— Может, дождемся ребят? — предложил осторожный водитель.
— Иди, — нетерпеливо махнул рукой Борис Николаевич. — Нет, нет, ключи оставь, если что…
Сейчас в окне третьего этажа вспыхнет свет — это будет означать, что все в порядке. Потом Сергей вернется, закроет машину и проводит шефа в квартиpy. Внезапно Борис Николаевич услышал какую-то возню за спинкой сиденья, он резко обернулся, и… прямо в лицо президенту концерна «Исполин» уставилось дуло револьвера. Раздался щелчок, барабан повернулся.
«Боже мой, — мелькнуло в голове у Шаркунова. — Как в кино».
— Привет, — произнес косматый бородач из глубины салона. — Какой этаж?
— Что?..
— Ты угорел, приятель? — усмехнулся незнакомец. — Куда он пошел?
— Третий этаж… Что вам угод…
— Заткнись! — резко оборвал Шаркунова владелец револьвера. — Отвороти-ка мордашку, голуба моя. Вот так… Сиди, как сидишь.
Теперь дуло револьвера упиралось Борису Николаевичу в затылок.
«Надо как-то потянуть время, — подумал Шаркунов. — Ребята вот-вот подъедут».
Сидевший на заднем сиденье человек пододвинулся к окну.
— Включи-ка радио, — приказал он. Борис Николаевич повиновался. — Нет, не это, другую станцию. Нет. Нет. Дерьмо. Это то же самое, другое. Так… Нет, эго тоже не годится. Давай дальше. Дальше… Стоп. Верни назад! Стой! Годится.
Когда-то в молодости Борис Николаевич, тогда еще двадцатилетний студент с весьма простой для произношения, но сложной для продвижения по служебной лестнице фамилией Кац, начал увлекаться джазом, оттого сразу же узнал вещь, которая привлекла внимание грабителя (?), а кто же он еще? Киллер бы ждать не стал. На волне 101.7 FM звучала композиция «Take Five». Впервые молодой Кац слышал ее в исполнении квинтета Дэйва Брубека, сейчас «Пять четвертей», так все называли этот номер, играли совсем по-другому, тему вела гитара, а не альт-саксофон Дэсмонда.
— Вы любите джаз? — осторожно произнес Шаркунов.
— Терпеть не могу! — отмел попытку установления контакта человек на заднем сиденье.
В окне третьего этажа вспыхнул свет, на несколько секунд появилась темная фигура Сергея. Шофер, убедившись, что все в порядке, направился к выходу. Он не слышал, как в салоне «мерседеса» прогремел выстрел и драгоценные мозги президента концерна «Исполин», теснившиеся в маленьком деформированном черепе «польского орла», с восторгом покинув узилище, вырвались наружу, красной кашей стекая по внутренней стороне лобового стекла на приборную панель.
Убийца не спеша убрал оружие, вытащил ключи из замка зажигания и, засунув их в необъятный карман куртки, вышел из роскошного автомобиля и не торопясь зашагал по снегу к арке, ведущей из двора на улицу.
Купанием с коньяком дело не кончалось. Дама потребовала продолжения банкета, и кавалер отправился за добавкой к метро, где приобрел две бутылки шампанского и несколько банок пива разных сортов, но, подумав, добавил к покупкам бутылку «Аиста».
Когда Валентин уснул или, вернее, отрубился, его немедленно навестил господин Шарп.
— Помните, — начал он на совершенно правильном русском языке без тени какого-либо иностранного акцента, — помните, Валентин, я говорил, что мы увидимся скоро после вашего возвращения? Вот я и зашел на огонек.
Майор не выдержал и спросил гостя, когда он успел выучить русский.
— Так ить что, — отвечал иностранец, прикидываясь малообразованным дедком из глубинки. — Так ить техника-то нонче какая, вот и обучили враз в канпутерном центри. Несмотря на обилие «авосей» да «надысей», которыми изобиловала речь гостя, Богданов уловил в говоре Шарпа некоторую искусственность: словно бы ему и правда имплантировали в мозг какую-то программу, причем явно бракованную.
— Оглянись вокруг себя, — посоветовал американец в конце довольно длинного, но страшно дурацкого разговора, ничего путного Богданову не давшего.
Посоветовал и пропал.
Валентин открыл глаза: оказалось, Зина спит, уронив голову на его грудь как раз в области сердца. Майор пошевелился, «одеяло» подвинулось. Девушка даже пробормотала что-то спросонок, но не проснулась. Майор нашарил на столе открытую банку пива и сделал несколько судорожных глотков. Сказать, стало ему легче или нет, Валентин бы не смог, он посмотрел на часы — половина седьмого.
— О-о-о… — прокряхтел Богданов и закрыл глаза.
В ожидании утра Илья устроился на чердаке дома, в нескольких кварталах от двора, в котором остался «мерседес» с трупом «хозяина жизни». Он поворочался с боку на бок и почти задремал, как вдруг почувствовал совсем рядом движение, кто-то крался к нему. Иванов резко приподнялся: прямо из темноты на него смотрели изумруды кошачьих глаз. Зверь внимательно уставился на человека, возможно, негодуя по поводу того, что тот занял чужое место, а может быть, еще почему-то. Напряжение ушло, уступив место мудрому спокойствию.
Илья улыбнулся, и сон придавил его мягкой и вкрадчивой лапой огромной кошки, но какими бы уютными ни выглядели эти животные, у них всегда наготове коготки.
Светало, но Ирине не спалось. И было от чего.
Вечером, вернувшись с прогулки, они отужинали чем Бог послал (тем, что успели «захватить» по дороге). Настроение образовалось лучше некуда. Только одна «тучка» несколько портила картину лазурной голубизны небосвода: ехать в Кашин надо было с пересадкой в Твери, что, имея на руках поклажу да еще котенка, не так-то просто.
Обычно совершать подобные вояжи Ирине помогал сводный брат Коля, «приватизировавший» «москвич» отца (последний практически не ездил на машине), а иногда бывший муж Олег.
Обращаться к последнему Ирине не хотелось, он не отказывал, но ей обычно приходилось в благодарность за помощь соглашаться провести с ним вечерок в ресторане со всеми вытекающими из этого последствиями. Раньше ее подобная форма расчета нисколько не стесняла. Теперь ситуация изменилась. Вариант с братом казался предпочтительнее.
Отношения с Колей сложились неплохие, он иногда даже приезжал к ней тайком от матери, привозил что-нибудь Славику, а когда последний отправлялся спать, Коля с Ириной коротали вечерок за бутылкой вина или водки, перемалывая косточки мамаше.
Маргарита Осиповна, ненавидевшая свое отчество и везде представлявшаяся Олеговной, представляла собой прекрасную мишень для насмешек. Девочка из глубинки, получившая образование и удачно (правда, со второй попытки) вышедшая замуж в Москве, она так и осталась провинциалкой до мозга костей. Всю жизнь потратив на то, чтобы стать «настоящей москвичкой», она придавала слишком много значения вещам, которых прочие люди просто не замечают. Первый брак не удался; как говорили зубоскалили из числа приятельниц: не по себе кус оторвала. Виктор-победитель (первый парень в институте) от «любимой до гроба» скоро сбежал, хотя дотащить его до загса (пришлось забеременеть) двадцатидвухлетней Рите все же удалось.
Беременность закончилась рождением девочки, оказавшейся ненужной собственной матери, которая спустя пять лет вышла замуж «по-настоящему». Правда, новый супруг нет-нет да и грешил на стороне, но Маргарита Оси… Олеговна была счастлива, а зло, так уж повелось, срывала на дочери.
Ирина, а потом и «эта шлюха со своим выродком» (так бабушка, спасибо хоть за глаза, называла внука) обвинялись во всем, в частности, и в том, что Платон Арсеньевич не может нормально отдохнуть, придя домой.
Обе, и мать и дочь, отлично знали, что Платону Арсеньевичу падчерица была, образно выражаясь, до лампочки, а малыш ее, «принимаемый» в малых дозах, даже забавлял. К тому же времени на общение не только с ним, но и с собственным сыном у него оставалось немного: второй супруг Маргариты Осиповны большую часть жизни проводил в командировках.
Как только появилась возможность жить отдельно, Ирина покинула родительский дом. Квартиру ей за чисто символическую плату сдала подруга, гри года назад уехавшая с мужем за границу, однако ничто не длится вечно: хозяева скоро собирались возвратиться на Родину.
Вчера вечером Ирина позвонила Маргарите Осиповне и после обмена любезностями попросила к телефону брата. Реакция матери оказалась неожиданной, даже для готовой ко всему с ее стороны Ирины.
— Кому из твоих шлюх он понадобился? — спросила Маргарита Осиповна с нескрываемой злостью в голосе. — Поблядушке Наталье? Скажи ей, пусть не вешается на моего сына, так и передай! — Ира молчала, а монолог между тем продолжался: — Он, к твоему сведению, женился! Так что скажи своим, чтобы не зарились! Так-то!
Подобный пассаж просто лишил Иру дара речи. Наталья действительно произвела впечатление на брата, хотя сама осталась глуха к Колиным ухаживаниям.
