– И вы забыли мне все это сказать?
– Я сказала, что вы можете мне звонить. А сейчас растолковываю.
– Премного благодарен.
– Субботний вечер – у меня нет никаких встреч.
– А где же ваш Билл?
– Я сказала ему, что могу быть занята в зависимости от того" как повернутся дела.
– Я чего-то недопонимаю?
– Хотела посмотреть, интересны вы или нет.
– И теперь говорите "прощай"?
– Ну же... не усложняйте мне жизнь, – улыбнулась она.
– Видите ли, Сьюзан... мои инструкции гласят...
– Я получила новые инструкции. Должна вас натаскать по стране. Иначе вы совсем потеряетесь, когда уедете из Сайгона.
– Это правда?
– Стала бы я лгать человеку из своего родного штата?
– Ну что ж...
– Я не привыкла, чтобы мне отвечали "нет".
– Представляю. Хотите со мной поужинать?
– С удовольствием. Как мило, что вы меня пригласили.
Я махнул официанту и попросил меню. А свою новую приятельницу спросил:
– А как здесь насчет еды?
– Неплохо. У них японский, французский, китайский и вьетнамский столы. А в Тет много особых праздничных блюд.
Принесли меню.
– Как будет по-вьетнамски "собачье мясо"? – спросил я ее.
– Чит чо, – улыбнулась Сьюзан и раскрыла меню. – Что предпочитаете: вьетнамское, французское или китайское?
– Предпочитаю чизбургеры с жареной картошкой.
– Я закажу что-нибудь из праздничных блюд.
Подошел метрдотель. Они немного посовещались, бросая при этом на меня взгляды и то и дело хихикая.
– Только не чит чо! – ужаснулся я. Метрдотель рассмеялся и что-то сказал Сьюзан. Чтобы показать, как я хорошо понимаю вьетнамский, я приказал ему: – Руки вверх!
Наконец он ушел.
– Я заказала всего понемногу, – сообщила мне Сьюзан. – Чтобы вы могли попробовать каждое блюдо и выбрать то, что вам понравится. – Почему вы велели ему поднять руки?
– Практикуюсь в языке.
– А разве в Вашингтоне мало вьетнамских ресторанов?
– Почему вы решили, что я живу в Вашингтоне?
– Подумала, что вы работаете на Вашингтон.
– Я живу в Виргинии. Я в отставке.
– А когда были в армии, ели вьетнамские блюда?
– У меня был армейский рацион. Местную пищу употреблять запрещалось. Таковы военные правила. Некоторые ребята от местной еды ужасно страдали желудком.
– И теперь надо проявлять осторожность. Пейте больше джина с тоником, воду только из бутылок, кока-колу и пиво. Поначалу я очень здесь мучилась. Мы прозвали это местью Хошимина. Но с тех пор – ничего. Вырабатывается иммунитет.
– Я здесь ненадолго.
Еду приносили блюдо за блюдом. Госпожа Уэбер ела, как вьетнамка, – подняв мисочку к самому лицу и ковыряясь в ней палочками. А я воспользовался ножом и вилкой.
Мы разговаривали о разных пустяках – в основном о Сайгоне и о ее работе. Сьюзан объяснила, чем занимается, но для меня, государственного служащего, не имеющего понятия о бизнесе, все казалось полной околесицей. Речь шла о рекомендациях и организации займов для тех, преимущественно американских, инвесторов, которые хотели заниматься делами во Вьетнаме. И хотя я в этом ничего не понимал, она, наоборот, прекрасно разбиралась. И я убедился, что Сьюзан в самом деле инвестиционный советник. Фальшь я прекрасно чувствовал, поскольку сам по долгу службы, чтобы подобраться ближе к подозреваемому, часто притворялся то чиновником, то сержантом с оружейного склада.
Прошло немного времени, и мы почувствовали себя друг с другом легко.
– Я знаю, что не должна задавать вам вопросов, – улыбнулась она. – Поэтому не представляю, о чем спросить, чтобы поддержать разговор.
– Спрашивайте все, что угодно.
– Где вы учились?
– Секрет.
– Вы полагаете, что остроумны?
– Я остроумен. А где учились вы?
– В Амхерсте. А затем в Гарварде получила степень магистра.
– А дальше?
– Работала в Нью-Йорке в инвестиционном банке.
– Долго?
– Пытаетесь вычислить мой возраст? Мне тридцать один год.
– И три года уже здесь?
– Три исполняется в следующем месяце.
– Почему?
– А почему бы и нет? Прекрасный пункт в личном резюме. И никто не тревожит.
– Вам здесь нравится?
– На самом деле да.
– Почему?
Сьюзан пожала плечами и немного подумала.
– Меня устраивает положение экспатриантки. Понимаете?
– Нет.
– Ну как вам объяснить?.. Это часть моей индивидуальности. В Нью-Йорке я никто: еще одна смазливая мордашка из многих и магистр Лиги плюща[30]. А здесь выделяюсь: для вьетнамцев экзотика и для людей с Запада интересна.
Я кивнул:
– Теперь, кажется, понимаю. Когда вы собираетесь домой?
– Не знаю. Не думала.
– Разве не скучаете? По родным? По друзьям? По Рождеству? По Четвертому июля? По Дню сурка[31]?
Сьюзан поиграла палочками и ответила:
– Мои родители, сестра и брат каждый год приезжают ко мне. Мы прекрасно ладим, потому что я здесь, а они там. Они преуспевающие деловые люди. А я здесь могу оставаться собой. Близкие друзья тоже навещают. И американское сообщество немаленькое. Мы вместе справляем праздники, и они кажутся более значимыми, чем на родине. Понимаете?
– Полагаю, что да.
– И к тому же Вьетнам не просто страна "третьего мира", это полутоталитарное государство, где западный человек ходит по лезвию ножа. Поэтому каждый день интересен, особенно если удается обставить этих идиотов по их же собственным правилам. – Она подняла на меня глаза. – Я ясно выражаюсь или слишком много выпила?
– И то и другое. Но я понял.
– Ну как же, вы ведь шпион.
– Я отставной военный, – поправил я ее. – Был здесь два раза: в шестьдесят восьмом и семьдесят втором. А теперь приехал как турист.
– Как вам угодно. Это место вас сильно травмировало?
– Нет.
– Вам здесь было плохо?
– Мне было хорошо.
– Вы были ранены?
– Нет.
– Перенесли посттравматический стресс?
– В моей жизни столько каждодневных стрессов, что я прекрасно себя чувствую.
– Где вы здесь были, когда вас сюда посылали?
– Главным образом на севере.
– В Ханое?
– Ханой в Северном Вьетнаме. Мы там никогда не сражались.
– Вы сказали – на севере.
– На севере бывшего Южного Вьетнама. Вас чему-нибудь в школе учили?
– Только в средней. В колледже я историю не проходила. Так где вы дислоцировались?
– В семьдесят втором – в Бьенхоа. А в шестьдесят восьмом – в основном в провинции Куангчи.
– А я на севере доезжала только до Хюэ. Красивый город. Вам обязательно надо туда попасть. Но на Центральном плоскогорье никогда не была. Только однажды летала в Ханой. Нас там ненавидят.
– Трудно представить почему.
– И что ни делай, ничего не помогает. – Она посмотрела на меня. – Извините, я не в ту сторону.
– Все в порядке.
– Так вы собираетесь навестить те места?
– Возможно.
– Обязательно постарайтесь. Иначе зачем было приезжать во Вьетнам... Ах, извините, я забыла, что вы... – Сьюзан приложила палец к губам. – Ш-ш-ш... – и рассмеялась.
Я попытался поменять тему разговора:
– Вы живете в Центральном Сайгоне?
– Как большинство иностранцев. Окраины слишком национальные. – Она вернулась к прежней теме: – Так что вы все-таки делали во Вьетнаме?
– Я бы предпочел не говорить о войне, – отозвался я.
– Но вы о ней думаете?
– Иногда.
– В таком случае вам надо высказываться.
– Зачем? Потому что я о ней думаю?
– Да. Беда в том, что мужчины держат свои мысли при себе.
– Зато женщины говорят о чем угодно.
– Это полезно для здоровья. Человеку необходимо выражаться вслух.
– Я разговариваю сам с собой. И когда я этим занимаюсь, то уверен, что общаюсь с умным человеком.
– А с вами непросто. Старая закалка.
Я многозначительно посмотрел на часы. Мы с госпожой Уэбер как-то очень сблизились, что, возможно, стало результатом чрезмерного количества пива.
– День выдался очень длинным.
– У меня еще десерт и кофе. Не вздумайте сбежать.
– Я валюсь с ног.
Не обращая внимания на мои слова, Сьюзан щелкнула зажигалкой.
– Я никогда не курила до того, как попала сюда. Но здесь все дымят как паровозы, и я сломалась. Однако к травке и опиуму не притрагиваюсь. Так что до конца не овьетнамилась.
Я взглянул на нее в мерцающем свете свечи. Непростая женщина, но очень прямолинейная. Я не привык сравнивать женщину А с женщиной Б, но Сьюзан мне немного напомнила Синтию. Однако Синтию, как и меня, воспитала армия, а Сьюзан была продуктом совершенно иного мира. Ленокс, Амхерст, Гарвард. Я узнал выговор верхнего среднего класса[32] и манеры, над которыми другие жители Массачусетса те, что не с юга, смеются и в то же время завидуют.
