, место, погода, но это вы и сами знаете. Темнота и дождь, безлюдное место…
— А есть различия? — глухо спросил Хенри Уэйд.
— Свежий кровоподтек на шее, еще один на правой щеке под глазом. Кто-то словно схватил ее сперва за горло, а потом стукнул в лицо, вероятно, кулаком. Смертельный удар был нанесен позже. А теперь самое главное. В предыдущих убийствах на трупе не оставалось признаков насилия, кроме, естественно, самого факта нанесения рокового удара: быстрого, сильного, точного и абсолютно неожиданного для жертвы.
— Выходит, девушка знала, что ее ждет? — спросил Маллори.
— Вы не правы, инспектор, — возразил Уэйд. — Если бы на нее напал неизвестный налетчик, то остались бы какие-то следы сопротивления, борьбы, к примеру, царапины на его лице и руках, и, следовательно, микродозы эпителия под ногтями жертвы. Мы не обнаружили ничего, что свидетельствовало бы о попытках минимальной обороны со стороны жертвы.
— Из этого стоит заключить, — заметил инспектор, — что она стояла спокойно, позволяя избивать себя человеку, которого хорошо знала.
— Ну почему же? — не сдержался Миллер. — Не забывайте, она проститутка. Почему бы ей не постоять минутку с возможным клиентом, уговариваясь о цене?
В голосе Маллори зазвучали нотки недовольства.
— Она что, по-твоему, превратилась в соляной столб, когда ей вцепились в горло? Не двинулась с места, схлопотав кулаком по лицу? Пошевели мозгами, сержант. Ясно как белый день, что позволила избивать себя только кому-то знакомому. Позволила, потому что привыкла к побоям!
— Думаю, инспектор прав, Ник, — согласно кивнул Хенри Уэйд. — Всем известно, как сутенеры помыкают своими дойными коровками. Рукоприкладство в порядке вещей, в особенности если хозяин заподозрит, что подопечная утаивает часть доходов. Один Бог знает, почему это так… Наверное, объяснения надо искать у психиатра.
— Весьма вероятно, — признал Миллер.
— Вы забыли о еще одной важной мелочи, — добавил Уэйд. — После каждого убийства Любовник Дождя всегда забирал что-нибудь на память из одежды или какую-то личную мелочь. Не похоже, чтобы что-то пропало на этот раз.
— У тебя что-то еще, сержант? — сухо спросил Маллори.
— В сумочке Грейс Пакард найдены какие-то деньги?
— Два или три фунта бумажками и немного мелочи.
— Фокнер утверждает, что дал ей десятифунтовый банкнот.
— Неужели? — насмешливо спросил шеф. — Что же он, испарился?
— Вряд ли, сэр, — коротко ответил Ник. — Значит, остается Харолд Филлипс?
— Да. Доставьте его в участок. Прихватите в помощь Брейди.
— А что с Фокнером?
— Ради Бога, Миллер, долго вы собираетесь морочить мне голову?!
В воздухе запахло грозой, но Марри мастерски разрядил ситуацию.
— Все это, уважаемые господа, заслуживает внимания, но вы не дали мне высказаться до конца. Не знаю, может, мое известие вам ни на что не сгодится, но перед самой смертью убитая имела половое сношение.
— То есть она была изнасилована?
— Абсолютно исключено. По результатам исследования одежды можно предположить, что совокупление произошло стоя и несомненно с ее согласия. Естественно, невозможно ручаться, что без угрозы и психологического воздействия.
Маллори тяжело поднялся со стула.
— Вот еще один камушек в огород Харолда. Миллер, поезжай к нему и привези одежду, которая была на нем вчера вечером. Надеюсь, полчаса вам хватит.
Можно попрепираться с шефом по мелочам, но всему свое время. Надо знать, когда забыть капризы и подчиниться приказу. Миллер, не проронив ни слова, склонил голову и вышел из комнаты.
Брейди он встретил у крыльца.
— Ну и вид у тебя! Опять обменялись с шефом любезностями? Ну, выкладывай, что стряслось?
— Нам велено срочно доставить Филлипса. Маллори уверен, что убийца — он.
— Этот сопляк — Любовник Дождя? Сроду не поверю!
— Послушай, Джек, может, это последнее убийство не дело рук этого маньяка. Есть кое-какие отличия. Подробности по дороге.
— А что с Фокнером?
— Сложный вопрос. Маллори думает о нем то же, что я о Харолде.
— Может, он еще пораскинет мозгами и передумает, — утешительно сказал Брейди, усаживаясь в машину. — Только что я читал рапорт Дуайера, того патрульного, который наткнулся на труп. Ему тоже порядком досталось.
— Как он себя чувствует? — спросил Миллер, прогревая двигатель.
— Легкое сотрясение мозга. Он в больнице на обследовании. В донесении Дуайера для тебя припасен лакомый кусочек: за девять минут до того, как он нашел тело, наткнулся на мужчину, который выходил из бара на Риджент.
— Он сможет его узнать?
— Более того, они неплохо знакомы. Это был некто Бруно Фокнер, проживающий во вверенном ему квартале.
«Купер» Миллера чуть вильнул влево, поскольку он не удержался и перевел изумленный взгляд на пассажира рядом.
— Вот это да!
Автомобиль неожиданно притормозил и вдруг свернул в боковой переулочек.
— Эй, Ник, что ты задумал? Эта дорога не ведет к Нарсиа.
— Я знаю тот бар, — азартно воскликнул Миллер, — и его владельца, бывшего профессионального регбиста, Сэма Харкнесса. В воскресенье он рано закрывается, сразу, как накормит страждущих завтраком. В девять его уже не поймаешь.
— Маллори за это не погладит тебя по головке, — осторожно предупредил коллега. — Но кто не рискует…
Он усмехнулся, поудобнее расположился на сиденье и принялся набивать трубку. Дождь окутал площадь Риджент серым занавесом. Когда Миллер остановил машину у бара, в зале доедали овсянку только двое клиентов — таксисты из ночной смены, а на дверях белела табличка «Закрыто». Коллеги пробежали под струями пару метров, втянув головы в плечи. Харкнесс со сковородкой повернулся от плиты на стук двери.
