Лиза ухмыльнулась и скомкала мокрую салфетку.
Дима промолчал, глядя в утреннее рваное небо.
– Что? – не выдержала Лиза. – Что случилось?
Она вытерла руки и наклонила голову, заглянув в его неуверенные распахнутые глаза.
– Думаешь, у него получится? – спросил Дима. – Ну, там, на телевидении?
– А что?
– Ничего, просто, – Дима выглянул через бортик на Ленинградское. – С ним разве что-то поймешь. Он когда говорит, как будто всё время руку прячет за спиной.
– Я, кстати, тоже интроверт. И ты сам, – Лиза хлебнула кофе. Ленивый дождь утих, ветер переменился, и крышу затопил мокрый уличный шелест.
– Но… – Дима чуть не опрокинул поднос. Он виновато покосился на Лизу и поскреб свой мокрый затылок. – А вот если окажется, что у него в руке ничего нет? Ты всё время старалась угадать – а в итоге там пусто?
– Димка, с каких пор ты пишешь песни?
– Что?
– Или это визуальный мотив? Ты заразился от меня психоанализом?
– При чем здесь психоанализ, просто, раз человек не совсем искренне…
– У тебя был когда-нибудь секс? – перебила Лиза, ковыряя ногтем твердую соринку на ободке чашки.
– Э-э… ну да. Несколько раз, – Дима отнял руку от затылка. – Для меня это не так важно. А зачем тебе?
– Макс рос без матери. Не знаю, что с ней случилось – он тоже, если верить на слово. Всех девушек ему приходится напоить вусмерть, и самому тоже довести себя. Понимает он сам или нет, но в ясном сознании он никогда не был с женщиной. Морально он девственник.
Она вернула чашку на поднос и почти с удовольствием заметила, что Дима, ее верный источник успокоения и прозрений, не может найти ответ.
– Но, – покраснел и замялся он. – Что такого. Разве это важно.
«Может, я просто переросла его», – подумала Лиза.
– В итоге Максу приходится уживаться с девушкой, которая ему интересна…
Надеюсь, интересна.
«Прекрати!»
– И с парнем, в котором он наверняка видит соперника, – закончила Лиза себе назло.
«Тьфу, говорю, как Элиза», – она поскребла ободок. Хоть бы у Макса все получилось там. Хоть бы получилось.
– А тебе что с этого? – спросил Дима.
– А? – бугорок на чашке не поддавался. Скорее всего, это был дефект на керамике.
– Тебе что с этого, если у него проблемы с девушками?
– Ну ты даешь, – Лиза фыркнула, продолжая ковырять бугорок. – Раз уж я согласилась на авантюру с Москвой, если Макс на нас рассчитывает, разве можно теперь его бросить?
– Но ты ведь тоже должна рассчитывать. А он ничего не говорит прямо.
– Он юрист по образованию.
– Ты уверена?
– Чего тебе ВСЕ всё должны говорить прямо? – Лиза грохнула чашку на поднос и сжала пальцы. – С чего ты взял, что нужно всем тыкать в лицо свою правду? Не знаю, и не важно, это твое личное общение, тебе и решать. Но чего ты лезешь решать за других? Разве можно считать себя лучше них просто потому, что ты больше видел и больше перестрадал? Что хорошего в этих страданиях? Это просто… просто глупо! – ей в нос попала капелька воды из мокрого воздуха. Лиза чихнула и забыла, к чему вела речь.
Дима сидел и улыбался.
– Ты его любишь! Не знаю, насколько меня, но его точно в сто раз больше.
– Никого я не люблю, – пробубнила Лиза в забитый нос. – Мы все – просто друзья.
Дима протянул руку, выдернул чистую салфетку из ее кармана и протянул ей.
– Разве бывает такая дружба?
– Видно, бывает, – Лиза шмыгнула носом. – Дружба как дружба, просто очень странная.
Она промокнула глаза салфеткой и снова взяла чашку.
...
И снова были Альпы: черное лоскутное шоссе, кромка деревьев, аромат отсыревших сосен и едкий, вкрадчивый запах виноградной лозы. Синица, маленькая и беззаботная, гуляла по разделительной полосе, а он подошел, коснулся ее руки и с осторожной настойчивостью увлек девушку прочь, к самой обочине, где ее не смог бы – никогда – задеть ни один ночной грузовик.
– Ну что? – спросила она, как всегда легко позволив увести себя. – Как оно?
– В общем, непонятно, – сказал он, стараясь попасть в ногу с неутомимой Синицей. – В журнале теперь все мне говорят «привет» и «здравствуйте», у нас куча людей, и даже те, кого я не знаю, всегда приходят ко мне здороваться. Даже Е. М., и та мне кивает на входе.
– Кто такая Е. М.?
– Елена Михайловна, – сказала Ксюша, усаживаясь напротив главного редактора. – Все-таки вы должны признать, что это – настоящая журналистика.
Главный редактор помолчала, вынула сигарету из-за уха, глянула по сторонам и стукнула фильтром о стол.
– Если пацан молодой и не знает, что можно, а чего нет – это не делает его хорошим журналистом.
– И все равно, – Ксюша мельком осмотрела свои ногти. – Все равно, разве не здорово, что кто-то вот так занимается этим, вот такими расследованиями…
– Нет.
– Но, – Ксюша придвинула стул поближе. Елена Михайловна устало поморщилась. – Вот вдруг мы его отпустим, а он пойдет в другое место работать, и с ним по неопытности что-то случится? Разве вы не переживаете за него совсем?
– Нет. И Ксения, хорош давить на инстинкты. У меня дома взрослый ребенок. Твой парень сам хочет уйти.
– Хочет потому, что нет интересной работы.
– Ее и не будет. Еще придумаешь аргументы, или с тебя достаточно?
– Его все ОБОЖАЮТ!
– Что? – Елена Михайловна склонилась вперед, едва не переломив сигарету. – Кто?
– Все! – Ксюша тоже подалась навстречу. – Все девочки слышали про его список, и все думают, что он талант, и что таких надо беречь!
– С моей точки зрения это ничего не меняет, – ответила главный редактор, откинувшись назад и сунув несчастную сигарету между коронок в углу рта. – У нас по-прежнему нет для него работы.
– Машка сказала, что отдаст ему письма читателей, – торопливо добавила Ксюша.
Елена Михайловна еще больше откинулась в кресле, жуя сигарету.
– Ну, девочки… Я вообще не знаю… вы прямо не редакция, а какой-то детсад, черт меня дери.
– Спасибо! – Ксюша вскочила и зарумянилась, торопливо собирая бумаги. – Я тогда передам Машке, что всё в порядке…
– Доиграетесь вы, – пообещала главный редактор, наполовину прикрыв глаза.
Снова Альпы, и Синица улыбнулась.
– Вот, – сказал он ей.
– Что?
Дима очнулся. У самого дивана в полумраке светились чьи-то очертания. Это был Максим, – полностью одетый, пахнувший холодной улицей и еловым перегаром мартини.
...
Весь день Лиза чувствовала себя неважно, и только к вечеру, когда начались месячные, ей стало ясно, почему осенний город стал так противен и отчего с утра она кричала на Димку. – но извиняться было уже поздно. Лиза приняла вечерний душ, нацепила широкую неудобную прокладку и забралась под одеяло, укрывшись до самого подбородка.
Так ее и обнаружил Макс. Он ввалился к ней в спальню почти без стука (пьяный, конечно) и возбужденным шепотом принялся шелестеть о том, как на студии вышел на кого надо и переговорил с кем следует, и кто надо проникся, и завтра же идея пойдет в обсуждение. Лиза лежала и думала о том, что, с одной стороны, она ждала вестей целый день, а с другой, он мог бы и подождать до утра, и пускай, с третьей стороны, она ему благодарна, но, с четвертой стороны, как невыносимо всё у нее сейчас ныло.
– Конечно, пока дело за маркетингом, но по концепции уже завтра можно будет говорить более определенно…
Максим достал сигарету и щелкнул зажигалкой.
– Извини, ты не мог бы здесь не курить? – попросила Лиза из-под одеяла.
– Но у тебя ведь и так накурено, – Макс огляделся, придвинул к себе тяжелую пепельницу и положил сигарету на хрустальный зазубренный край.
– Пожалуйста, не кури, – упрямо повторила Лиза. – Я не очень хорошо себя чувствую.
– Да ладно тебе, – Максим недовольно сломал и потушил едва начатый окурок.
«Что значит – нехорошо себя чувствую? », – возмутился он мысленно. Как можно плохо себя чувствовать в такие решающие моменты? Когда тебе принесли такие новости.
Когда ради тебя столько сделали.
– Мы выпьем хотя бы? – предложил он.
– Нет! Нет, ты что, – Лиза повернулась на бок. – Я не могу сейчас.
– Извини, но что это за херня, – Макс обиделся. – Прихожу тут, время еще детское, а меня никто не дождался, все спят… то есть…
Максим замялся и глянул через плечо на приоткрытую дверь.
– Кстати, – сказал он вполголоса. – Твой… этот, друг. Он спит вообще когда-нибудь?
– Ты про Димку? А что?
Макс неопределенно пожевал губу.
– Не знаю, я вернулся сегодня – он не спал. И в прошлый раз, ночью, проходил через гостиную, а он лежит с закрытыми глазами, общается с собой чуть слышно, непонятно о чем. Он что, лунатик, или вурдалак, не знаю даже?
– Нарушение сна, – почти беззвучно ответила Лиза. – Это одна из причин, по которым я не хотела оставлять его одного. Я за него беспокоюсь.
