Джеффри повезло больше, он чисто случайно обнаружил нищего старика-южанина, чьи предки еще в начале девятнадцатого века обосновались вдали от родовых имений, на берегах Миссисипи. Маккой не мудрствовал, выложив за титул некоторую сумму, он стал Жоффруа де Монтвиллем. Новое имя показалось слишком помпезным; так на земле появился Джеффри Монтевил, которого, впрочем, все по-прежнему именовали Маккоем.
Новоиспеченный барон получил от дальнего родственника кроме титула еще и какие-то древние писанные на латыни пергаменты. Маккой-Монте-вил нанял переводчика, единственно из любопытства, посмотреть, как он говорил, чем жили предки. Однако, получив рукопись и перевод, даже и не ознакомившись с ним, забросил в ящик стола (некогда было, приходилось проворачивать крупную сделку со скотом). Но случилось так, что древний манускрипт однажды сам напомнил о себе.
Воскресным днем Джеффри копался в столе; он никуда не спешил (жена уехала к мессе, сам же он приязни к религии не испытывал), просто от скуки сортировал бумаги. Наткнувшись на перевод, он увлекся чтением, да так, что не вышел ни к обеду, ни к ужину, ссылаясь на неотложные дела, велел подать еду (к которой едва притронулся) в кабинет.
В ту ночь не чуявшая беды жена Джеффри Мэрион не дождалась мужа в постели. А утром началось…
Вполне нормальный, с точки зрения окружающих, человек, неплохой хозяин, типичный moneymaker стал… блажить. Ему что ни ночь являлись какие-то демоны. Джеффри стал поговаривать, что Бог — обманщик и вообще всем на земле управляет сатана, и что последнее весьма отрадно.
У симпатичного парня Джеффа, каким помнила его Мэрион в первые годы их совместной жизни, начал, мягко говоря, портиться характер. Монтевил сделался замкнутым, запирался в кабинете и, ломая перья, писал и писал что-то, точно боясь опоздать. Он сковал себе тяжелый обоюдоострый топор, украсив его надписями на непонятных окружающим языках, и на заре, лишь всходило солнце, отправлялся в сад метать секиру в цель, причем делал это раз от разу все искуснее. Все бы ничего, если бы в качестве мишени Джефф избрал какое-нибудь дерево, щит, да все что угодно, только не… распятье.
Священник Мартинсон из церкви Святого Георгия, что в Кастильо Ансьяно, поговаривал, что во всеми уважаемого мистера Маккоя вселился… дьявол. Так это или нет, но в один прекрасный или, наоборот, черный день сын кузнеца и потомок баронов-норманнов вышел из добровольного заточения, сжимая под мышкой объемистую кожаную папку. Он запряг двуколку и уехал в Сан-Франциско, а через месяц вернулся довольный и, казалось, стал опять прежним, даже о секире забыл.
Мэрион не спрашивала мужа о причинах происходящего, ждала, что он сам скажет. Женщина боялась спугнуть вернувшееся счастье, она надеялась… Однако все в руке Божьей, и радость продлилась недолго.
Книжка Монтевила, которую напечатала компания «Зеленый свет» в Сан-Франциско, света белого увидеть не успела. О грядущем ее появлении на удивление много писали, даже цитировали отдельные удачные фрагменты, и потому читающие граждане с интересом ждали ее выхода в свет: иные — чтобы превознести автора, другие — и их находилось не меньше — с тем чтобы стереть его с лица земли за хулу, возводимую на святую церковь Христову, и прочая, прочая, прочая.
Издатель Дули Фергюсон был человеком, знавшим, что такое риск, он плевать хотел и на Господа Бога, и на сатану, он верил лишь в деньги и знал, на что шел, отдавая в набор рукопись Маккоя. Он ожидал бешенства попов, он рассчитывал на него, он хотел скандала, бума, нездорового ажиотажа, а получил… Банда неизвестных разгромила типографию, спалила весь тираж новой книжки и рассыпала набор. Приходилось начинать сначала…
Узнав об этом, Джеффри Монтевил просто озверел, он отправился в Сан-Франциско, говорил с полицейскими, расследовавшими дело. Никто не мог найти никаких следов ни исполнителей, ни организаторов преступления. Монтевил вернулся домой несолоно хлебавши, но для Мэрион с этого дня наступил настоящий ад на земле.
Джеффри категорически запретил жене ездить к мессе. Начал войну с родственниками, знакомыми. Скоро исчезли друзья, подняли голову недоброжелатели. Сказать, что Монтевил день ото дня становился мрачнее, было мало, он просто зверел на глазах. Секире теперь уделялось по нескольку часов в день, распятья уничтожались десятками, он мог метать не обагрившийся еще ничьей кровью топор без промаха даже с закрытыми глазами.
Когда Дули Фергюсон прислал Джеффри письмо, что с повторным изданием книжки придется повременить (он практически разорен, а давать взаймы уважаемые граждане не хотят по причине сомнительности продукции, выпускаемой его компанией), раздражение Маккоя достигло критической точки.
«Займи у бандитов!» — ответил он издателю.
Мэрион попыталась успокоить мужа, но это не помогало. У Джеффри сложилась твердое убеждение, что во всем виноваты «проклятые попы с их Иисусом». Он не сомневался, что поджог типографии инспирирован церковниками. Потомок Монтвиллей решил бороться с христианством своими средствами. Дело кончилось так, как и должно было кончиться — его заперли в сумасшедший дом. Так началась вторая, куда более жуткая для современников часть книги со странным названием «На пути в Валгаллу». Ее Джеффри Монтевил написал кровью.
Противники бунтаря плохо изучили характер Маккоя, видимо потому, что невнимательно читали его книгу. Они не знали, как поступают Монтвил-ли, когда их прижимают к стене. Они очень многого не знали о Джеффри Монтевиле и легкомысленно не сомневались в надежности больниц для буйно помешанных. Их враг покинул дом скорби в компании двух дюжин психов, часть из которых он перебил, а из остальных создал костяк ордена писмейкеров — умиротворителей.
Девизом организации Маккой объявил… помощь слабым: последним полагалось поскорее обретать упокоение в лучшем мире. Надо ли говорить, что достойный потомок норманнов особенно почитал служителей Христа, распиная их на кресте?
Понадобилось вмешательство правительства Соединенных Штатов, чтобы навести, наконец, порядок на далеком Западе. Банда Маккоя, честно заслужившего кличку Бладэкс, была частью истреблена, частью рассеяна, а сам великий предводитель, голову которого к тому времени оценили в пять тысяч долларов, попал в руки представителей правосудия. Ввиду опасности преступника ему суждено было предстать перед федеральным судом, однако по дороге Маккой… исчез.
Дули Фергюсон тем временем сел в долговую тюрьму, так и не сумев подняться после учиненного в типографии разгрома. Компания «Зеленый свет» перестала существовать, имущество ее пошло с молотка.
Прошел год, настырный Фергюсон уже ждал освобождения, чтобы… начать все с начала, а тем временем Кровавый Топор появился снова, ореол романтики исчез, ордена писмейкеров больше не существовало, но две-три дюжины отчаянных парней, как и прежде, терроризировали округу. На сей раз мудрые правители, не пожелав вторично испытать позор, подняли награду сразу вдвое, объявив за поимку Маккоя (живого или мертвого) неслыханную сумму, целое состояние — десять тысяч долларов. Десятки охотников старались достичь успеха группами и в одиночку, их черепа отправлялись по почте губернатору Калифорнии, а то и президенту Соединенных Штатов с надписями вроде: «Я опять сберег государственные денежки. Жоффруа де Монтвилль» или: «Господь любил его. И я тоже. Ваш Джефф».
Бандит наслаждался жизнью, сея повсюду смерть.
Скончали дни свои многие противники Маккоя: вместе с чадами и домочадцами встретили они мученическую смерть под радостное улюлюканье подручных Бладэкса. Одни, бросив дела, уехали в Мексику, другие, продав что можно, в спешке бежали на север, на восток, на все четыре стороны света, только бы подальше от теплой и благодатной Калифорнии, где ждала их неминуемая гибель. Однако под лезвие «косы смерти» Бладэкса попадали не только его враги, но и великое множество невинных людей.
Казалось бы, возмущение столь антиобщественными действиями банды должно было стать повсеместным, каждый христианин, каждый добропорядочный гражданин должен был оказывать содействие властям в поимке Маккоя. Однако в реальности дела обстояли по-другому: крестьяне зачастую видели в Джеффри и его подручных «бич Господень», которым последний карал не крепких в вере или просто жуликов и мироедов, а потому случалось, не только не вредили, но и помогали Маккою, тем более что тех, кто проявлял благоразумие и лояльность, он убивал не всегда.
Иногда он, подобно Робину Гуду, ограбив богача, щедро одаривал нищих и бедных, попадавшихся на пути, в другой раз мог велеть прирезать радушно встретившего его хозяина. «Так хочет Бог», — говорил он жертве и неизменно улыбался. «Так хотел Бог», — крестясь, шептались потом соседи замученного Маккоем фермера или пастуха.
