Гордон Рис - Мыши

— Как вы смеете? — прошипела я, бессознательно комкая лист бумаги, на котором только что писала.

Миссис Харрис уставилась на меня, совершенно сбитая с толку, как если бы ее послушная комнатная собачонка вдруг прокусила ей палец до самой кости. Я чувствовала, как передергивается мое лицо, искаженное злостью.

— Как вы смеете? — крикнула я, в упор глядя на нее. — Я восемь месяцев страдала от рук этих негодяек! Меня избивали каждый день. Меня подожгли! Я могла погибнуть! Что значит так называемая жертва?

Ярость нарастала во мне с каждой секундой, так что даже слова не поспевали за ней. Я так долго сдерживалась, и вот наконец шлюзы открылись, и меня прорвало. Только вот трудно было обуздать словесный поток, и он вылился в бессвязную речь.

Реакция миссис Харрис поразила меня. Я ожидала, что она вспыхнет от возмущения, выдаст в ответ нечто унизительное и оскорбительное, что тут же заставит меня расплакаться. Но вместо этого она прижала палец к губам, словно и сама не поверила, что могла ляпнуть такое.

— Извини, Шелли. Я… я так виновата перед тобой! — Ее веснушчатая рука робко и неуклюже потянулась ко мне через стол, прежде чем она вернула ее на колени. — Я не хотела преуменьшить то горе, которое ты пережила. Это было глупо и бестактно с моей стороны. Я просто забыла, с кем я говорю, честное слово.

Я постепенно успокоилась, и мы продолжили урок, но обе были расстроены тем, что произошло, поэтому испытали огромное облегчение, когда стрелка часов подошла к половине пятого. На пороге миссис Харрис снова извинилась и пожелала мне счастливого дня рождения.

Я смотрела ей вслед, пока она отъезжала от дома, и, даже несмотря на причиненную душевную травму, была довольна собой. Наконец-то я сумела подать голос в свою защиту, поставить на место зарвавшуюся старуху. Я знала, что, скорее всего, она признала свою ошибку лишь потому, что беспокоилась, как бы ее циничные высказывания в адрес «симулянтов» и «хлюпиков», которых она обучала, не дошли до местных властей, и тогда прощай жирное жалованье. Но, как бы то ни было, я вышла победительницей. Она с позором покинула поле боя, потерпев сокрушительное поражение; грозная миссис Харрис на самом деле оказалась бумажным тигром, подумала я и торжествующе улыбнулась — но, как только мой взгляд скользнул в сторону палисадника, улыбка померкла на губах.

Только оставшись одна, я вспомнила про бумажник грабителя.

Желание узнать его имя было непреодолимым. Теперь мною двигало нечто большее, чем любопытство. Я чувствовала, что, если узнаю его имя, мне уже будет не так страшно думать о том, что он лежит там, в нашем саду.

В конце концов, имя вернет грабителя в привычную реальность. Он окажется каким-нибудь Джо Блоггсом или Дэвидом Смитом, обычным человеком, жалким и ничтожным. Безымянный, он казался мне всемогущим; он мог просачиваться в мою жизнь, как ядовитый туман, заражая все вокруг. Он стал бы букой, злым духом, источником страхов, которые преследовали бы меня до конца жизни. Узнать его имя было равносильно тому, чтобы включить свет в середине фильма ужасов.

Я знала, что мама будет не скоро, так что можно было не торопиться.

Я поднялась наверх и прошла в гостевую комнату. Я уже знала, где мешок с халатами, где лежат резиновые сапоги, красная спортивная сумка. Я искала первый, с разбитой посудой и половиком. Вскоре я нашла его за ведром со шваброй. Мама, как всегда, завязала свой мудреный узел, так что мне пришлось повозиться. Все это время мой пустой желудок громко заявлял о себе. Аппетит, который, как мне еще недавно казалось, пропал навсегда, устраивал голодный марш.

Мне пришлось сдвинуть половик, чтобы заглянуть внутрь мешка. Бумажник был там, на самом дне. На половике застыло какое-то студенистое серое вещество, должно быть вытекшее из размозженного затылка грабителя, пока мы волокли его из кухни. Я не могла смотреть на него и отвернулась к стене, потянувшись за бумажником вслепую. Пальцы нащупали мягкую кожу, и я вытащила бумажник из мешка.

Было странно держать в своих руках вещь, принадлежавшую грабителю, — то, что лежало у него в кармане, когда я била его ножом. В каком-то смысле это было подобно его воскрешению. Я почти чувствовала его присутствие рядом, и меня вдруг охватило беспокойство, захотелось как можно скорее покинуть комнату.

Дрожащими пальцами, задыхаясь от волнения, я открыла бумажник. В одном кармашке оказалась мелочь, другое отделение было туго набито карточками. Я узнала розоватый кончик водительского удостоверения. Я извлекла его ногтями — на меня смотрели холодные серые глаза грабителя. Вновь накатила тошнота, и я ощутила привкус спагетти «болоньезе». Возможно, у мужчины с фотографии волосы были чуть короче, щеки не такими впалыми, но ошибки быть не могло: это был тот самый человек, которого мы с мамой убили на собственной кухне вчера ночью.

Я прочитала его имя.

Пол Дэвид Ханниган.

Я сунула документ в задний карман своих джинсов, закрыла бумажник и швырнула его обратно в мешок. Снова завязала его, пытаясь воспроизвести мамин тугой узел. Я не увидела никаких пятен ни на руках, ни на рукаве, но все равно на всякий случай вымыла руки и надела другую кофту.

В животе урчало все громче, и я пошла на кухню, где разогрела себе тарелку овощного супа, нарезала немного хлеба. На подносе я отнесла все это в гостиную и съела перед телевизором, за мультиками. Было странно наблюдать за тем, как Том гоняется по кухне за Джерри («Играем в „музыкальные стулья“! „Играем в музыкальные стулья“!»), бьет его по голове сковородкой, размазывая Джерри, как блин, и все это под веселую музыку, в сопровождении комических звуковых эффектов — бац! Жестокость в ярких красках. Насилие без крови. В реальной жизни все иначе. Я вспомнила, как мама примеривалась для удара, впиваясь в рукоятку разделочной доски, как сделала глубокий вдох и занесла ее над головой, словно пловец перед погружением в темные глубины. Я вспомнила звук, с которым доска опустилась на голову грабителя… и он был далеко не комическим.

Я лежала на диване, изучая водительское удостоверение грабителя. Удостоверение Пола Ханнигана. Я посмотрела на дату рождения и высчитала, что ему было двадцать четыре года, а мне он показался гораздо моложе. Он был на восемь лет старше меня. На удостоверении была и его подпись, выполненная детской рукой, с нелепыми завитушками, словно он был важной персоной. Его адресом значился город на севере, известный высоким уровнем безработицы и процветающим наркобизнесом. Всего месяц назад там средь бела дня был застрелен четырнадцатилетний мальчишка, работавший наркокурьером. Выходит, сонно рассуждала я, Пол Ханниган — крыса из той самой крысиной норы. Или, по крайней мере, был. Удостоверение было выдано четыре года назад; вполне возможно, он проживал где-то неподалеку, когда пришел грабить коттедж Жимолость.

Я попыталась продумать, как может полиция связать его исчезновение с мамой и мною, пыталась угадать, какая невидимая нить связывает нас, но веки стали тяжелыми, и я, проваливаясь в сон, успела убрать в карман джинсов водительское удостоверение. Кто-то уже хватился его. Кто-то… уже… его… искал.

Я проснулась от того, что кто-то нежно похлопывал меня по плечу.

Я открыла глаза и увидела, что надо мной склонилась мама. За окном было темно. Единственным источником света в гостиной было оранжевое свечение настольной лампы возле телевизора.

— Что, полиция? — спросила я, резко подскакивая.

— Нет, нет, — успокоила мама. — Полиции здесь нет, Шелли. Я приготовила тебе вкусный чай. Уже половина одиннадцатого.

— Пол-одиннадцатого? — Я проспала больше пяти часов!

— Ты крепко спала, когда я пришла. Я решила не будить тебя. Я еще раз прошлась с тряпкой по кухне, потом приняла ванну, спустилась сюда и устроилась в кресле, впрочем, тут же и уснула. Я сама только что проснулась.

Я взяла из ее рук кружку. Во рту у меня пересохло и дурно пахло, так что я жадно набросилась на чай, который был теплый и пить его было легко.

— Как твоя шея? — спросила мама.

Я сглотнула. В горле все равно что-то царапало.

— Пока не очень.

— Я купила тебе пастилки для горла и микстуру от кашля. Примешь ее перед сном, и посмотрим, как будет завтра утром. Бог даст, полегчает. Надеюсь, нам не придется идти к врачу. Доктор Лайл старый, конечно, но он не дурак и наверняка начнет задавать тебе неприятные вопросы.

— Как на работе, мам?

— Ужасно. У меня был жуткий скандал с Блейкли в присутствии Бренды и Салли.

— Скандал?

— Он хотел, чтобы я задержалась на работе, я отказалась, и ему это не понравилось.

Я решила, что она, скорее всего, преувеличивает. До сих пор, насколько мне было известно, мама ни с кем не ругалась.