— Адамс сказал еще, что единственный человек, которого он видел в доме, кроме детей Гейл, это… — Тут Ленгтон сделал эффектную паузу. — Я приведу цитату, так что не обвиняйте меня в расизме. Итак, Адамс сказал: «В кухне был еще один черномазый, и, хотя волосы у него были короче, чем у Сикерта — у того-то на башке настоящая швабра, — только я бы его все равно не узнал, для меня все они на одно лицо!»
Анна не могла не признать — Ленгтон был прирожденным артистом, настолько похоже он изобразил сейчас Адамса. Участники совещания заулыбались.
Ленгтон помолчал и продолжил:
— И последнее. Не знаю, что вы там слышали о моем выздоровлении, но, чтобы пресечь всяческие сплетни, сообщаю: я прошел медкомиссию и меня признали годным к работе. С этим делом я хочу разобраться досконально и призываю всех делать то же самое. Я хочу найти этого Сикерта. Он наш главный подозреваемый. — Ленгтон снова сделал свою знаменитую паузу и побарабанил карандашом по столу. — Когда Тревис и Гарри Блант расследовали убийство Ирэн Фелпс, они выяснили кое-что по фотографии, которую дала им Гейл Сикерт: Артур Мерфи скрывался у известного нам преступника, растлителя малолетних, Вернона Крамера. Они сумели выследить Мерфи потому, что он был связан с Крамером. Вполне возможно, что этот Крамер — отец младшей дочери Гейл. Подозреваемый, которого мы ищем, тоже может быть с ним знаком, так что розыск Сикерта — первоочередное дело. Я хочу допросить его, и как можно скорее…
На столе Майка Льюиса зазвонил телефон. Льюис поднял трубку и спросил Ленгтона:
— Сэр, вы примете сообщение? Это с места преступления.
Все замолчали. Ленгтон почти ничего не говорил, только внимательно слушал; казалось, эта беседа никогда не закончится, но вот он глубоко вздохнул, положил трубку и обернулся к присутствующим:
— Леди и джентльмены, к сожалению, новость плохая. Там только что нашли челюсть маленького ребенка.
Вернону Крамеру не повезло. Он попал в тюрьму Уондзуорт за укрывательство Мерфи, поскольку тем самым нарушил условия своего освобождения. К новому сроку ему добавили и тот, что он не отсидел по предыдущему приговору, и всего получилось три с половиной года. Двое охранников доставили его к Ленгтону и Анне и остались ждать за дверями кабинета. От волнения Вернон уже покрылся потом, а когда Ленгтон представился, его стало просто трясти.
— Так, Вернон, давай-ка вспомним, как ты навещал Гейл и Джозефа Сикерта. Ты ведь в свинарнике с ними встретился, ну, там, где мы нашли тело Гейл. А, Вернон?
Вернон широко раскрыл рот и опустился на стул.
Анна бросила взгляд на Ленгтона. Она знала, что, вообще-то, он только догадывался, что Вернону пришлось повстречаться с Джозефом Сикертом, точно они это пока не установили.
— Нет, я там с ними не встречался. Богом клянусь, не видел я их.
Ленгтон перегнулся через стол:
— Нечего нас за нос водить! Ты ездил к Гейл и Джозефу Сикерту. Когда это было?
— О черт…
— Так когда?
— Прямо перед судом. Слушайте, этот Рашид чуть мне дверь не выломал, да еще надавал по первое число!
— Рашид? Это кто такой, Вернон?
— Мы с ним в одной общаге жили.
— Как фамилия?
— Не знаю, клянусь вам, не знаю!
Ленгтон пристально на него посмотрел.
— Вроде Барри… Да, да, так, кажется. Я только имя его знал — Рашид, и все. Я его в общаге часто видел, не знаю, жил он там, не жил, но приходил, да. — Он кивнул на Анну. — Когда она вот пришла, он запсиховал сразу.
— Так это Рашид захлопнул передо мной дверь? — спросила Анна.
— Не знаю! Он только узнал, что полиция туда приходила, вот и начал беситься.
— А с Артуром Мерфи он тоже был знаком?
— Да, по-моему.
— Какой он из себя? — бросил Ленгтон.
Вернон заерзал на стуле.
— Большой такой, черный, спереди зубов нет.
— Так зачем ты поехал к Сикерту? Слушай, Вернон, мы же знаем, что вы с Мерфи там были. Зачем ездил во второй раз?
— Рашид сказал мне, что Сикерт заболел.
Ленгтон вздохнул и принялся барабанить пальцами по столу.
Вернон беспокойно завозился на стуле.
— Слушайте, я правду говорю, клянусь Богом! У Рашида настроение было — хуже некуда, потому что полицейские стали вокруг общаги шастать. Я обратно приезжаю, а он как начал на меня орать — ну, хотел узнать, что это за дела. Я ему говорю, это все из-за Мерфи: он загремел за убийство, а я — за то, что его у себя поселил.
Потом Вернон рассказал им о телефонном разговоре: Сикерт позвонил Рашиду и сказал, что к ним в дом приезжали полицейские. Из-за всего этого Рашид сильно нервничал. Вроде бы какой-то его друг «почикал полицейского», и он страшно боялся, что они приезжали к Сикерту из-за этого.
Анна украдкой взглянула на Ленгтона. Она заметила, что он весь напрягся как струна, почувствовала, как у нее самой натянулись от волнения нервы. Разговор принимал весьма опасный поворот.
— Он думал, они там появились, потому что начали это копать. — Вернона уже била крупная дрожь.
— Что копать? — переспросил Ленгтон.
— Рашид меня совсем запугал, понимаете, все расспрашивал: это с Мерфи серьезно или так — повод, чтобы в общагу попасть и проверить, кто там живет. Я ему сказал, что серьезно. Я про того парня знал, которого порезали: газетка на сиденье в полицейской машине лежала, я там прочитал. Я еще Рашиду сказал, что, может, это какая двойная проверка, потому что вот она в машине была. — И Вернон опять ткнул пальцем в направлении Анны.
— Давай-ка об этом поговорим, Вернон. Ты, значит, в патрульной машине…
— Ну да, я ведь за картошкой и рыбой пошел, так? Вот меня и зацепили, когда я там был. Меня под руки и в полицейскую машину — она как раз за углом общаги стояла, вот! Запихнули меня туда, а там уже один в форме за рулем, а другой около машины стоит, вот! Ну, я там сижу — в смысле, сразу понял, за что попал, так что сочинять все равно ничего не хотел, а тут, смотрю, на заднем сиденье газетка валяется. Я ее беру, а там заголовок большой такой — ну, что полицейского порезали. Но я Богом клянусь, не знаю я про это, ничего не знаю. А потом она садится спереди… — Вернон снова показал на Анну.
— Дальше! — рявкнул Ленгтон.
— Ну… Водила поворачивается, забирает у меня газету и говорит ей… — Вернон показал на Анну, — говорит, что, мол, об этом все еще пишут. Я не помню, как он там точно сказал, но сказал он, что она его знает и что он классный мужик, а она ответила, что они с ним жили, что-то такое…
— Дальше давай! — Ленгтон нетерпеливо взмахнул рукой.
— Я Рашиду пересказал, что слышал, вот и все. Он меня пнул да и вернулся к себе в комнату. Может, у него там дела какие — не знаю, честное слово. Живет он там или нет, тоже не знаю, только через день он ко мне подгребает и говорит, чтобы я Сикерту какое-то лекарство отвез. Я спорить не стал, он мне отдал упаковку, и я поехал к Гейл. Я Сикерта видел всего несколько минут, пока лекарство передавал. После того как мы с Мерфи туда ездили, я там только один раз всего был, честное слово!
— Сикерт спрашивал обо мне? — перебила его Анна.
— Ну, я ему сказал то же самое, что Рашиду: что друга этой полицейской порезали и я точно знаю, что не из-за этого в общаге она была — так, совпало просто.
— Что еще ты ему говорил? — спросил Ленгтон.
— Говорил, что волосы у нее рыжие, а больше ничего. Потом он посмотрел, что я ему привез, и велел мне валить. — Вернон перевел взгляд с Анны на Ленгтона, лицо его блестело от пота. — Вот и все, честное слово, все. Что Гейл убили, я тут ни при чем, жизнью клянусь!
— Так что ты привез Сикерту? Наркоту? Лекарства?
— Не знаю я. Рашид сказал, что это Сикерту нужно, вроде у него с кровью что-то было.
— С кровью? Серповидно-клеточная анемия, что ли?
— Не знаю я.
— Вы отец младшей дочери Гейл? — спросила Анна.
Вернон развернулся к ней:
— Я?
— Да, вы.
— Брехня! Слушайте, я знаю, о мертвых плохо не говорят, но она особо-то не скрывала. Ребятишки у нее все от разных отцов, но не от меня, нет!
— А Рашид этот где работал?
— Что?
Ленгтон вздохнул и побарабанил по столу:
— Рашид где работал, спрашиваю?
— А я знаю? Я уже сколько раз говорил — мы с ним не сильно дружили. Честное слово, все, что я знал, я вам сейчас рассказал.
— Какой он из себя? — спросил Ленгтон.
— Кто?
Ленгтон сильно толкнул стол в сторону Вернона, так что тот даже скорчился на стуле от боли.
— Да я же рассказывал какой! Черный такой, здоровенный придурок, накачанный. Вот и все — я же говорю вам, что толком его не знаю.
— Подумай, может, еще что припомнишь?
— Не знаю я больше ничего, ё-мое! Мне здесь грозят по-всякому, думают — стукач.
Ленгтон смотрел на него выжидающе.
— Ну, так я же сказал: зубов некоторых нет, а спереди фикса золотая или, может, две…
