попыталась оттолкнуться от снега, подняться на ноги, но руки лишь глубоко провалились в свежий сугроб.
«Ты должна встать. Ты должна двигаться или умрешь прямо здесь, и что тогда скажет Тесак?»
Когда она рухнула, мешки упали по разные стороны тела, лямки их скрутились и перепутались. Подняться с этим неудобным грузом не удалось бы, но и поправить мешки одеревеневшими руками не получалось. Снег засыпал голову Алисы, которая мелко и судорожно подергивалась, воображая, будто эти жалкие движения приведут к тому, что она встанет и продолжит шагать. Но если она в чем и преуспела, так это в сотворении весьма уродливого снежного ангела.
Алиса засмеялась. Она понимала, что смех этот – смех безумия, смех мертвеца, но остановиться не могла. Сейчас она умрет, погребенная под снегом. После всего, что произошло – после Кролика, и психушки, и Гусеницы, и Моржа, и Бармаглота, после всех опасностей пустоши и великанов, хотевших ее съесть, после победы над волшебниками, обладавшими такой силой и злобой, каких у нее никогда не было и быть не могло, – она умрет среди метели, в одиночестве, далеко-далеко от дома.
«Извини, Тесак», – подумала Алиса, потому что рот ее все еще смеялся; губы оставались единственной частью тела, способной шевелиться.
Чуть погодя Алисе стало казаться, что она слышит другой смех – радостный, заливистый смех играющего на улице ребенка.
«Но этого не может быть. Никакой ребенок тут бы не выжил».
И все же она заставила себя сжать губы, что не слишком помогло, поскольку смеяться-то она перестала, но зубы продолжали стучать: словно булыжники перекатывались внутри черепа. Но тот, другой смех, продолжал звучать, даже когда смех Алисы оборвался. Он даже стал ближе, чем секунду назад.
Алиса чуть приподняла голову и несколько раз моргнула. Сначала она продолжала видеть снег, летящий в лицо, жалящий глаза и заставляющий их слезиться, но постепенно сквозь пургу проступил четкий силуэт.
Это был мальчик.
Смеющийся мальчик.
Он стоял всего в нескольких шагах от нее. Сначала Алиса подумала, что на самом деле там никого нет, ведь мальчик был очень бледен и практически сливался со снегом. Его волосы, короткие, белые, выглядели такими тонкими, что больше напоминали пушок утенка, чем человеческие волосы. А кожа казалась такой прозрачной, что на подбородке явственно проступали голубоватые ве́нки.
Алиса не представляла, сколько ему может быть лет, но в школу, пожалуй, мальчик еще не ходил. Щеки пока не утратили младенческой округлости, однако тело выглядело стройным и крепким.
Снег мальчика явно не беспокоил. На плечах его белел плащ с блестящими серебряными застежками, но ветер и колючие кристаллы словно бы огибали ребенка, снежинки не оседали ни на его пушистых волосах, ни на прозрачных ушных раковинах, ни на белых-белых ресницах.
Но и это было не самым странным. Самыми странными были его глаза – розовато-красные, оттенка столь необычного, что Алиса даже решила, будто ей померещилось. Глаза эти словно парили в воздухе, отдельно от бледного лица, теряющегося на бледном же фоне.
И эти розовато-красные глаза смеялись над ней, его очень розовый рот смеялся над ней, и унизительный смех этого странного ребенка, наблюдающего, как она подыхает в снегу, подстегнул Алису, как не смогло бы подстегнуть ничто другое.
Она поднялась, встала на ноги – даже не представляя, как ей это удалось, поскольку конечностей своих она совершенно не чувствовала и не удивилась бы, обнаружив, что одна из ног осталась лежать в сугробе, – и уставилась на мальчишку.
Пока она возилась, меняя положение на вертикальное, он перестал смеяться, но теперь очень розовый рот вновь растянулся в широкой улыбке, и опять зазвенел этот заливистый мелодичный смех.
Развернувшись, мальчик отбежал от Алисы на несколько шагов и снова остановился, бросив через плечо взгляд, истолковать который можно было только как приглашение. В уголках странных глаз проступили тонкие морщинки.
Он снова побежал, и тут Алиса заметила, что его отороченные белым мехом сапожки не проваливаются в снег, как проваливались ее ноги. Мальчик будто скользил над сугробами, не оставляя следов.
«Мне лучше поторопиться, иначе я потеряю его в метели», – подумала она.
Появление мальчика придало ей сил, но мешки по-прежнему связывали руки, и она раздраженно стряхнула их.
Какая-то часть ее закричала:
«Не делай этого! Там же ваша одежда, и еда, и спички, и оружие! Там топор Тесака. Как же Тесак без своего топора? И что ты будешь есть, если не сможешь разжечь костер, не поджаришь хлеб, не вскипятишь чаю?»
Но другая часть, та, что сосредоточилась на мальчике, игнорировала предупреждение. Алиса, пошатываясь, побрела вперед так быстро, как только могла. Одеревеневшие руки и ноги не гнулись, и от этого она чувствовала себя каким-то дурацким Щелкунчиком.
Мальчик должен был откуда-то прийти, откуда-то неподалеку, из места, где есть крыша и очаг. И едва об этом подумав, Алиса уловила слабый запах дыма, а потом неподалеку мелькнуло что-то большое и черное.
Впрочем, силуэт тут же исчез, спрятанный бураном. Алиса попыталась побежать, но тело ей не позволило, оно вновь отказывало, и бледный мальчик растворился в снегу.
Алиса заскрипела зубами от разочарования. Теперь у нее не было ни мешков, ни мальчика, ни укрытия, ни Тесака. И зачем она вылезала, почему просто не осталась в снегу и не позволила пурге засыпать себя? Может, мороз сохранил бы ее и по весне она бы оттаяла и расцвела вновь, как почки на деревьях.
Смех зазвенел снова, хотя Алиса и не могла разглядеть в пурге мальчика. Она пошла на звук, не видя ничего, кроме белого снега. Смех стал единственной ниточкой, за которую можно было ухватиться.
А потом вдруг огромный черный силуэт возник вновь, поднявшись перед ней, как тот бобовый стебель из сказки о мальчике, укравшем у великана гусыню.
Алиса смахнула налипший на лицо снег, чтобы хоть что-то увидеть. Перед ней высился дом, большущий дом, стоящий посреди леса, словно чья-то гигантская рука поместила его прямо туда.
Разглядеть ничего толком не получалось – за метелью ей мерещились черные башенки, остроконечные пики, мерцающий в окнах свет. Особняк просто воплощал собой все худшие представления о доме с привидениями, и опыт говорил Алисе, что, даже если там и нет привидений, дом наверняка полон волшебства и волшебников, причем не самых доброжелательных.
Однако выбора у нее не было. Она могла войти в этот потенциально опасный дом или замерзнуть насмерть в пурге.
«Но как же Тесак отыщет меня? И если дом стоял здесь, когда волк побежал на разведку, почему он не обнаружил его и не вернулся ко
