Услышав с поля хлёсткий звук выстрела снайперской винтовки, Иванов повернул голову в сторону бегущих. Он успел увидеть, как упал и больше не поднялся русоволосый командир группы. Почти сразу же жёстко хлопнул, перетянув всё поле, ещё один винтовочный выстрел. Тут же неловко клюнул головой в землю ещё один из бегущих и завалился по инерции на бок. Вместе с этим выстрелом снайпера замолчал одинокий «Калашников» с поля. Третий выстрел сбил с ног крайнего в цепочке бегущих. И тут Иванов увидел, как с земли, вытянувшись в прыжке, поднялась девичья фигура с тёмными распущенными волосами до плеч. До копны с засевшим снайпером ей оставалось ещё метров сто. Прозвучал винтовочный выстрел. Но видимо снайпер поторопился или бил по другой цели, потому что девушка продолжала бежать. Внутри Иванова всё сжалось. По манере бега Иванов узнал ту самую Наташку. Не сбавляя скорости, она мчалась прямо на копну. Ещё он понял, что ей не успеть! В одно мгновение осознав, что должен сделать, Иванов привстал, поднял автомат и с колена, почти не целясь, дал по стогу, где прятался снайпер, две короткие и одну длинную очереди. Он видел, как пули, входя в копну, размётывают и рвут её. Снайпер больше не стрелял, и девушка, не сбавляя темпа бега, миновала этот опасный участок.
Иванов опустил автомат и провожал взглядом удаляющуюся девичью фигуру в зелёном камуфляже, забыв про всё вокруг, — лишь бы она убежала… В этот момент совсем рядом ударила в уши короткая резкая автоматная очередь, и девушка упала, словно споткнувшись на бегу…
Иванов ощутил наступившую глухую тишину. Вся природа притихла, затаилась, оградившись от свершающегося зла немыми деревьями, полем с серым мокрым снегом, низким тяжёлым небом, будто не хотела и не могла видеть и принимать происходящее. И в этом устрашающем безмолвии в тяжёлом свете блёклого угасающего дня ещё продолжали бежать по полю навстречу неизбежности, падая и проваливаясь в неглубокий снег, редкие фигурки людей, подгоняемые затаившейся за деревьями, кустами и кочками смертью, такой неотвратимой в равнодушии своём к чужой человеческой жизни. Будто в многократном приближении Иванов различал разинутые в немом крике рты и наполненные ужасом в предчувствии самого худшего глаза бегущих мальчишек…
Сначала Иванов подумал, что оглох, но затем ясно, несмотря на отдалённость, услышал, как по-девчоночьи беззащитно застонала Наташка, и как страшно этот стон разрывает над ним круг спасительной тишины, теперь уже безжалостно добиваемый выстрелами и воплями смерти. И такая тоска слышалась в этих тянущихся к небу от самой земли предсмертных мальчишеских криках, такая ребячья боль и страх перед неизвестностью, творимой спрятавшимися в укрытиях взрослыми убийцами, что Иванов задрожал, заметался у поваленных брёвен, и вдруг, бросив автомат на землю, встал и пошёл к ещё подающей признаки жизни девчонке.
— Стой! — настиг его голос Батурина. Но он не остановился и не оглянулся.
— Стой, застрелю! — угрожающе прокричал Александр. Иванов продолжал идти, всё ускоряя шаги, переходя на бег, подхлёстываемый одной мыслью: «Лишь бы была жива!». За спиной Иванов слышал дыхание и топот бегущих за ним, но не обернулся. И остановился, лишь перед лежащей на окровавленном снегу Наташкой. Он остановился и почувствовал сразу, как отекли, устали его ноги, как отяжелели и стали свинцовыми руки, как сам он ослаб, будто прибитый совершённым злом к месту.
Девушка, истекая кровью из рваных пулевых ран в ноге и груди, смотрела на него глазами, полными ненависти и ужаса. Она узнала его. И он узнал эти глаза. И от этого ему стало ещё страшнее. Наташка, лёжа на спине, пыталась поднять голову, ещё не до конца осознав случившееся, пронизанная ужасом перед своим бессилием как раз тогда, когда надо бежать, во что бы то ни стало бежать от настигающей беды. Она пыталась приподняться, а сильное тело не слушалось её и уже подрагивало и слабело с каждым новым мгновением боли и муки. Иванов нагнулся и протянул к ней руки, не зная зачем.
— Брось!.. — почти у самого уха прозвучал резкий голос Батурина и Иванов повалился на землю, сбитый умелой подсечкой. — Сиди и не рыпайся, понял?!
— Ей надо помочь…
— Сиди! Поможем!
Подоспели ещё двое с автоматами.
— Баба?! Да что же это она, а? Жива ещё? — недоумённо запричитал один, разглядывая лежащую девушку.
— Надо дострелить, — безразлично предложил другой.
Сидящий на снегу Иванов повернул к Батурину побледневшее лицо и простонал, словно упрашивая:
— Не надо!..
— Сиди! — презрительно бросил товарищ. — Тоже мне нашёлся…
Наступила гнетущая тишина. Лишь со стороны поля ещё доносились редкие выстрелы. Иванов снизу вверх посмотрел умоляющим взглядом на одного, затем на другого стрелка в одинаковых камуфляжах, стоящих в нерешительности перед раненной девушкой:
— Мужики, не надо…
Тот, который предложил «дострелить», вызывающе тряхнул автоматом, перехватывая его удобнее в руках, посмотрел с холодной усмешкой на Иванова, показав бледное, с резко зачерневшими странными глазами лицо, и в них Иванов увидел затравленную злобу на всех, кто находился рядом: на Иванова, на беззащитную девушку, на всех, кто послал его убивать.
И Иванов понял, что пощады не будет. «Да они же ничего не понимают! — обливаясь холодным страхом, Иванов перевёл взгляд на девушку. — Они не знают, что делают! Совсем ничего не понимают!.. Её нельзя убивать!». Иванов, пытаясь найти защиту у старшего и сильного начальника, с мольбой взглянул в глаза Батурину.
С высоты полного роста на него смотрело равнодушное, неподвижное лицо убийцы с пустыми холодными глазницами вместо живых глаз. В них Иванов узнавал неотвратимую беспощадность приводящих приговор в исполнение и ненависть, чужую и свою. И тогда, не успев сообразить, что делает, изо всех сил кинулся он в ноги главному палачу, сбив его на землю мощным ударом плеча в колени. На что он надеялся? Наташке в таком состоянии всё равно помочь уже ничем было нельзя. Но Иванов дрался, оттягивая её последний миг на Земле. Оттягивая этот миг всеми своими силами.
Никто не успел даже слова вымолвить, только запоздалое «Ах ты!..» повисло в воздухе перед тем, как Батурин тяжело упал на землю. А Иванов, получив чувствительный удар прикладом в спину, перелетел через лежащего Александра и сразу не смог подняться. Он только увидел, как приподнялась с земли Наташка, но её стекленеющий взгляд был направлен не на него и не на своих убийц, а в серый, скатывающийся в тягучие сумерки над их головами день…
Холодный воздух прорезала короткая автоматная очередь, и Иванов в ужасе зарылся лицом в мокрый снег…
С расцарапанным лицом он сидел возле неподвижного тела. Не плакал — на это не было слёз, молчал, только изредка поднимал усталые глаза на проходивших мимо. Он не узнавал никого. Он думал о своём и был далеко… в Чечне девяносто пятого… рядом с боевыми друзьями, которых ему сейчас так не хватало…
В глубине сознания Иванов понимал, что ему надо немедленно подняться и уйти подальше от убитой девушки, от косых взглядов проходящих мимо нехороших людей в камуфляжах. Но ему было всё безразлично. И он сидел, потому что очень устал, потому что от удара прикладом болела спина. Болела так, что было невозможно дышать. А ещё потому, что болело сердце. И эту боль нельзя было сравнить ни с какой другой.
Когда вокруг Иванова собралась вооружённая группа, он не пошевелился. Прозвучала команда: «Тащите!», и кто-то попытался взять Наташку за ноги.
— Оставьте, сволочи! — неотрывно глядя в одну точку на снегу, прорычал Иванов. Спорить с ним не стали. Подошёл ещё кто-то.
— Ты не очень-то сволочись! — узнал Иванов низкий голос Чугуна. — Они пятерых наших уложили!
«Ничуть не жалко», — подумал Иванов, приходя в себя и придавая взгляду осмысленность. Он понял, что на него смотрят с ожиданием.
— Уйди отсюда, не мешай! — приказал Чугун. Иванова грубо оттолкнули, и он молча повиновался.
В сгущающемся полумраке убитых подтаскивали к почти уже выкопанной яме у крайних кустов. Некоторых ещё подающих признаки жизни добивали ножами и прикладами. Кто-то из «вольных стрелков», не выдержав тяжёлого запаха крови, блевал прямо тут же. Туда, к яме и поволокли Наташку. Иванов, опустив голову, медленно шёл по тянущейся за телом по серому снегу неровной кровавой дорожке.
Подойдя к чёрному краю ямы, Иванов увидел в ней четверых мужиков бомжеватого вида, орудующих изо всех сил ломами и лопатами.
— Не будь дураком! — тихо сказал неслышно подошедший Батурин. — Я своим мужикам велел, чтобы помалкивали об этой истории… Чугун, конечно, всё узнает, но не сейчас, и сегодня ты сможешь уехать отсюда живым. Понял?
Иванов, не отрывая взгляда от страшного провала ямы, молча кивнул и вздохнул, подумав про жену и дочь.
