По пути в больницу я впервые за сегодняшний день – с того самого момента, как обнаружил тело многострадального Радислава под одеялом, – наслаждаюсь состоянием абсолютной безмятежности и покоя.
Как же чертовски приятно осознавать, что от тебя больше ничего не зависит! Наконец-то голова перестала разрываться из-за этих проклятых батарей!
В больнице, как только операция по пришиванию мне сохраненной в холоде руки заканчивается, всё блаженство едва не улетучивается прочь...
– Офицер, – на экране жетона появляется знакомое лицо китаянки, – мы установили личность убийцы Радислава. А заодно, в рамках дела об угоне автомобиля, установили личность сообщницы.
– Большое спасибо. Но полиция больше не ведет это дело. К вам уже обращалось Агентство Безопасности?
– Да-да, я только что передала им всю информацию, – отвечает китаянка. – Но я просто подумала, что вам будет любопытно взглянуть. Ведь вы так усердно занимались этим.
– О, нет, благодарю вас. Я чертовски устал... Просто нет никаких сил. Главное, что все они уже пойманы. Был очень рад сотрудничеству с вами!
В участке, куда я добираюсь от больницы на автобусе, шеф энергично жмет мне руку.
– Звонили из Агентства Безопасности, – говорит он мне на ухо. – Очень хвалили тебя. А ты почему мне не сказал? Ты что, не доверял мне?
– Чего не сказал?
– Сам знаешь чего.
– Ну, – придумываю я, что бы такое соврать, – я был у них типа тайным агентом. А нас тут могли подслушивать.
Устройство, выдавшее мне утром оружие и жетон, забирает их обратно...
– Ты до скольки тут собрался проторчать? – интересуюсь я у Филиппа, поднявшись к нему на этаж. Он сосредоточенно пялится в компьютер. – Про мой День рожденья не забыл еще?
Выглядит Филипп так же, как в тот момент, когда я сегодня впервые увидел его на экране. Крайне встревожен чем-то.
Мой вопрос он, похоже, пропустил мимо ушей.
– Что случилось? – Я чувствую, что моя беззаботная эйфория опять рискует улетучиться.
– Это очень странно, – бормочет он себе в бороду. – Такого не может быть...
– Да что там у тебя такое? Ты скажешь уже или нет?
– Я выяснил, как они подсосались к андроидам и подменили исходящий сигнал. Почти установил, откуда произведен взлом. Разумеется, оттуда же, откуда они взломали систему мониторинга, спутниковую службу и департамент криминалистики.
– И откуда?
– Я сказал, что почти установил. Еще есть вероятность, что я ошибся.
– Окей. И кто это? Вероятно, что кто?
Филипп нервно облизывает губы.
– Нет, давай я лучше скажу, как только полностью буду уверен. Я наверняка ошибаюсь. Такого просто не может быть. Надо всё перепроверить.
– Ну, как знаешь. – Я пожимаю плечами. – Не хочешь говорить, не надо. А что переживать-то так? Их же всех уже поймали.
Филипп, похоже, опять не слышит.
Совсем заработался бедняга. Так и до нервного срыва недалеко.
В раздевалке я машинально закидываю повидавшую виды форму в платяную тумбу – хотя следовало бы, пожалуй, в мусорный контейнер, – после чего облачаюсь в дожидающиеся меня в шкафчике футболку, джинсы и кроссовки.
Уже на выходе из участка я сталкиваюсь с офицером, с которым сегодня обменялся парой фраз возле Архив-Службы – перед тем, как уложил его, среди прочих, подлым выстрелом в спину.
– Извини, что так вышло, – говорю я.
– Да ладно. – Он похлопывает меня по плечу. – Шеф уже всем раструбил, что ты сегодня спасал планету.
Ну всё...
Теперь они еще долго надо мной издеваться будут.
– И я горд, – добавляет он, – что и сам внес в дело спасения планеты свой скромный вклад. Это ведь я занимался угоном тачки! Если бы не я, то не было бы биоматериала на ту рыжую сучку. Кстати, ты в курсе, как они в автомобиль влезли?
– Да, разъели стекло кислотой. – Я мечтаю поскорее отделаться от прилипчивого парня.
– Какой еще кислотой? Они это до гениальности просто сделали. В лаборатории мы определили состав жидкости. Никто еще до такого не додумался! Слушай. Берешь средство для бритья. Ну, самое простое – которым физиономию мажешь и потом год щетина не растет. Ты сам, небось, таким пользуешься, да?
– Ну, предположим.
– И капаешь его в бензин.
– Бензин?
– Ага. Это такая хрень, на которой допотопные машины ездили. Заказываешь в синтезаторе в ретро-каталоге и капаешь в него. Всё, готово. Смешиваешь и брызгаешь на стекло – тут же образуется в нем дыра. И абсолютно беззвучно образуется! Чем больше брызнешь – тем больше дыра. Главное, на физиономию себе не брызни. Этого мы в лаборатории не проверяли. Не знаю, что будет.
– Да, оригинально. – Я предпринимаю попытку попрощаться с назойливым коллегой: – Если у меня сейчас дома заклинит входную дверь, буду знать, как проникнуть через окно. До свидания!
– Пока-пока! – оставляет он меня наконец в покое.
Дома я первым делом заказываю себе в атомном синтезаторе борщ...
Взглянув на часы, вздрагиваю.
16:45. А я до сих пор не позаботиться о вечеринке!
О каком там ресторане говорил Денис? В парке возле нашего дома, кажется. С натуральной кухней, сказал. «Довольный суслик»? Или «Сытый суслик»?
Надо как можно скорее забронировать там места. В восемь часов мест будет не сыскать уже нигде. Две трети населения планеты – или как там утром говорили в новостях? – будут смотреть в прямом эфире повторный запуск «Архивариуса».
Но лучше всё-таки сначала уточнить про ресторан у Дениса...
Блин, когда его там уже воскресят? Я помчался от скорой к дому вандала где-то в четверть второго. Архив-Служба на тот момент еще не забрала еще тело. Наверняка приехали уже минут через пять. Значит, надо отсчитать обычные для таких случаев четыре часа. Выходит, я смогу уточнить у него про ресторан уже через полчаса...
Ладно, полчаса подождать можно.
Стоя в душевой кабинке, я насвистываю ту самую навязчивую мелодию, что и утром, и невольно задумываюсь, чем бы таким занять себя до вечернего похода в ресторан.
Идея!
А не добавить ли мне к мемуарам запись о сегодняшних событиях?
Вот прямо сейчас. Как только покончу с душем.
Буду ли я иначе помнить этот день через сто лет? А через тысячу? Денис говорит, что за те столетия, которые он провел на Ремотусе, память о самом первом веке уже начисто испарилась. Не говоря уже о всей предыдущей жизни.
Кстати! Денис сегодня пропустил много интересного. Поэтому в ресторане я бы мог зачитать – громко и с выражением – всё, что произошло после нашей аварии на эстакаде.
А Мирослава? Она-то вообще не в курсе! С удовольствием послушает рассказ о наших приключениях от начала и до конца.
– Показать файлы воспоминаний! – Я устраиваюсь на диване поудобней.
Из импланта появляется экран, а на нем – список файлов. Текстовой редактор сам дал им названия, обкусав первые предложения, поскольку я – к своему большому стыду – так и не разобрался, как сохранять файл под выбранным именем.
Файлов пять:
«15-го сентября 1017 года в Иерусалиме и на всей Святой Земле впервые после».
«18-го октября 1016 года тихое местечко Ассандун на юго-востоке Англии превратилось».
«15-го сентября 1017 года, на следующий день после праздника Воздвижения Креста».
«– С другой стороны, – попытался сам себя подбодрить Ингви, – через минуту».
«Через полмесяца после своего воскрешения Ингви навестил Кнуда. Но сделать».
Может быть, и правда стоит писать о себе в первом лице? Денис здорово удивился, что я пишу в третьем.
А ну-ка, ну-ка...
Любопытно, как это будет звучать.
Я произношу название четвертого файла, заменив «Ингви» на «я»:
«– С другой стороны, – попытался сам себя подбодрить я, – через минуту».
Да ну. Отстой какой-то.
Или...
Может быть, так?
«– С другой стороны, – попытался я сам себя подбодрить, – через минуту».
Так вроде уже ничего.
Я бегло просматриваю файл за файлом, прикидывая, как будет звучать текст, если везде позаменять «Ингви» на «я».
Ой. А это еще что? Третий файл заканчивается тем же самым фрагментом, с которого начинается четвертый. Опять глючил текстовой редактор? На этот раз он, похоже, самовольно продублировал начало файла в конце предыдущего.
Я выделяю явно лишний кусок и нажимаю виртуальную кнопку «СТЕРЕТЬ». А затем «СОХРАНИТЬ».
Чего он там пишет? Сохранить файл вместо уже существующего? Ну, наверно. «ДА».
И что теперь не устраивает? Твою мать.
Файл с таким названием уже существует, говоришь?
Так, ладно...
Куда я бросил инструкцию?
Можно, конечно, поискать ее в Сети. Но в бумажной версии Мирослава подчеркнула мне, тупому, красным фломастером всё самое важное. Вот только куда я эту брошюрку закинул?
