– Нет, я не уйду, – возразила Кейт, – не сейчас. – Она снова обняла Эм и Джастина. – Я даже не знаю, когда я вас всех снова увижу.
– Тебе надо идти, Кейт. Мы позвоним Каветти. Мы расскажем ему, что ты нашла нас, что ты сейчас здесь, в городе. Он наверняка разрешит тебе остаться на несколько дней. Я завтра поеду в город. Мы с тобой все обговорим.
Кейт крепче прижала к себе брата и сестру и неохотно кивнула:
– Ладно.
– Кто там? – крикнул один из агентов. Луч фонарика приблизился к ним.
Шарон подтолкнула Кейт к дверям:
– Тебе нужно идти!
Она ласково коснулась рукой лица Кейт. Затем ее глаза блеснули. Она осторожно дотронулась до подвески на шее Кейт.
– Ты ее носишь.
– И никогда не снимаю, – сказала Кейт.
Они обнялись в последний раз, затем Кейт спрыгнула с пирса и скользнула вниз, к озеру.
– Завтра я тебе об этом расскажу, – пообещала ей вслед Шарон.
Следующее утро выдалось ясным. Из окна гостиницы на окраине города Кейт было видно, как отсвечивает солнце от стекол небоскребов в центре города. Она приоткрыла окно, и в щель хлынул прохладный морской воздух, наполненный криком чаек.
Уже давно Кейт не просыпалась с таким предвкушением.
Шарон позвонила около девяти часов и договорилась с Кейт встретиться в полдень в ресторане, который назывался «У Эрни» и располагался на Пайк-Плейс-Маркет, в самом шумном месте в городе из всех ей известных. Кейт попробовала придумать, чем ей заполнить несколько оставшихся до встречи часов. Надела лосины из лайкры и решила побегать вдоль Уэстерн-авеню. Останавливалась она, только чтобы взглянуть на красочные лодки, пестревшие в море, ослепительный небосвод над ней и верхушку знаменитой Спейс-Нидл. Затем остановилась выпить чашку кофе и съесть булочку в кафе «Старбакс», которое якобы было одним из первых трех, открытых в стране. Примерно в одиннадцать часов она вернулась в гостиницу и переоделась в зеленую теплую куртку и джинсы.
От ее гостиницы до Пайк-Плейс-Маркет совсем недалеко, можно дойти пешком. Кейт пришла немного раньше срока и походила по заполненным людьми магазинчикам. Ресторан «У Эрни» оказался большим и шумным, причем несколько столиков были вынесены наружу. Площадь была забита молодыми семьями и туристами. В киосках продавались любопытные кустарные изделия. Между гуляющими людьми то и дело скользили любители роликовых коньков, тут же выступали жонглеры, мимы, другие уличные артисты.
Кейт остановилась у прилавка, где продавали безделушки, и купила маленькое полированное серебряное сердечко, которое решила подарить матери. На нем была надпись, показавшаяся ей забавной: «Сахарная девочка».
Пока она ждала, поглядывая то на часы, то на море и на веселящийся люд, она припомнила давнишний эпизод, который был похоронен глубоко в ее памяти.
Она была в старом доме. Лет ей тогда было восемь, может быть, десять. Она не пошла в этот день в школу, сказавшись больной. Уговаривала мать пойти и взять напрокат фильм, потому что перспектива весь день сидеть дома и выздоравливать показалась ей тоскливой.
– Хочешь я сама покажу тебе фильм? – спросила мать.
Кейт сначала не поняла, что она имеет в виду.
Они провели несколько часов на полу в кабинете, Кейт все еще в пижаме. Из коробки со всяким старьем Шарон достала старую афишу.
Это была афиша «Вестсайдской истории».
– Когда мне было столько же лет, сколько и тебе, это был мой любимый мюзикл. Мама водила меня на него в театр «Уинтер-Гарден» в Нью-Йорке. Давай и я тебя туда отведу?
Кейт просияла.
– Здорово.
Мать поставила кассету в видеомагнитофон и включила телевизор. Они уселись, прижавшись друг к другу, на диван и следили за историей Ромео и Джульетты, которых в этом фильме звали Тони и Мария, и их семьями – Шарками и Джетами. Иногда мать подпевала, причем она знала каждое слово: «Если ты Джет, то ты Джет во всем, от первой сигареты до могилы», а когда зазвучала танцевальная мелодия «Мне нравится в Америке», Шарон вскочила с дивана и повторила танец в точности, танцуя в унисон с Анитой, выбрасывая руки вверх и стуча каблуками. Кейт отчетливо помнила, что ей стало смешно.
– Все, кого я знала, хотели быть Марией, – сказала мать, – потому что она – самая хорошенькая. Но я хотела быть Анитой, уж очень хорошо она танцевала.
– Я и не знала, что ты умеешь так танцевать, мамочка, – сказала удивленная Кейт.
– В самом деле? – Шарон снова села на диван с усталым вздохом. – Поверь, ты еще очень многого обо мне не знаешь, солнышко.
Они досмотрели фильм до конца, и Кейт помнила, что она плакала, когда мать пела «Есть место для нас» вместе с обреченными Тони и Марией. Кейт помнила, какой близкой к матери она себя тогда чувствовала, как этот эпизод стал чем-то, что она всегда с радостью вспоминала. Возможно, когда-нибудь она расскажет о нем своей дочери.
Она печально улыбнулась. «Ты еще очень многого обо мне не знаешь…»
– Солнышко…
Кейт обернулась. Перед ней стояла Шарон. На ней были оранжевая водолазка и очки в черепаховой оправе. Густые волосы стянуты сзади.
– Мам! – Они обнялись.
Теперь они видели друг друга при свете дня. Мать выглядела такой очаровательной. Как приятно быть с ней рядом.
– Ты не поверишь, если я расскажу, о чем только что думала, – сказала Кейт немного смущенно, прикрывая глаза от солнца ладонью.
– Расскажи мне, – улыбнулась Шарон. – Нам нужно о многом успеть поговорить.
Они говорили на тысячи тем. О Джастине и Эмили, об их успехах. Как чувствует себя Тина. О диабете Кейт. О Греге. Об окончании его стажерского курса, о том, что он разослал свои резюме повсюду, но сейчас они представления не имеют, где окажутся в следующем году.
– Может быть, мы переедем сюда и будем жить с вами, – усмехнулась Кейт.
– Это будет здорово, правда? – улыбнулась Шарон.
Еще они долго говорили о Бене.
Ленч они заказали у симпатичного, спортивного вида юноши с загаром тренера по горным лыжам. Кейт заказала цыпленка по-вьетнамски, а Шарон салат «Цезарь». Время от времени порывами налетал ветер. Кейт постоянно приходилось отводить волосы с глаз.
Наконец Шарон подняла солнцезащитные очки на лоб и взяла Кейт за руку. Провела пальцем по линии жизни на ее ладони.
– Дорогая, мне кажется, тебе пора признаться, почему ты сюда приехала.
Кейт кивнула:
– Кое-что произошло на прошлой неделе, мама, на реке…
Она рассказала матери о моторке, которая чуть не перерезала ее пополам и утопила ее байдарку.
– Милостивый Боже, Кейт… – Шарон закрыла глаза, продолжая крепко держать Кейт за руку. Когда она их открыла, они блестели от слез. – Ты представить себе не можешь, как я жалею, что ты оказалась втянутой во все это.
– Думается, для этого уже слишком поздно, мама. Мне кажется, всегда было поздно. – Кейт полезла в сумку за бумажником. – Мне нужно кое-что у тебя узнать, мам.
Она вынула из бумажника старый снимок, который нашла в их доме, и подвинула его через стол к матери.
Шарон взяла фотографию в руки. Кейт не сразу поняла, видела ли она ее раньше. Но это не имело значения. Шарон понимала, что эта фотография означает. Все это отразилось на ее лице.
– Ты ее нашла. – Шарон улыбнулась без малейших признаков удивления.
– Ты о ней знала? – спросила Кейт. – Какого черта отец там делает, мама? Это же Колумбия, не Испания. Только взгляни, что написано на воротах за его спиной. – От возбуждения она заговорила громче: – Ты в состоянии это прочитать?
– Я знаю, что там написано, – ответила Шарон, отводя глаза. – Я оставила ее для тебя, Кейт.
Кейт удивленно смотрела на нее.
– Я писала тебе практически каждый день, – сказала Шарон, снова кладя фотографию на стол и беря Кейт за руку. – Ты должна мне верить. Я сотню раз пыталась рассказать тебе все… У меня просто не было сил нажать на ту кнопку. Все было так давно. Я почти забыла. Но это не помогает. Ничто не исчезает…
– Забыла что, мам? Я не понимаю. – Кейт взяла снимок и поднесла его к глазам матери. – Это мой отец. Мам! Кто он такой, черт возьми? Что он делает под этой надписью?
Шарон кивнула и несколько обреченно улыбнулась:
– Нам многое нужно наверстать, солнышко.
– Я здесь, мама.
Снова налетел ветер, сбросив пластмассовый стаканчик со стола. Кейт наклонилась, чтобы поднять его.
Она так и не услышала звука.
Во всяком случае, так ей помнилось, когда она тысячи раз прокручивала в уме этот момент.
На плече Кейт вдруг появился жгучий ожог, в ее плоть вошла раскаленная сталь. Причем от толчка она едва не свалилась со стула.
Кейт повернула голову к плечу. В куртке виднелась дыра. Красная. Ни боли. Ни страха. Она знала, что случилось что-то ужасное, но пока не понимала, что именно. Начала течь кровь. Ей понадобилась секунда, чтобы осознать, что произошло.
