— Алло, Мэт, дорогой. Найдется местечко для одной малышки в твоем изысканном логове?
— Мэйхуа!.. Конечно, как это чудесно… поднимайся!
Мэйхуа держала в руках бумажный пакет, из которого торчала бутылка с пробкой, обернутой в фольгу. Когда Мэт открыл дверь, она приставила бутылку к его груди, как полицейскую дубинку, подталкивая его внутрь комнаты. Мэт уперся в стену, она задумчиво посмотрела на него, приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала в щеку.
— Спасибо.
Мэйхуа снова внимательно посмотрела на него и потянулась ко второй щеке.
— Чтобы не обидно было.
Мэйхуа была одета в зеленовато-голубой короткий жакет и плиссированную, кремового цвета юбку. Костюм дополняли лакированные туфли. Никаких украшений. Сама чистота и невинность. Мэт рассмеялся и внезапно почувствовал, что усталость как рукой сняло.
— А в честь чего шампанское?
— Рождество — было всего несколько дней назад.
— Рождество! Здесь, на Тайване?
— А почему бы и нет? В свободном Китае масса христиан. Ты знаешь, что наш президент и его жена — христиане?
— Да, знаю.
— Вот и я тоже.
Мэт опять засмеялся, приняв ее слова за шутку, и тогда Мэйхуа обиженно ткнула его горлышком бутылки в грудь.
— Я получила хорошее образование в монастырской школе, — сказала она. — Не смей забывать об этом. Там и английский выучила, как смогла.
Мэт, продолжая смеяться, забрал у нее из рук бутылку.
— Хм-м. «Лоран Перье», розовое! Ты что, действительно ходила в монастырскую школу?
— Конечно. В среднюю школу «Добропорядочные девицы». Моя мать — особа весьма оригинальная.
— Мне бы хотелось познакомиться с ней.
В лукавом взгляде Мэйхуа мелькнула нерешительность.
— Не уходи от темы. А ты… разве получил не религиозное образование?
— Да, своего рода. Это называлось «спортивное» христианство, то есть приходилось принимать душ и играть в регби. Терпеть не мог все это. И в свободное время изучал буддизм. В результате друзья решили, что я чокнутый… Слушай, давай-ка откроем бутылочку.
Ленни выбрал именно этот момент, чтобы появиться из ванной в чем мать родила. Мэйхуа оглядела его обнаженное тело сверху донизу удивленно, но одновременно оценивающе. Ленни приветствовал ее слабой улыбкой.
— Привет, — пробормотала Мэйхуа, когда Ленни уже подошел к двери спальни.
Ответа не последовало. Дверь закрылась.
— Кто это?
— Это? A-а, ну, это Ленни Люк. Извини.
— С ним все в порядке?
— Вполне, просто он…
— Да?
— Если у него такое выражение лица, значит, он сейчас думает. Ленни из тех людей, что живут в собственном мире. — Столкнувшись с неразрешимой задачей объяснить характер Ленни человеку, который совсем его не знает, Мэт сдался. — Пошли, я должен охладить эту шипучку.
Пока он занимался бутылкой, Мэйхуа слонялась по крошечной гостиной.
— Значит, вот какова берлога холостяка, — прошептала она, когда Мэт присоединился к ней. — А где же женщины?
— Мы прячем их в шкафах. Так пристойнее.
Ленни, уже в костюме, с галстуком, показался из-за двери.
— Можно, я возьму сегодня машину?
— Нет проблем.
— Мэт…
— Что?
— Мне могут понадобиться деньги.
— Конечно. А что?..
— Да я только сейчас сообразил, что у меня ничего нет.
— Бумажник на туалетном столике, — вздохнув, ответил Мэт. — Возьми сколько надо.
— Спасибо! Ну пока.
Мэйхуа все бродила по комнате, заложив руки за спину, словно офицер на плацу. Но звук захлопнувшейся за Ленни Люком двери подействовал на нее, как сигнал. Мэйхуа выключила верхний светильник, и по комнате разлился мягкий свет настольной лампы. Когда Мэт присел на край дивана, Мэйхуа подошла и села на другом конце, прислонилась к валику и продолжала свой дотошный осмотр, словно рядом никого не было.
— Здесь очень… как бы это сказать… по-английски… В интерьере одно не сочетается с другим. Я не обидела тебя?
— Нет. Мне нравится твоя откровенность. Думаю, ты права. Мы просто покупали эти вещи по мере надобности.
— Это заметно. И все-таки кое-что смотрится неплохо. Белые стены, белый потолок — просто и строго. И ковер — то, что нужно: веревочный, практичный. Но мебель… — Мэйхуа вскинула голову. — Мэт, нельзя в такую комнату ставить кресло с пурпурной обивкой. А журнальные столики из лакированной сосны везде плохо смотрятся. Почему бы тебе не вышвырнуть меня вон?
Но вместо того чтобы вышвырнуть ее вон, Мэт взял Мэйхуа за руку. Несколько мгновений она позволяла ему играть с ее рукой, но потом осторожно отняла, и Мэт с разочарованным видом откинулся на спинку.
— Ты так и не сказала, почему купила шампанское.
— Сказала — на Рождество.
— Я не верю.
— Ну, какой же ты скучный… Так и быть, скажу. Кое-кого выдвинули на приз «Золотая лошадь». Лучшая актриса на вторых ролях.
Мэт всплеснул руками.
— Отлично! И ты выиграешь? Какие у тебя шансы?
Мэйхуа пожала плечами.
— Мир кино непредсказуем, Мэт. — Она помрачнела. — Сплетни, которые тебе нашептывают, маленькие скандальчики, о которых читаешь в журналах, и много всего другого. — Мэйхуа сурово взглянула на Мэта. — Не обольщайся слишком на мой счет. Вот это, — она изящным жестом обвела руками свое тело, от плеч до коленей, — это важнее всего.
— Я так и предполагал.
— А я знаю точно. Я рассказывала тебе, что на киностудиях всегда существуют три версии фильмов — холодная, теплая и горячая?
— Нет.
— Холодная — для застегнутых на все пуговицы малайцев и брунийцев. Теплая — для Сингапура. И — ух! — горячая для всех остальных. И когда снимают горячую версию, актрисе не приходится кутаться.
Наступило долгое молчание. Потом Мэт спросил:
— Ты выйдешь когда-нибудь замуж? Чтобы у тебя был дом, дети?
Мэйхуа встала и, снова заложив руки за спину, прошла к окну.
— Не знаю, — ответила она своему отражению в стекле и повернулась к Мэту. — Мне хочется всего этого. Но уж выходить замуж, так выходить. — Мэйхуа пристально смотрела на Мэта, ее глаза были как два светящихся круга. — Рядом со мной может быть только совершенно исключительный мужчина.
— Исключительный?
— Человек, который не станет возражать, если меня подолгу не будет дома. Он должен знать, что я выставлю напоказ свое тело, что я окружена мужчинами и они предлагают мне… всякие чудесные вещи. Он должен понимать, что такое кинобизнес и что там требуются компромиссы. И все-таки у него должно хватить любви ко мне, чтобы сказать: иди, добивайся успеха, поднимайся наверх и побеждай.
— Иными словами, ты хочешь иметь все.
— Да.
— В таком случае тебе и вправду нужен очень оригинальный мужчина. Ты уже нашла такого?
Стоя у окна Мэйхуа несколько секунд изучающе смотрела на Мэта, а он, дожидаясь ее ответа, почувствовал, как кровь прилила к щекам.
— Возможно, — произнесла она наконец. — Но он… никогда ничего мне не говорил. Понимаешь, он очень деликатный. Он… не подталкивает меня, в отличие от многих других. Он добрый. Он отдает и до сих пор ничего не взял взамен. А я… должна сознаться, я держу его на расстоянии.
Сердце Мэта прерывисто забилось.
— Может быть, ему следует помочь, придать уверенности?
— Ты думаешь? Тогда скажи мне… — Мэйхуа двинулась к дивану, — что же еще требуется мужчине для уверенности?
Она еще не успела протянуть руку, а Мэт уже вскочил и обнял ее.
В последний момент ему показалось, что она засомневалась, словно взвешивала тот груз, который собиралась переложить на его плечи. И сам он не был уверен, что готов взвалить на себя тяжелую ношу. Но сомнения рассеялись, и он поцеловал ее в губы.
Мэйхуа сжала его лицо обеими руками и слегка отодвинула от себя.
— Наверное, вино уже охладилось, — сказала она шепотом. — Я вытащу его.
Мэт покорно сел, когда Мэйхуа мягко толкнула его на диван. Он знал, что его должна переполнять радость, но радости не было, и Мэт не мог понять, почему совершенство кажется ему не совсем совершенным. Самая потрясающая, самая восхитительная, самая чувственная и сексуальная девушка в Тайбэе наконец принадлежит ему. Многие месяцы он терпеливо ждал ее знака, все стоя в бесконечной очереди с другими мужчинами. И все же что-то…
И вдруг Мэта осенило: это была такая мелочь, что он не уловил ее сразу, не выстроил логической цепочки, а ведь она напрашивалась. Мэт вынужден был признать, что за секунду до того, как их губы встретились, он почувствовал дурной запах изо рта Мэйхуа. Она была капризна, ветрена, иногда не выносила, чтобы до нее дотрагивались. Где-то в подсознании Мэт понимал, что нужно сложить все эти маленькие открытия вместе и сделать вывод. Но он не осмеливался. Когда бутылка была опустошена, Мэйхуа положила голову на грудь Мэта и, просунув руку под его рубашку, стала нежно перебирать волоски.
