Когда наконец дорога выровнялась, Сандерс остановился перевести дыхание. Он сел на седло и опустил голову. А когда снова взглянул вверх, то увидел черную тень, стоявшую как раз на границе зоны, освещенной его фонарем.
– Вы подумали о нашем предложении? – послышался голос.
Сандерс не знал, что ответить. Оглядевшись вокруг, он услышал только стрекот цикад, увидел только полную тьму.
– Мы... мы ничего не нашли.
– Вы думали о нашем предложении? – повторил голос.
– Да.
– И каково ваше решение?
Акцент был певучий, с Ямайки. Это был не Клоше.
– Ну... – Сандерс тянул с ответом. – Не то чтобы...
– Да или нет?
– У нас было мало времени. Я...
– Хорошо. Мы еще увидимся.
Тень нырнула в кусты. Послышалось шуршание листвы, и дорога опустела.
“Увидимся, черт побери, – подумал Сандерс. – Если они хотят что-то сделать со мной, почему не сделали этого сейчас?”
Затем его пронзила мысль: Гейл!
На Южной дороге он упал дважды. В первый раз – огибая угол: из-за отсутствия видимости больше чем на десять ярдов вперед он слишком резко, накренил мопед. Заднее колесо ударилось о гравий и затормозилось, и Сандерс приземлился на дорогу, ударившись локтем и коленом и содрав кожу. Второй раз он упал перед поворотом к “Апельсиновой роще”. Газ у него был выжат полностью, и он двигался быстро, но со столь слабым светом, что пропустил левый поворот на дороге. Он пошел прямо, пропарывая кустарник. Колючки и ветки хлестали его по лицу и цеплялись за одежду. Когда Сандерс выровнял мопед и вытолкнул его на дорогу, то был уже в бешенстве и почти в истерике. Он пытался успокоиться, объяснял себе, что, если что-то случилось с Гейл, он опоздал предотвратить несчастье, ведь прошло уже около часа после разговора с человеком на дороге. Но что, если она ранена и он может помочь? А вдруг она умерла?
Повернув на въезд в “Апельсиновую рощу”, Сандерс сквозь кусты увидел, что окна их коттеджа освещены. Он бросил мопед и, пока бежал до двери, сумел различить чей-то силуэт в спальне. Он остановился, ощущая биение пульса в висках. Занавеси были приспущены, но Сандерс узнал Гейл, сидящую на краю их двуспальной кровати со спутанными волосами, в кое-как надетой ночной рубашке. Она, как загипнотизированная, уставилась на что-то на полу.
Он рывком открыл дверь и увидел, как она отшатнулась в ужасе, прижав руки к груди. Возле ее ног лежала коробка для обуви, набитая оберточной бумагой.
Увидев Сандерса, она вскрикнула и зарыдала. Какое-то мгновение он смотрел на нее в полном оцепенении. Затем закрыл дверь и подошел к ней, присел на кровать и обнял Гейл. Она дрожала, сотрясаясь от рыданий.
– Гейл, – сказал он.
На первый взгляд, она была цела; не было видно никаких следов насилия. Несмотря на это, он предположил, что ее изнасиловали, и, закрыв глаза, представил страшную картину: трое или четверо чернокожих (он тут же вспомнил молодого парня со шрамом на груди, Слэйка) удерживают Гейл, по очереди насилуя ее. От этой мысли его затошнило, и он почувствовал, как закружилась голова. Он спросил себя, что почувствовал бы, когда они с Гейл в следующий раз попытались бы заняться любовью. Затем тошноту пересилил гнев, и он стал думать, как и где добыть оружие.
– Надо успокоиться. Все хорошо. Расскажи мне, что случилось.
Гейл кивнула головой.
– Наверно... – сказала она, пытаясь подавить судорожные рыдания, – я глупая. Это не было... так ужасно.
– Что они делали?
Она взглянула на него и поняла, о чем он думает. Тогда она слабо улыбнулась:
– Они не насиловали меня.
Сандерс почувствовал облегчение, но почти одновременно его охватило сожаление, так как исчезла основная причина для грядущей мести. Он все еще хотел убить их.
– Что же тогда случилось?
– Который теперь час? – спросила она.
– Двенадцать пятнадцать.
– В одиннадцать я легла спать. Закрыла дверь на замок и накинула цепочку. Должно быть, заснула сразу же. Не знаю, сколько спала, но услышала стук в дверь. Решила, что это пришел ты. Я позвала тебя по имени, но чей-то голос сказал, что ты попал в катастрофу, что он – полисмен, который отвезет меня к тебе в госпиталь. Я открыла дверь. Их было трое.
– Узнала ли ты кого-нибудь из них?
– Всех троих. Все они были у Клоше в тот день. Один из них служит здесь официантом, тот, с большим шрамом.
– Слэйк, – уточнил Сандерс.
– Это он толкнул меня. Он положил руку вот сюда, – она закрыла ладонью рот, – и толкнул меня на кровать. Он сказал, что перережет мне горло, если я только пикну. Думаю, что он так бы и сделал.
– Я тоже так думаю.
– Он продолжал держать руку у меня на горле и спросил, собираюсь ли я им помочь. Я сказала ему... думаю, я была немного груба...
– Что?
– Ну, я была сильно испугана и абсолютно уверена, что они меня изнасилуют, несмотря ни на что. Поэтому я сказала, чтобы он развлекал себя сам. А он засмеялся и сказал, знаешь, таким противным тоном, каким они разговаривают: “Будьте осторожны, мисси, или это с вами будут развлекаться”. Затем он снова спросил меня, что мы собираемся делать, и я сказала что-то вроде того, что они могут сказать Клоше: даже за десять миллионов мы не будем делать то, что он хочет от нас.
– Может быть, тебе надо было солгать.
– Я не хотела доставить им никакого удовольствия.
– И что тогда?
– Один из них сказал: “Давайте покончим с ней”. Теперь я уже точно знала, что они собираются меня изнасиловать.
Ее затрясло, и Дэвид сжал ей плечи покрепче. “Покончим с ней”. Боже, что за ужасное выражение! Это похоже на то, как они привыкли говорить: “Давайте уберем его”.
– Слэйк закрывал мне рот одной рукой, а другой дернул кверху мою ночную рубашку. Он держал меня так крепко, что я не могла взглянуть вниз. Все, что я могла видеть, это потолок. Я почувствовала, как чьи-то руки начали стягивать с меня трусики.
Она остановилась и начала плакать. Сандерс заметил в углу ее трусики.
– Ты ведь сказала, что они не...
Она положила руку ему на колено и тряхнула головой, шмыгая носом и сглатывая слезы.
– Нет, они этого не сделали. Один из них взял меня за ноги и развел их в стороны. Я никогда в жизни не чувствовала ничего подобного... беспомощная, открытая. Это было ужасно.
– Но они не причинили тебе боли?
– Нет. Следующее, что я почувствовала, было похоже на то, будто палец пробежал по телу, от пупка вниз. Но это не был палец. Это было что-то более мягкое, вроде бы волосатое. До сих пор не знаю, что это было. Может быть, щетка.
– Щетка?
– Посмотри.
Гейл подняла ночную рубашку над бедрами и легла на спину.
Сандерс почувствовал, как его охватывает паника, и буквально заставил себя взглянуть на нее. Он вспомнил, как несколько лет назад его друг, врач, пригласил его посмотреть, как проходит операция удаления аппендикса. Сандерс надел хирургическую маску, и пациентка – девочка-подросток – приняла его за врача. Лежа на столе с выбритыми интимными частями тела, она попросила его сделать самый маленький из возможных разрезов, так, чтобы его не было видно поверх ее бикини. Сандерс был потрясен, умеренно (к своему стыду) взволнован и, когда наконец был сделан первый надрез, почувствовал легкое отвращение. Гейл заметила его неловкость и сказала:
– Ничего страшного. Погляди.
В ее паху было шесть красных полос, грубые линии бежали, пересекаясь, от лобка к пупку, от бедра к бедру, от лобка к обоим бедрам и от бедер к пупку. Это было похоже на конструкцию воздушного змея.
– Что это? – спросил Сандерс. – Краска?
– Нет. Я думаю, это кровь.
– Не твоя.
– Нет. Кровь какого-то животного.
– Откуда ты знаешь?
– Я попробовала ее на вкус. Она солоновата, как кровь. – Она села и опустила рубашку.
– Они сказали что-нибудь?
– Ничего. И я ничего не сказала. Я была так испугана... до тех пор, пока они не делали мне больно, я не осмеливалась сказать что-нибудь. Вся эта процедура заняла меньше минуты. Затем Слэйк сказал: “Может быть, теперь ты подумаешь снова”. Он отпустил меня, но я не двинулась с места. Тогда один из них положил эту вещь мне на живот. – Она указала на коробку для обуви. – Он сказал, что это подарок от Клоше.
Сандерс наклонился и развернул оберточную бумагу в коробке для обуви.
– О боже, – сказал он.
– Я не желаю больше видеть этого. Гейл встала и прошла в ванную комнату. Сандерс поставил коробку себе на колени и вынул из нее куклу. Она была сделана на скорую руку – кусок полотна, набитый соломой, но назначение ее было совершенно понятно: волосы на голове куклы были человеческие, точно такого же цвета, как у Гейл. Ее шрам после удаления аппендикса был прошит справа от серебряной пуговицы, представлявшей пуп. Кроме того, в нижней части туловища были воспроизведены шесть красных полос в таком же виде, как они были нарисованы на теле Гейл. Но полосы на теле куклы были прорезаны ножом, а из отверстий вылезали клочья красного и синего хлопка.
