– Да, надо бросать курить. К вашему сведению, я заехала к себе в контору и отправила факс.
– Спасибо.
– Было семь утра. По-тамошнему еще суббота. Но, оказывается, кто бы там ни был, они работают допоздна.
– И что вам ответили?
– Подтвердили получение. Просили информировать и назначить время для конфиденциального ответа, когда мы оба будем поблизости от факса. Я назвала восемь вечера по местному времени. Нормально?
– Вполне. Учитывая, что вам не платят сверхурочных за то, что вы являетесь на службу в воскресенье.
– Я решила, что они вполне могут повременить с ответом двенадцать часов. А вы к тому времени получите либо паспорт, либо выездную визу. Ну что, покатили?
Она оседлала мотоцикл, нажала на стартер и несколько раз прогазовала.
– Забирайтесь. – Достала из кармана эластичную ленту и связала длинные волосы, чтобы не лезли в глаза.
Я сел на заднее седло, которое показалось мне слишком маленьким, и схватился за гнутую ручку. Сьюзан резко взяла с места, пронеслась по боковой дорожке и свернула на улицу Лслой. Я едва успел поставить ноги на подножки, когда она накренила мотоцикл для разворота.
Пять пугающих минут, и мы оказались у собора Нотр-Дам – чужеродного в этом городе готического здания, возведенного, правда, не из камня, а из кирпича. Перед входом была небольшая, покрытая травой площадка. Мы слезли с мотоцикла, и Сьюзан приковала его цепью к велосипедной стойке. Я помнил это место с 1972 года. Здесь почти ничего не изменилось – даже скульптура Девы Марии пережила войну и уцелела при коммунистическом правлении. И я спросил у Сьюзан:
– Как коммунисты относятся к религии?
– Зависит от программы момента, – ответила она. – К буддистам сейчас лояльно. А от католиков не в восторге – считают их провокаторами.
Мы подошли к собору.
– И поэтому вы посещаете храм? – усмехнулся я.
Она не ответила, а продолжала прежнюю тему:
– Протестантов вообще затравили. Миссионерам не давали житья, а потом вышвырнули из страны, а их школы и церкви закрыли. В Сайгоне нет протестантских храмов. Если молятся, только дома. – Мы уже были на ступенях, когда она спросила: – Вы ходили сюда во время войны?
– Был два раза, когда попадал в Сайгон по субботам.
– В таком случае вы добрый католик.
– В окопах не бывает плохих католиков.
Пока мы поднимались по лестнице, Сьюзан поздоровалась с несколькими американцами и, судя по произношению, австралийцами. Я с удивлением заметил много вьетнамцев и сказал ей об этом.
– Отец Туан ведет службу сначала на английском, потом на французском, затем на вьетнамском.
– И мы останемся на все? – ужаснулся я.
Сьюзан не обратила на мои слова внимания. В притворе она опять перебросилась несколькими словами со знакомыми и представила меня. Какая-то женщина покосилась в мою сторону и спросила, как здоровье Билла. Такие всегда и везде найдутся.
Мы вошли под своды готического монстра. Если бы его не украсили цветущими ветвями и кумкватовыми деревьями к празднику Тет, можно было подумать, что мы во Франции. Я смутно припоминал, что вьетнамский Новый год справляют здесь даже католики. И так долго разглядывал сводчатый потолок, что Сьюзан спросила:
– Боитесь, что он на вас рухнет?
– Я же говорил, что мне нужен шлем.
Мы прошли в центральный неф. В прохладном полупустом храме царил полумрак. Мы сели на скамью ближе к алтарю.
– Не исключено, что объявится Билл, – предупредила Сьюзан. – Вчера вечером я с ним разговаривала.
– Вряд ли он был доволен, что вы явились домой после полуночи.
– Билл не из ревнивых. Да и причин для ревности нет, – возразила она. – А если покажется недружелюбным, так это его обычная манера.
– В таком случае почему бы мне не отправиться в гостиницу сразу после службы?
– Тсс... начинается.
Расстроенно скрипнул орган, и в приделе появилась процессия: священник и алтарные служки, все были вьетнамцами, и только человек с крестом – еврей. Забавно, если вдуматься.
Служба началась. Английский преподобного отца Туана оказался еще тем, и я решил, что французский понял бы лучше. Гимны исполнялись по-английски, и я обнаружил, что у Сьюзан красивый голос. Сам я безбожно фальшивил, хотя, подвыпив, неплохо вытягиваю "Розу Трали[35]".
Проповедь была посвящена грехам плоти и соблазнам большого города. Потом говорилось о нищих девушках, которые продают свое тело. И так далее в том же роде. Священник подчеркнул, что без грешников не существовало бы и греха: ни опиума, ни проституции, ни азартных игр, ни порнографии, ни массажных салонов.
Мне казалось, что он все время смотрит на меня. И возникло чувство, будто я герой из романа Грэма Грина[36]: потею в Богом забытой тропической стране от католического сознания вины по поводу любовного проступка, который на поверку оказался полной ерундой.
Служба продолжалась час пять минут, хотя я и не засекал по часам.
Снова скрипнул орган, и процессия направилась обратным путем. Я вышел в центральный проход и где-то потерял Сьюзан. И пока ждал ее у мотоцикла, ощутил, что рад, побывав в храме.
Оказывается, она задержалась у лестницы и болтала с прихожанами, среди которых был и отец Туан.
Видимо, было нечто в этом бегстве с родины. Я имею в виду не в Лондон, не в Париж и не в Рим – это чепуха. А в такое затраханное место, где ты на шесть дюймов выше всех остальных и на десять оттенков светлее – торчишь, словно нарывающий большой палец. И еще лучше, если этот нарывающий палец попадется на глаза властям. Здесь все бледнолицые и не раскосые – твои друзья. Вы собираетесь на коктейли и костерите страну. А дома тебя считают крутым и втайне завидуют. Ты справляешь американские праздники, которые на родине всего лишь три выходных и распродажа в ближайшем супермаркете. Ты даже ходишь голосовать по спискам живущих за рубежом.
Конечно, были и другие типы экспатриантов – люди, ненавидящие свои страны или бежавшие от кого-то или чего-то. Или убегающие от самих себя.
Сьюзан, по собственному признанию, принадлежала к тем, кто считает: жить хорошо там, где американец выделяется из остальных, в то время как родным и близким дома приходится судить о ее успехе по совершенно иным, доселе неизвестным меркам.
Впрочем, во мне не так много цинизма и склонности к анализу, чтобы судить Сьюзан, тем более что она казалась вполне разумной, чтобы понимать, что делала.
Она подошла ко мне в сопровождении мужчины примерно ее возраста. На нем был легкий спортивный тропический пиджак, и сам он недурно смотрелся – высокий, худощавый, с соломенными волосами. Типичный выпускник Принстона. Не иначе Билл.
– Иол, это мой друг Билл Стенли. Билл, это Пол Бреннер, – познакомила нас Сьюзан.
Мы пожали друг другу руки, но ни один из нас не проронил ни слова. И Сьюзан пришлось взять инициативу на себя:
– Пол был здесь в шестьдесят восьмом. И еще... когда?
– В семьдесят втором.
– Тогда здесь, должно быть, было совсем по-другому, – продолжала она.
– Да.
Сьюзан повернулась ко мне.
– Я как раз рассказывала Биллу, что у вас возникли проблемы в аэропорту.
Я промолчал. Она повернулась к Биллу:
– Джим Чепмен, наверное, уже здесь. Попробую позвонить ему домой. – А мне объяснила: – Джим Чепмен в составе нашей новой консульской миссии. Друг Билла.
Билл не удосужился ответить. И я тоже. Разговор явно не клеился. И я предложил:
– Думаю, мне стоит вернуться в гостиницу. Наведу справки оттуда. Спасибо, что сопровождали меня в собор. Не люблю пропускать службу во время путешествий, – и ушел.
У меня хорошее топографическое чутье, и через пятнадцать минут я был на улице Лелой перед отелем. Причем вспотел намного меньше, чем вчера. Видимо, акклиматизировался. В это время на боковой дорожке раздался звук мотоциклетного двигателя и госпожа Уэбер затормозила рядом со мной.
– Садитесь.
– Но, Сьюзан...
– Садитесь!
Я сел. Она газанула и перескочила на улицу через бордюр. Мы неслись вперед, и она то и дело совершала неожиданные повороты.
– Люблю наддать в воскресенье, когда дороги пустые!
На мой взгляд, дороги были очень даже загруженными.
Сьюзан достала из сумочки на заднице мобильник и передала мне.
– Дайте обратно, если он зазвонит или завибрирует. У него есть вибратор.
Я только что вышел из храма, поэтому воздержался от сочного замечания – просто положил телефон в карман.
Аппарат зазвенел и затрясся, и я подал его ей. Сьюзан приложила телефон к уху и держала левой рукой, а правой управляла ручкой газа. Если бы потребовалось срочно остановиться, она бы не сумела воспользоваться передним тормозом. Но это как будто не беспокоило ни ее, ни других наездников с мобильными телефонами.
