поняла, как оно могло переместиться в мгновение ока, нет, быстрее, быстрее мысли о мгновении ока, и страстно желала, чтобы сердце ее стучало тише, иначе тварь могла услышать бег крови в ее венах.
Ноздри существа расширились, оно принюхивалось, делая резкие мелкие вдохи и покачивая головой вверх и вниз, влево и вправо, словно ища доказательства чужого присутствия.
«Ты не видишь меня, не слышишь, не чуешь, не знаешь, что я здесь…»
Алиса лихорадочно твердила про себя заклинание снова и снова, со страхом ощущая, как слабеют ее чары, как сила вытекает из них, как увядает ее решимость рядом с этим принюхивающимся чудовищем, которое стояло так близко, что она чувствовала запах его пергаментной кожи – запах старого мешочка с сухими травами, засунутого в сундук с ненужной одеждой, в сундук, который не открывался годами.
Алиса с радостью убила бы эту тварь, если бы у нее было хоть какое-то оружие, но оружие она уронила в снег, а как сотворить губительное заклинание, как задушить врага силой своего разума или заставить его взорваться, она не знала. Ничего-то она не знала, ничего не умела, кроме как оступаться и что есть силы пытаться выжить.
Она просто никуда не годная маленькая девочка. Правда. Всегда была такой.
Чары рассеивались, Алиса чувствовала, как обретает плоть, становится видимой; она удвоила усилия, но понимала, что ее вот-вот заметят.
Существо зашипело, будто увидев во тьме мерцание незваной гостьи – мерцание оплывающей свечи, которую необходимо задуть.
Тварь подняла жуткую руку, увенчанную страшными когтями. Может, она собиралась ударить, а может, просто дотронуться до Алисы, но той сама мысль о кошмарном прикосновении была невыносима. Нужно убегать или драться. Прятаться больше не получится.
Алиса пошарила за спиной, нащупывая дверную ручку, – ей было уже неважно, что́ там, за дверью, ведь хуже, чем стоявший перед ней монстр, быть уже не может.
«Ох, еще как может. И ты знаешь это лучше любого другого. Там могут быть такие ужасы, что ты и не представляешь».
Взгляд существа метнулся к ручке двери. Оно видело движение, даже если и не разглядело еще Алису. Руки ее были влажными («А ведь совсем недавно они были такими холодными, что ты не могла даже согнуть пальцы, а сейчас они такие потные, что ты не можешь толком ухватиться. Все-то у тебя всегда не так, Алиса».), она никак не могла повернуть ручку, но даже если бы и открыла дверь, существо ведь просто последует за ней в комнату, какая же ты дура, полная дура, Алиса.
– Алиса?
Мужской голос. Голос Тесака.
– Алиса, ты здесь?
А потом – удар. Удар кулаком в дверь. Только не во входную дверь. В одну из боковых дверей, что напротив той, из которой появилось чудовище. И голос Тесака звучал странно, вяло и сонно, как будто он не совсем проснулся. Или как будто он пьян.
Но Тесак никогда не пил. Никогда. И сонливостью он не страдал. Так что, наверное, это обман, ловушка, в которую ее заманивают, а не настоящий Тесак.
– Алиса? Алиса? Открой дверь, Алиса.
Тварь громко зашипела и… (подскочила? Прыгнула? Подлетела?) к другой двери, а Алисе удалось наконец повернуть ручку, и замешкалась она всего на секунду, ведь, может, это и обман, а может, там действительно Тесак. И если это Тесак, с ним что-то не так, и она не должна оставлять его наедине с этим шелудиво-пергаментно-змеиным монстром, клыкастым и когтистым. Но тут она вспомнила, что у Тесака есть свои клыки и когти, а вот у нее – нет.
Алиса толчком открыла дверь, ввалилась в комнату – и в последний миг полностью утратила власть над заклинанием. Существо увидело ее; увидело и издало кошмарный звук, крик, от которого Алиса в ужасе прикусила кончик языка, и рот ее наполнился кровью.
Она захлопнула за собой дверь и почувствовала, как существо ударилось о створку с той стороны, услышала, как оно нашаривает ручку, царапая дерево когтями. Алиса провела рукой по щели между дверью и косяком, поскольку в комнате, где она оказалась, было совершенно темно, так темно, что она не видела створки, вплотную к которой стояла. Но Алиса знала, что тут должна быть щеколда, в доме ее родителей на каждой двери была щеколда («Чтобы они могли хранить свои секреты, если хотели, а они, похоже, хотели, потому что она обнаружила, что слишком много дверей для нее закрыты, а ключа ей никогда не давали».), и она нащупала щеколду, и вцепилась в холодный металл, и задвинула засов, слушая вой чудовища, глотая собственную кровь и чувствуя на языке жгучий привкус страха.
Однако, несмотря на рев твари и звон крови в ушах, она все же слышала, как Тесак зовет ее:
– Алиса? Алиса? Ты там? Открой дверь, Алиса.
Она сразу вспомнила ту ночь в заброшенной хижине где-то в лесу, когда они только-только покинули Город, и как кто-то всю ночь напролет стучался в двери и окна и звал ее голосом Дор, ее мертвой подруги (подруги, которая не была на самом деле подругой, а в конце стала вообще незнамо кем – существом, искоренившим воспоминания о маленькой Дор, выбирающей из миски с фруктами лучшую ягоду), и поэтому у Алисы не могло не возникнуть подозрений касательно голоса Тесака. Слишком уж велика вероятность, что это вообще не Тесак.
Она прижала ладони к двери и почувствовала сквозь дерево пульсирующую ярость монстра, повторяющего попытки уничтожить препятствие, но дверь держалась крепко. Даже не дрогнула. Похоже, она была не пробиваема даже для обитателей дома.
Оторвавшись от створки, Алиса развернулась и открыла пошире глаза в тщетной попытке разглядеть хоть что-нибудь в непроглядной тьме комнаты. То ли здесь окон не было вовсе, то ли они были закрыты так тщательно, что внутрь не проникало ни единого лучика солнца.
«Конечно, сейчас, в пургу, о солнце говорить не приходится, но ведь хоть немного-то света снаружи есть, хотя, может, и нет, потому что я не знаю, сколько времени провела здесь, в доме, а сумерки зимой наступают рано».
Нужно сотворить какой-нибудь свет. Иногда у нее получалось, если хорошенько сосредоточиться, хотя источник магии внутри нее временами как будто перемещался, словно пытаясь спрятаться от хозяйки.
Алиса вытянула вперед руку ладонью вверх, чувствуя себя довольно глупо. Когда бы она ни использовала магию в прошлом, волшебство, казалось, выходило само, без каких-то сознательных усилий, отвечая на текущую потребность Алисы. А если она пыталась сотворить что-то специально, то всегда смущалась, ощущая себя неуклюжим жалким клоуном на