21
Дорожно-транспортное происшествие перекрыло движение по шоссе где-то севернее – с прицепа фуры свалился весь груз, от чего двадцать три машины врезались друг в друга, перегородив все три полосы; пробка растянулась аж на четырнадцать миль и продолжала увеличиваться. Дорожная полиция организовала объезды, расставила указательные знаки. Элдер выбрал самый дальний, извилистый, путь через Лэнгли-Милл и Коднор. Все изгибы и повороты дороги указывали на заброшенные шахтные стволы, как попало пробитые в земле там и сям. Потом на север, через Олфретон и Клей-Кросс, пока, уже подъезжая к Уингеруорту, он не увидел впереди знаменитый кривой шпиль Честерфилда, возвышающийся над крышами.
Он договорился встретиться с Полом Латамом на старой рыночной площади; тот оказался среднего роста, среднего сложения, в общем, весь такой средний плюс еще цветок в петлице, который должен был дополнять его облик, – не слишком принятая в Честерфилде деталь туалета, исключая, естественно, похороны. В данном же случае это помогло Элдеру сразу же узнать его – Латам сидел на одной из парковых скамеек, опустив голову в книгу: розовая гвоздика, немодно длинные волосы, кудрями падающие на воротник светлого вельветового пиджака, рядом – мягкая кожаная сумка с длинным наплечным ремнем.
– Мистер Латам?
– Просто Пол.
– Хорошо, Пол. А я Фрэнк. Фрэнк Элдер.
Рукопожатие Латама было твердым и быстрым.
– Спасибо, что уделили мне время.
Латам улыбнулся:
– Посидим здесь, или предпочитаете макароны с сыром или жареную картошку в какой-нибудь забегаловке?
– А вы сами что предлагаете?
– Тут полно пабов. Но вы же на службе?
Элдер покачал головой:
– Уже нет, и давно.
– А я думал…
– Прошу прощения, вероятно, мне следовало бы выражаться более четко. Я уже несколько лет как вышел в отставку. А это просто… нечто личное…
– Понимаю.
Элдер решил сначала, что это игра его воображения, но потом понял, что Латам действительно испытал некоторое облегчение, убедившись в неофициальном характере встречи.
– Паб вполне подойдет, – сказал Элдер.
Они нашли свободный угловой столик, где можно было спокойно поговорить; Элдер решил еще и перекусить и заказал себе кусок пирога со свининой и анчоусами и полпинты горького. Латам удовлетворился фруктовым соком и орехами.
– Стало быть, вы преподаете драматическое искусство?
– И еще английский. И курс по средствам массовой информации – нынче приходится и этому учить.
– Значит, изучаете рекламу, газеты и прочее в том же роде?
Латам рассмеялся:
– По большей части смотрим давнишние серии «Ист-Эндерз», чтобы потом подвести под это какую-нибудь идиотскую социологическую основу.
Он выглядит совсем мальчишкой, когда смеется, подумал Элдер; симпатичный мальчишка с претензией на некоторую артистичность. Возраст точно определить затруднительно, но не так уж молод, каким показался на первый взгляд. Где-то около сорока пяти – то есть ему было тридцать, когда пропала Сьюзен Блэклок; может, даже на год-два меньше.
– Вы помните Сьюзен?
– Конечно. – Голос Латама звучал теперь серьезно. – Прелестная девушка. Необыкновенная.
– Чем именно?
– Ну… С чего бы начать?.. Во-первых, умница. Способная понимать некоторые вещи как взрослая – в отличие от большинства других. Отношения между людьми, например.
– Отношения?
– Ну да. Между героями.
– А-а, так вы имеете в виду драму? Пьесы?
– Она умела понимать подтекст, читала между строк.
– И это делало ее необыкновенной?
– Для девочки ее возраста – да. Мне так представляется. Особенно если помнить, из какой она семьи.
Элдер резко поднял голову:
– Я что-то не совсем вас понимаю.
– Обычно когда встречаешься с чем-то подобным и поскребешь немного внешнюю оболочку, то сразу обнаруживается, что папа – писатель, а мама – по крайней мере известная журналистка. Но в случае со Сьюзен… ну, если вы хоть раз встречались с ее родителями, тогда сами знаете, что я хочу сказать. Прекрасные, милые люди, однако сомневаюсь, что они способны выдать хоть какую-нибудь оригинальную мысль; я был бы крайне удивлен, если бы у них дома нашлась хоть одна книга, написанная не Кэтрин Куксон или Томом Клэнси.[17] – Латам отсыпал себе в ладонь еще орехов. – Это, конечно, не так уж плохо, не поймите меня неправильно, однако это не та семья, в которой могут научить творческому мышлению и пониманию душевных порывов.
Элдер уже чувствовал, что Латам начинает его раздражать.
– Тогда как вы объясните эту ее способность, если это можно так назвать? Нечто вроде интуиции или что?
– Нечто врожденное, наверное? – Латам задумчиво пожевал губами. – Думаю, это так можно назвать. Врожденный дар. Может быть, что-то атавистическое. Но это не объясняет всего. Нет, она еще была очень понятлива, сметлива, всегда с удовольствием училась новому, с головой погружалась во все наши начинания, трудилась не покладая рук… Это было так, словно… – Латам собрал пальцы в горсть и на секунду зажмурился. – Это было так, словно она не желала оставаться в той обстановке, в которой жила, и драма – актерство, театр – были для нее способом освободиться от повседневности, уйти куда-то еще.
– Куда именно?
Латам улыбнулся:
– Кто знает?
– Стало быть, она сильно отличалась от других, от своих подруг? – настойчиво продолжал Элдер. – Как там их звали? Шиобан. Линси.
– Это как посмотреть. Зависит от того, насколько серьезно к этому подойти. Для них это в значительной степени было игрой. Не то чтоб они были совсем уж бесталанны, нет. Шиобан потом даже поступила в драматическую школу, сделала карьеру. – Он поднял свой стакан. – Про нее частенько пишут в «Билл», обычно она играет всяких уличных девок.
– И вы считаете, что именно этого и хотела Сьюзен? Стать актрисой?
– Актрисой? Нет, не думаю.
Элдер взял нож, чтобы намазать кусочек пирога горчицей.
– Вы не получали ничего от Сьюзен после того лета? Открытку, например? Или, может, она вам звонила?
– Нет, ничего. Если бы получил, сразу же сообщил бы ее родителям. И в полицию.
– Да, конечно. – Элдер прожевал пирог, запил пивом. – А от Шиобан? И от Линси?
– Да. Они все время поддерживали со мной связь, обе. Открытка на Рождество, всякое такое. Записки от Шиобан, когда у нее появлялась новая роль – на радио, на телевидении…
– Значит, у вас есть их адреса?
Латам некоторое время думал.
– Насчет Линси не уверен. А адрес Шиобан есть, думаю, что есть. Она где-то в Лондоне. Боюсь, правда, что он мог устареть. Они же, сами знаете, ведут такой бродячий образ жизни, актеры эти…
– И тем не менее я могу его у вас получить?
Латам явно колебался.
– Я ведь могу и сам его выяснить. Через полицию. А так будет проще, вот и все.
– Ну хорошо. – Латам порылся у себя в сумке и вытащил оттуда разбухшую записную книжку; под именем Шиобан Бенэм было пять или шесть адресов, одни зачеркнуты, другие вписаны рядом. – Вот он. Точно, это в Лондоне.
Он снял колпачок с шариковой ручки, вырвал листок голубой бумаги из задней части блокнота и записал адрес аккуратным, несколько причудливым почерком.
Элдер поблагодарил его и сунул адрес себе в верхний карман пиджака.
Латам взглянул на часы:
– Боюсь, мне пора идти. У меня урок – драма, третий год обучения. Если не приду вовремя, они там весь зал разнесут.
Они вышли из паба. Элдер протянул ему руку и спросил:
– А мальчики в той группе были? Сьюзен кем-нибудь из них интересовалась?
По лицу Латама скользнула какая-то тень – трудно было определить, что это.
– Что значит интересовалась?
– Ну, знаете, дружеские отношения. Бойфренд… Влечение… Дружба. Секс.
– Насколько я знаю, нет.
– А вы бы знали, если бы там что-то было?
– Не обязательно.
– Но вы, вероятно, много общались с ними и вне школы. Поездки в театр и всякое такое. И если бы там что-то происходило…
– Вероятно, я бы это заметил. Но нет, извините, боюсь, что тут я вам ничем не могу помочь.
Элдер смотрел ему прямо в глаза.
– Интересно, а почему вы об этом спросили? – осведомился Латам.
– Да так, просто из любопытства. Заполняю некоторые пробелы…
– Понятно. Ладно, мне пора…
– Да-да, драма, третий год обучения.
– Да.
– Спасибо, что уделили мне время.
Элдер смотрел ему вслед – Латам шагал торопливо, обходя прохожих и зевак у витрин, женщин с покупками, молодежь, жующую гамбургеры и жареных цыплят, которыми торгуют навынос, маленьких детей, которых уже научили никому не доверять и никому не подчиняться. Элдер все думал о том, что сказал ему Латам про стремление Сьюзен Блэклок освободиться от повседневности и уйти куда-то еще. Не было ли это тем стремлением, которое в определенный момент жизни начинает одолевать всех детей и всех молодых людей, особенно тинейджеров? Нечто вроде снов наяву: фантазии, в которых они всегда выступают в роли подкидышей, а родители, с которыми они выросли, вовсе не их настоящие папа с мамой…
