Он почти дошел до края площади, возвращаясь к оставленной там машине, когда его внимание привлекли кричащие заголовки сегодняшних газет. «УБИЙЦА НА СВОБОДЕ! УГРОЖАЕТ ИНСПЕКТОРУ НОЖОМ!» Элдер порылся в карманах в поисках мелочи. На газетной полосе справа вверху была фотография Шейна Доналда, каким он был в 1989 году, а ниже, смазанная, – его самого, когда он выходит из зала суда после объявления обвинительного приговора Доналду и Маккернану.
Морин извинилась и отошла от коллег, когда увидела, что Элдер вошел в бар.
– Ты уже это видела? – спросил он, шлепнув ладонью по газете.
Морин кивнула.
– Это не самое лучшее твое фото.
Он заказал ей еще полпинты пива, а себе взял порцию виски «Джеймисон» и сок; они умудрились найти себе местечко, где не надо было орать, чтобы перекричать электронный перезвон игровых автоматов и рев спортивной передачи из высоко установленного телевизора.
– Знаешь, что меня больше всего бесит? – сказал Элдер. – То, что эти прохиндеи стараются выглядеть святее, чем папа римский. И превращают обормотов вроде Шейна Доналда в телевизионных звезд.
– И при этом загоняют его в глухое подполье.
Элдер кивнул:
– Не говоря уж о том, что снова вытаскивают на свет все подробности случившегося и выплескивают их на страницы газет.
– Зато продажи растут.
– Несомненно. Интересно, как это сказывается на семьях жертв?
– Если верить «Пост», отец Люси Пэдмор уже в ярости; а от этих новостей он вообще взовьется, как баллистическая ракета.
А Элдер думал о Хелен Блэклок, которая, вероятно, тоже читает сейчас все чудовищные подробности того, что произошло с Люси Пэдмор, и представляет себе, что то же самое могло случиться и с ее собственной дочерью.
– Как продвигается твое расследование? – спросила Морин.
Когда он закончил свой краткий рассказ о встрече с Полом Латамом, ее лицо сморщилось в улыбке.
– Что ты смеешься?
– Он явно не получит твой голос, если выставит свою кандидатуру на звание «Человек месяца».
– Нет, не получит.
– Ты думаешь, за всем этим что-то есть? Помимо того, что вы с ним не очень поладили?
– Не знаю.
– Но тебе хочется думать, что может и оказаться.
Элдер пожал плечами и отпил виски.
– Да, хорошо бы, конечно, заполучить хоть что-то определенное.
– Собираешься теперь в Лондон, побеседовать с этой женщиной? С актрисой?
– Хочу попробовать.
Потом он стал расспрашивать Морин о ее текущих делах, о нагрузке, и они поговорили на рабочие темы, заказав еще по порции выпивки. Рядом болтались двое-трое свободных от службы полицейских, время от времени останавливаясь, чтоб обменяться парой слов, попрощаться с Морин, бросив при этом взгляд на сидевшего рядом Элдера.
– Нынче у сплетников большой день, можно сказать, – заметил Элдер.
– Помоги им Господь, – бросила Морин.
– Тебе еще заказать? – спросил Элдер, указывая на ее пустой стакан.
– Лучше не надо.
– Имя Мэдди Берч тебе что-нибудь говорит?
– Инспектор уголовки, так? Где-то в Линкольншире. Твоя бывшая напарница. Я с ней несколько раз встречалась, в прошлом. В последнее время – нет. Почему ты спросил?
– Да так. Просто подумал, что ты можешь знать, где она сейчас.
Морин склонила голову набок и рассмеялась:
– Былые чувства взыграли, а, Фрэнк?
Элдер покраснел и наклонился за своим пальто.
Они вышли наружу. На улице моросил дождь.
– Ты есть не хочешь? – спросил Элдер.
– Нет, спасибо. – Морин покачала головой. Потом, улыбнувшись, добавила: – Надо было спросить об этом до того, как ты начал расспрашивать про Мэдди Берч. Правда, ответ был бы тот же самый. Спокойной ночи, Фрэнк.
В закусочной недалеко от дома Уилли Белла он купил себе жареный кебаб с соусом чили. Уилли дома не было. Элдер нашел в холодильнике пиво, выложил кебаб на тарелку и уселся перед телевизором. На экране возникла улица, освещенная неоном и вся мокрая от искусственного дождя, под которым два нью-йоркских полицейских вытаскивали каких-то наркоманов из дверей магазина и быстро переговаривались при этом, чуть приоткрывая угол рта. Он отыскал в бумажнике номер мобильника Кэтрин, но звонить ей было, видимо, уже поздно. Да и думал он сейчас не о Кэтрин, а о Джоан. Там, на стадионе, в синей майке с короткими рукавами, в синих, отлично сидящих джинсах… Я бы пригласила тебя к нам в гости, Фрэнк, только… «Джоан, Мэдди Берч – что это со мной такое?» – думал Элдер.
Он покончил с кебабом, выключил телевизор и пошел наверх, спать.
На следующее утро Пам Уилсон, едва выйдя из дому, тут же попала в толпу репортеров. Она пробилась сквозь них, отказываясь отвечать на вопросы и зная при этом, что они все равно найдут способ приписать ей хоть какие-нибудь слова.
В одиннадцать Айрин пригласила одного очень сочувствующего ей репортера на чашку чая, но меньше чем через четверть часа очень пожалела об этом. Но к тому времени жалеть было уже поздно. А сразу после полудня ее мужу Невиллу предложили эксклюзивный гонорар за все, что он расскажет об убийце в собственной семье или о чем-нибудь в том же роде, и он согласился.
А Шейн Доналд исчез без следа.
Четыре часа или около того – вот сколько времени ему понадобилось, чтобы поймать попутку. Все это время он ошивался возле парковочной площадки для грузовиков, подкатываясь к водителям, которые чаще всего просто проходили мимо, не отвечая ни слова. Манчестер, приятель… До Манчестера возьмешь?.. Подбросишь?.. Если бы с ним была какая-нибудь шлюха с чулками в сеточку и в юбке, едва прикрывающей задницу, вроде той, которую он видел забирающейся в кабину огромного восьмиколесного драндулета, везущего автозапчасти, тогда проблем бы не возникло. Но он был один, болтался там, засунув руки в карманы и сгорбившись под секущим иглами дождем. Подбросишь, а? Ублюдок! Ублюдок! Скотина!
Перед этим он немного согрелся в кафетерии, поел мясного пирога с жареной картошкой, умял пакетик инжира, напился чаю, очень сладкого. Денег, которые он обнаружил в сумке этой инспекторши, на некоторое время хватит, если их расходовать экономно, перебиваясь потихоньку; есть также шанс воспользоваться ее кредитными карточками – уж подпись-то он как-нибудь подделает. Только не нужно показывать их всяким глазастым продавцам, они уж точно ни в жизнь не поверят, что он – Памела Уилсон, чья фамилия крупным почерком написана на обороте. А при первой же возможности карточки надо будет просто загнать – пусть кто-нибудь другой рискует, а ему в полицию ни к чему.
В конце концов его подобрал какой-то иностранец – голландец, он проезжает здесь по три раза в неделю, из Роттердама до Иммингема, потом по шоссе M180, поворот на М62, потом Лидс, Брадфорд, Манчестер. А потом назад. Тот был только рад попутчику. В кабине – обычные фотографии, выдранные из порножурналов. Не прошло и пяти минут, как они тронулись, и водитель вставил в магнитофон кассету.
– Это блюзы. Любишь блюзы?
Доналд и сам этого не знал.
– «Фэбьюлос Тандербердз».[18] Я был на их концерте в Голландии. В прошлом году.
– Ага.
– Послушай только!.. Это «Лук, вотча дан». – Он чуть прибавил звук. – Кид Рамос. Классная гитара, верно? Нравится?
Доналду казалось, что ему в голову вгрызается циркулярная пила.
– Ну ладно, а тебе какая музыка нравится? Давай рассказывай что-нибудь, не давай мне заснуть. Так какая?
– Да я и не знаю…
– Ну как же, ведь что-то ты любишь…
Голландец вывернул машину вправо, обгоняя другой грузовик, и вода из лужи обрушилась на лобовое стекло, как волна. Доналд вспомнил все прежние вечера в их автофургоне, когда Маккернан все твердил ему: Сиди и слушай. Сиди, мать твою, и слушай это!
– Эдди Кокрейн, – произнес наконец Доналд. – Вот кто мне нравится. Джин Винсент и Эдди Кокрейн. Вот такая музыка.
– Ага! – сказал голландец, и его лицо расплылось в усталой улыбке. – Эдди Кокрейн! «Фифтин флайт рок»! Знаю.
Доналду казалось, что название было немного другое – «Твенти флайт рок», – но он не стал спорить. Закрыл глаза и притворился спящим.
Должно быть, он и в самом деле заснул. Проснулся он от того, что кто-то тряс его и орал прямо в лицо:
– Вставай, просыпайся!
Грузовик стоял, указатель поворота мигал, отражаясь от мокрого асфальта.
– Приехали. Конец путешествия.
Они немного отъехали от шоссе и остановились у въезда на какое-то небольшое промышленное предприятие. Его здания по большей части были скрыты мраком.
– Давай вылезай. Дальше пешком пойдешь. А то у меня неприятности будут.
Доналд зевнул и потер глаза обеими руками. Ему было холодно, пробирала дрожь. В слабом свете он заметил охранника в форме, вышедшего к воротам.
