Все полетело к чертям. Они больше не будут поддерживать с ним связь. Они просто хотели его убить. Он должен их как-то увидеть без помощи Дэвида и воспользоваться их намерением прикончить его; кроме того, необходимо расшифровать сны. Герни усмехнулся. Сможет ли он каким-нибудь образом контролировать ситуацию? Нет, не сможет. Словно в подтверждение этой мысли к нему стали возвращаться ночные кошмары.
Он знал, что должен позвонить отцу Дэвида, но вместо этого набрал номер Кэролайн Ранс в Вудстоке, вычислив, что в Америке сейчас шесть часов вечера. Никто не снял трубку. Три часа кряду он пил виски и за это время перелистал гору книг. Через час он снова позвонил Кэролайн, потом через полчаса. Телефон молчал. Он звонил всю ночь и последний раз набрал ее номер в девять утра, потом заснул и проспал часов пять, сидя в кресле.
Проснувшись, он опять позвонил. В Вудстоке было уже восемь утра. Телефон по-прежнему молчал.
Из пяти человек, находившихся в комнате, Говард Прентисс был старше по званию Эда Джеффриза, и последнего это раздражало. Кроме того, здесь сидел парень по имени Бен Аскер, которого Эд не знал. Он прилетел из Нью-Йорка. Говард Прентисс хранил молчание, представляя возможность говорить Аскеру и Эду, что особенно действовало на нервы последнему.
– В этом деле так много нюансов, – говорил Аскер. – Но вам совершенно необязательно знать все.
Аскер выглядел настоящим франтом: темный костюм, белая рубашка, уголки воротничка под галстуком сколоты. Его тонкие пальцы с почти прозрачными ногтями любовно оглаживали пачку бумаг на столе. Морщинка на лбу свидетельствовала о его осторожности.
– Вы видели фильмы? – спросил его Эд.
– Да, конечно. Ничего особенного... Они похожи на другие, где засняты подобные эксперименты. Мальчик, конечно, не лишен экстрасенсорных способностей, особенно он силен в телекинезе и телепортации.
– Это нам известно.
– Да, да. Ну... ничего нового. Я никогда не работал с этим пареньком. А тех, кто это делал, полагаю, уже нет в живых.
– Коронарные сосуды.
– Да, естественно. – Аскер скорчил скорбную мину. – Видите ли, трудно себе представить, как другой на его месте вел бы себя в подобных обстоятельствах. Ведь и экстрасенс... э-э-э... не лишен нормальных человеческих чувств. Я ничего не могу сказать об экстрасенсорных способностях мальчика, пока не увижу его. Его способности в какой-то мере зависят от того, как он ими пользуется. А это никому не известно. Неизвестно также, какая у него техника и все остальное. Ведь мальчик, как я уже сказал, прежде всего человек. Он может впасть в летаргическое состояние, в депрессию, может быть непредсказуем, испытывать всякого рода волнения... В общем, это лотерея.
– А Герни?
– Герни?
– Парень, который...
– Да.
– Я забыл о нем, – сказал Аскер. – Не знаю – вот мой ответ. Вы говорите, что он почти добрался до мальчика.
– Есть доказательства, что он был в том доме, где держали Дэвида.
– Да, понимаю. – Аскер развел руками. – Извините, но я не знаю. Есть ли какие-нибудь основания считать его экстрасенсом? Почему его наняли?
Эд посмотрел на лежавший на столе скоросшиватель, но не стал его раскрывать.
– Нам ничего не известно. Его наняли, чтобы успокоить мать. Сначала мы хотели подставить своего человека, но потом раздумали. Герни все-таки настоящий. А нам важно утихомирить эту Ране. У нас нет шансов, чтобы... – Он умолк.
– Неужели? – Аскер сложил пальцы домиком. – Он, кажется, подобрался очень близко.
Джеффриз откинул со лба прядь волос.
– Так решили не в нашем департаменте. Замечание это, как все поняли, было сделано в адрес парня, прилетевшего из Нью-Йорка.
Заявление Эда дало Аскеру возможность высказаться.
– Выслушав вас, я могу сказать лишь одно: произошла осечка. Что мальчик подходит, было ясно с самого начала. Но не в этом дело. Прежде чем к нему обратиться, надо было все хорошенько обдумать. Ведь он не только отказался, но и возмутился, стал угрожать разоблачением. Поэтому его и похитили. Само похищение от начала до конца – импровизация. И вот теперь неизвестно, как с ним поступить. Что вы намерены предпринять?
Вопрос остался без ответа. Наступила тишина. Аскер понял, что наговорил лишнего. Он опустил глаза и стал возиться со своими бумагами.
– Извините, – сказал он. – Все так запуталось.
Он умолк. Как и остальные, он, конечно, знал, что предпринять.
– Спасибо, мистер Аскер, – произнес наконец Прентисс, мягко, неторопливо, словно о чем-то размышляя.
Эд Джеффриз встал и открыл одну из двойных дверей, ведущих в коридор. Аскер молча собрал свои бумаги, постучал ими по полированной поверхности стола, положил их в свой атташе-кейс и покинул комнату.
Прежде чем Эд вернулся на свое место, Прентисс тем же мягким голосом сказал:
– Он прав.
– Я знаю. Но под этим ковром нет трупа.
– Знаю, есть люди, – медленно ответил Прентисс, – которым абсолютно все равно, где будет труп. Главное, что от него уже исходит зловоние. – Он сделал паузу. – Ведь девушка пытается загнать Герни в тупик.
– Да, это так.
– Она в безопасности, не рискует?
– Все в порядке.
– Вы не допустили ошибок?
– Никаких, – ответил Джеффриз и, выдержав взгляд Прентисса, повторил: – Никаких, гарантирую.
– Хорошо, – сказал Прентисс. – А где сейчас Герни?
– Мы ждем, когда он объявится.
– А он объявится?
– Рано или поздно, должен. – Джеффриз молил Бога, чтобы слова его подтвердились.
– А как Бакройд? – Прентисс заглянул в свои записи. – Джордж Бакройд?
– Никак. Он на пенсии. Мы оставили его в покое. За ним следят, чтобы найти дорожку к Герни. Более того, когда все кончится, британцы его накажут. Ну это уж их дело.
– А мать?
– Опять переехала в «Плазу», в тот же номер, – с досадой ответил Джеффриз.
– Зачем?
– Кто знает. – Джеффриз пожал плечами. – Это нас не касается, хотя очень раздражает. Лучше бы она жила в Вудстоке. По крайней мере, не пришлось бы наблюдать еще и за этим чертовым отелем. Все считают, что она в глубокой депрессии.
Прентисс постучал ручкой по стопке бумаг и задумчиво сказал:
– Это опасно. Присматривайте за ней.
Он спрятал ручку во внутренний карман и поднялся из-за стола.
– О'кей, кажется, все. Держите меня в курсе.
– Конечно.
Эд и все остальные встали. Прентисс вышел, не закрыв за собой дверь.
– Господи Боже мой, – с облегчением вздохнул Джеффриз, – кажется, пронесло.
* * *
Уже в двадцатый раз Герни звонил Кэролайн Ране, но слышал только гудки в трубке. Наконец он позвонил Джорджу Бакройду. Тот вместо того, чтобы сказать «Бакройд слушает», назвал номер своего телефона.
– Извините, – произнес Герни, – это не восемь четыреста тринадцать?
– Вы ошиблись, – спокойно ответил Бакройд и положил трубку.
Герни подождал полчаса и снова позвонил. Бакройд опять назвал номер своего телефона. Тогда Герни сказал:
– Привет, Джордж, это Саймон. Я подумал, что надо сообщить, где я нахожусь, на случай если я вам понадоблюсь или вы узнаете что-нибудь важное. – Он говорил быстро, не давая Бакройду вставить слово. – Боюсь, я не очень-то продвинулся. У вас, наверное, тоже ничего нового?
Наступила тишина, потом Бакройд сказал:
– Если будут новости, я дам вам знать.
– О'кей. Я в «Друидс-Кум». Буду ждать два дня. У меня здесь кое-какие дела. У вас есть мой номер?
– Да. Позвоню, если что-нибудь узнаю. Желаю удачи, Саймон.
– До встречи, Джордж.
Герни принес несколько поленьев, положил возле камина, потом поставил пластинку с записью фортепьянного концерта Моцарта и стал ждать.
* * *
Мозаика занимала больше половины стены. Цвета были яркими, но рисунка как такового не существовало. Голубые, желтые, светло-зеленые, красные, иногда ослепительно белые пятна. Не меньше двухсот. Если смотреть через открытую дверь, то в картине можно было найти какую-то логику; красная полоска здесь, желтое пятно там, слева наверху зеленый уголок с ломаной белой линией, ниже зеленые круги, а рядом, с краю, голубые мазки.
Если же подойти поближе, то в белых пятнах можно было рассмотреть заснеженные поля, деревья, горы. В голубых – небо, озера, океан. В желтых – песок. В красных – свитер, лыжную шапочку, теплое клетчатое пальто, шарф, даже плавки Дэвида. Он стоял на коленях на желтом песке и, улыбаясь, смотрел в фотообъектив.
Кэролайн прикрепила к стене последнюю фотографию. Она привезла с собой все снимки, где был запечатлен сын. Опустошенный альбом так и остался лежать в спальне на полу, в Вудстоке. Скрестив ноги, она сидела на кровати, прижав подушку к животу, и смотрела на них. Смотрела целый час, потом пошла спать.
Среди ночи Кэролайн проснулась. В городе всегда было светло. На улице, возле Центрального парка, освещенного фонарями, гуляли люди. Каждый был поглощен своими мыслями, приятными или тяжелыми... Она пошла в ванную и застыла у зеркала с губной помадой в руке. Неужели это ее лицо? Она не стала краситься, швырнула помаду в мусорную корзинку и попыталась выдавить угорь на щеке. Потом вернулась в комнату и полезла в шкаф за шубой, но остановилась и понюхала у себя под мышками. Пахло потом. На руке был маленький круглый синяк. Откуда он? Тут Кэролайн вспомнила, что два дня назад, возвращаясь из бара в отель, споткнулась и схватилась за стену, чтобы не упасть. Грязь со стены тусклым полумесяцем отпечаталась на ладони.
