– Привет. – Хэнк достал из холодильника кока-колу и протянул бутылку Лене, но она отказалась.
– Откуда?
– В магазине купил. Как прошел день?
Лена не ответила на вопрос.
– Зачем ты пошел в магазин?
– У тебя тут есть нечего, – сказал Хэнк. – Удивительно, что ты не отощала.
– Не надо покупать мне продукты, – запретила Лена. – Когда ты возвращаешься в Рис?
Вопрос задел его.
– Через пару дней, наверное. Если я тебе мешаю, могу остановиться у Нэн.
– Можешь жить здесь.
– Никаких проблем. Ли. Она предлагала мне свой диван.
– Не стоит останавливаться у нее, – сердито сказала Лена. – Ладно? Все. Если ты на пару дней, то я не возражаю.
– Я могу пойти в отель.
– Хэнк! – повысила голос Лена. – Хватит об этом. У меня был трудный день.
Хэнк нервно крутил в руках кока-колу.
– Хочешь поделиться?
– Нет, – ответила она, еле сдержав слова: «Не с тобой». Он глотнул колы и уставился в стену.
– Зацепок нет, – сказала Лена. – Список пустой. – Хэнк вопросительно поднял брови, и она объяснила: – Мы составили список насильников, которые поселились в Гранте за последние шесть лет.
– Такую информацию фиксируют?
– Слава Богу, да, – ответила Лена, предотвратив споры о правах гражданина.
Как бывшему наркоману, Хэнку неприкосновенность личной жизни была дороже, чем здравый смысл. Лене не хотелось обсуждать, как платят за грехи вышедшие из тюрьмы заключенные.
– Так, значит, у тебя есть список?
– У нас у всех есть по списку, – пояснила Лена. – Мы стучим в двери, ищем соответствующего человека.
– Чему соответствующего?
Лена посмотрела на него, раздумывая, вдаваться ли в подробности.
– Такого, который в прошлом совершил нападение с изнасилованием. Белый, в возрасте от двадцати девяти до тридцати пяти. Чтобы он считал себя верующим. Видел раньше Сибилл. Преступник должен был знать, куда она ходит, значит, имел представление, как она выглядит.
– Довольно четкий портрет.
– Да, но в списке почти сотня людей.
Хэнк присвистнул.
– В Гранте-то? – Он недоверчиво покачал головой.
– Это только за последние шесть лет, Хэнк. Если никого не найдем, то расширим список лет на десять – пятнадцать.
Хэнк поправил волосы. Лена ткнула пальцем в его голые руки.
– Я хочу, чтобы ты сегодня вечером не снимал пиджак.
Хэнк посмотрел на старые следы от уколов.
– Хорошо, если тебе угодно.
– Придут полицейские. Мои друзья. Люди, с которыми я работаю. Увидят шрамы и все поймут.
Он вгляделся в рябую поверхность кожи.
– Не надо быть полицейским, чтобы понять, что это.
– Не заставляй меня краснеть, Хэнк. Мне и так уже пришлось сказать начальнику, что ты наркоман.
– Сожалею.
– Да уж, – вздохнула Лена, не зная, что добавить. Она боролась с искушением унизить его. Вместо этого она вдруг сказала: – Я не в настроении вести задушевные разговоры.
– Жаль, – ответил Хэнк, однако не ушел. – Нам надо обсудить, что ты будешь делать с прахом сестры.
– Не сейчас.
– Я говорил с Нэн…
– Мне плевать, что об этом думает Нэн, – оборвала его Лена.
– Она была ее любовницей. Ли. Они жили вместе.
– Мы тоже жили вместе, – напомнила Лена. – Она была мне сестрой, Хэнк. Ради Бога, я не отдам ее Нэн Томас.
– Она очень хороший человек.
– Не сомневаюсь.
Хэнк крутил в руках бутылку.
– Нельзя оставлять ее в стороне только потому, что тебе неловко. Ли. – Он сделал паузу. – Они любили друг друга. Ну почему тебе так сложно это признать?
– Признать? – рассмеялась Лена. – А что тут отрицать? Они вместе жили. Вместе ездили в отпуск. – Она вспомнила сальности Гордона. – Об этом знал весь их чертов колледж. Какая теперь разница?
Хэнк решился.
– Не знаю, малышка. Ты ревновала ее?
– К кому? – вскинула голову Лена.
– К Нэн.
Лена захохотала.
– Глупее от тебя ничего не слышала.
Хэнк пожал плечами:
– Ты долго держала Сибилл при себе… Когда она встретила кого-то другого, естественно, ей стало сложно находиться с тобой.
Лена открыла рот от изумления. Хэнк сам нарывался на перебранку, которой она старалась избежать.
– Ты думаешь, я ревновала к Нэн Томас потому, что она трахала мою сестру?
Хэнк сморщился от таких слов.
– Считаешь, их отношения этим и ограничивались?
– Я не знаю, что между ними было, Хэнк, – сказала Лена. – Мы не обсуждали эту сторону ее жизни, ясно?
– Знаю.
– Тогда зачем ты поднял этот вопрос?
Он помолчал.
– Ты не единственная, кто потерял Сибилл.
– Я это и не утверждала! – крикнула Лена, поднимаясь.
– Но ты себя так ведешь, – возразил Хэнк. – Послушай, Ли, может, тебе стоит с кем-нибудь поговорить об этом?
– А мы сейчас с тобой чем занимаемся?
– Не со мной, – нахмурился Хэнк. – Где тот парень, с которым ты встречалась?
Лена усмехнулась:
– Мы с Грегом расстались год назад, да и вряд ли бы мне захотелось поплакать ему в жилетку.
Лена вышла из кухни, поднялась в спальню и хлопнула дверью.
Шкаф был набит костюмами и широкими брюками, но она достала черное платье. Вытащила гладильную доску, однако зацепилась за шнур утюга и уронила проклятую железку себе на ногу.
– Черт!.. – прошипела Лена.
Села на кровать, потирая пальцы. Это Хэнк виноват: вывел ее из себя. Он всегда так поступал. Навязывал свою философию великодушия и любви к ближним, привитую ему обществом «Анонимных алкоголиков». Если ему хочется так жить, если ему необходимо так жить, чтобы не сорваться на наркотики и не упиться до смерти, – пожалуйста, но у него нет права навязывать свои взгляды Лене.
А насколько смешон его вывод, что Лена ревновала к Нэн! Всю свою жизнь Лена пыталась помочь Сибилл стать самостоятельной: читала вслух задания, чтобы не ждать брайлевский перевод, помогала готовиться к экзаменам и ставить эксперименты. Она все делала ради Сибилл, ради того, чтобы сестра встала на ноги, нашла работу, зарабатывала себе на жизнь.
Лена разложила гладильную доску и взяла платье. Разгладила ладонями ткань и вспомнила, когда последний раз надевала его. Сибилл попросила отвести ее на вечеринку факультета в колледже. Лена удивилась, но не отказала. Существовала четкая грань между преподавателями колледжа и горожанами, и Лене было неуютно среди людей, которые не просто окончили высшее учебное заведение, но и претендуют на ученую степень.
Сибилл, напротив, была в своей стихии. Она стояла в самом центре группы, разговаривая с преподавателями, которые увлеченно слушали ее. Никто не пялился на нее, как в отрочестве. Никто не смеялся над ней и не острил по поводу слепоты. Впервые Лена поняла, что Сибилл в ней больше не нуждается.
Нэн Томас не имела никакого отношения к этому открытию. Хэнк ошибался. В тот день Сибилл стала независимой. Она умела о себе позаботиться. Она могла передвигаться. Несмотря на слепоту, она была в некотором смысле зрячей. Сибилл хорошо разбиралась в людях, поскольку внимательно слушала, как они говорят. Она улавливала малейшие изменения в голосе, когда они начинали лгать или когда были опечалены. Она понимала Лену, как никто.
В дверь постучал Хэнк.
– Ли?
Лена вытерла нос, заметив, что плачет. Она не встала открыть дверь.
– Что?
Приглушенным, но достаточно четким голосом он произнес:
– Я сожалею о том, что сказал, солнышко.
Лена сделала глубокий вдох.
– Ничего страшного.
– Я беспокоюсь о тебе.
– Я в порядке, – заверила Лена и взяла утюг. – Буду готова через десять минут.
Дверная ручка закрутилась, затем вернулась в начальное положение. Хэнк зашагал вниз по лестнице.
Молельный дом был набит друзьями и коллегами Сибилл. После десяти минут рукопожатий и принятия соболезнований от незнакомых людей Лене стало не по себе. Она готова была взорваться от того, что вынуждена стоять тут так долго и делить свое горе с чужими. Помещение словно давило на нее, кондиционер работал так, что некоторые надели куртки, а Лена истекала потом.
– Привет, – сказал Фрэнк, взяв ее за локоть.
Лену удивило это прикосновение, но она не убрала руки. Как хорошо, что можно поговорить со знакомым.
– Слышала, что произошло? – спросил Фрэнк, косо взглянув на Хэнка.
Лена покраснела от смущения, поняв его взгляд.
– Нет, – ответила Лена, отводя Фрэнка в сторону.
– У Уилла Харриса, – тихо начал он. – Кто-то бросил камень ему в окно.
– Зачем? – спросила Лена, догадываясь о причине.
– Не знаю, – пожал плечами Фрэнк. – Мэт… – он запнулся, – был весь день со мной. Не знаю.
Лена повела его в коридор, чтобы не шептаться.
