это имя, – жёлтые усы затряслись над ухмылкой. – Из консерваторов?
– Да, сэр.
– Помню я те дебаты в начале года. «Семафор ньюз» их широко освещала. Ваш старик ругался с лейбористами. В частности с этим напыщенным показушником Джорджем Каннингемом. Да, тот начисто втоптал вашего отца. Было жарко.
Хиксли оскалил безобразные зубы.
– Отец отстаивал своё предложение по школьному питанию, но лейбористы не хотели уступать…
– Да помню я, он хотел сделать питание бесплатным. Что ж, у него ни черта не вышло. И слава богу. Нечего этим бездельникам питаться на наши налоги.
Джо виновато опустил взгляд.
– Так что ты там видел? – сигарета во рту Хиксли, прилипнув к губам, источала вонючий дым.
– Сэр, вчера я видел, как один из студентов уходил с Тео в лес. Как раз в девять двадцать это было.
Бескровное лицо Дарта посерело в одночасье. Было заметно, как он потерял контроль над эмоциями, хотя неясно было почему.
– И кого вы видели, мистер Пинкертон? – спросил суперинтендант.
Джо сглотнул, набираясь мужества.
– Это был Робин, сэр, – выдал он смущённо.
От неожиданности я выронил учебник. Его в ту же секунду поймал Адам, не дав нам обнаружить себя. Дарта немного отпустило напряжение. Он присел на край стола, скрестив на груди худые руки.
– Всё по порядку, – скомандовал Хиксли, доставая блокнот.
Джо выпрямился, как струна.
– Мистер Поттегрю прошёлся по нашим комнатам, велел немедленно явиться в павильон. Я замешкался у себя в спальне и в итоге на репетицию прибежал последним. Было двадцать минут десятого – я как раз посмотрел на часы, когда оказался у павильона. И тут я увидел, как Тео и ещё кто-то шли к церкви. У меня и мыслей не было, что Тео убьют, сэр, понимаете? Я поэтому и не сказал никому ничего.
Хиксли записывал, покуривая свой дешёвый табак, разлетавшийся по этажу тяжёлым запахом.
– Ты уверен, что это был Робин? – спокойно, стараясь не выдать внутреннего напряжения, спросил Дарт.
– Позвольте, здесь я веду допрос. – Хиксли значительно выставил ладонь на уровне груди Дарта, словно желая отпихнуть. – Мистер Пинкертон, вы уверены, что видели Робина и готовы в этом поклясться на чём угодно? Помните, лжесвидетельство карается тюрьмой.
Джо постарался успокоиться. Он сделал глубокий выдох.
– Уверен ли я… Сэр, я видел Робина, в этом нет сомнений…
Суперинтендант нахмурил брови.
– Вы чего-то недоговариваете?
Джо нервно хмыкнул.
– Договариваю… Вот, сэр. Говорю…
– Не мямли, Джо! Скажи как есть! – рявкнул Дарт, да так жёстко, что даже Хиксли вздрогнул.
– На нём была его ряса с капюшоном, – выпалил, как из пулемёта, Джо. – Вот. Лица его я не видел. Но на нём была ряса его, Робина.
– Ряса?
– Это для пьесы, – пояснил Дарт. – Насколько я помню, Джо, ряса Робина ничем не примечательна. Значит, ты видел кого-то в светлой рясе с капюшоном, но не видел его лица?
– Сэр, это Робин. На его рукаве была кровь.
– О! Вот в чём дело… – Дарт коснулся подбородка кончиками длинных серых пальцев и замер.
Я только сейчас заметил, что Дарт не побрился. Его щёки покрывала тонкая тень щетины. Такое впервые на моей памяти. Отмерев, Дарт в подробностях рассказал суперинтенданту, как на дневной репетиции Робин запачкал кровью свою рясу.
Джо кивал:
– Я об этом и думал, сэр. Знаете, это ведь Роб предложил крест для спектакля… А потом он в этой рясе зачем-то ходил. Сэр, не подумайте ничего такого, я лишь говорю, что видел, но я вовсе не считаю Робина причастным к чему-то такому…
– Спасибо, мистер Пинкертон.
– Можешь идти на занятия, – сказал Дарт.
Джо вылетел из аудитории, не заметив нас.
– Мне необходимо поговорить с этим Робином, – Хиксли потушил окурок об оконную раму и выкинул в окно.
Мы спрятались за углом, когда Дарт привёл из аудитории Робина.
– Ваша фамилия?
– Ратлэнд, – спокойно отвечал Робин, находясь теперь на месте Джо.
– Мистер Ратлэнд, где вы были вчера примерно с девяти двадцати и до десяти вечера?
Вопрос крайне удивил Робина.
– В своей комнате.
– А не на репетиции вместе со всеми? – спросил Хиксли, затянувшись новой сигаретой.
– С репетиции пришлось уйти раньше. Случилось так, что мою руку зацепили в потасовке, из раны потекла кровь, и мистер Кочински и мистер Дарт повели меня в медпункт. Мне сделали перевязку, какой-то укол и дали таблетку снотворного, а затем мистер Дарт провёл меня в мою комнату. В ней я оставался до самого рассвета.
– Вы были в запачканной кровью рясе?
– Да, был в ней. В комнате я переоделся.
– Где сейчас ваша ряса?
Робин вновь поморщил лоб.
– Ряса? В комнате, сэр. Где ж ей ещё быть?
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Утром она была у вас?
– Конечно. На стуле, где я её и оставил.
– Значит, вы заявляете, что никуда вчера не выходили, скажем, в районе половины десятого?
– Я выходил один раз, но я не веду почасовой дневник, сэр, когда испражняюсь. Должно быть, это было до де- сяти.
– Вы ходили в клозет на втором этаже?
– Да, сэр. Как обычно.
– И не спускались ни разу вниз на первый этаж?
– Зачем бы мне спускаться, сэр? Нет, я не спускался, – всё с тем же мрачным хладнокровием отвечал Робин.
Хиксли изучал спокойное лицо Робина своими глазками, маленькими и чёрными, как у вепря. Сигарета в его руке тлела и крошилась на пол. Дарт держал сомкнутую пятерню у лица, прикрывая рот. В его мрачном взгляде просвечивала озабоченность судьбой своего подопечного.
– Сэр, могу я спросить, почему вас так интересует моя ряса?
– Это дело следствия, – отрезал суперинтендант. – Мне хотелось бы взглянуть на эту рясу.
Хиксли перевёл взгляд на Дарта. Тот поспешно сделал приглашающий жест:
– Конечно. Пройдёмте.
Адам и я кинулись вперёд к лестнице, пока нас не засекли.
Мы забежали в нашу комнату и оставили маленькую щель, чтобы подглядывать. Спальня Робина и Питера располагалась напротив нашей.
Войдя, Робин жестом указал на спинку стула, с которой свисала смятая ткань молочного оттенка, и торжествующе изрёк:
– Quod erat demonstrandum!
Хиксли нахмурился.
– Что и требовалось доказать, – перевёл Робин.
– Это латынь, – подсказал Дарт.
«Невежество!» – явно читалось в его взгляде.
Хиксли взял рясу обеими руками и начал перебирать светлую ткань.
– Ага, вот и кровь! – воскликнул он, наткнувшись на красное пятно. – Да, хорошо вам досталось. Но рука-то левая, от экзаменов всё равно не отвертеться! – порадовался Хиксли своей шутке.
– Я левша, сэр, – уточнил Робин. – Врач пока не разрешил напрягать руку.
Суперинтендант посуровел, веселье сменилось раздражённостью.
– Вчера в девять двадцать вас видели недалеко от павильона.
Робин нахмурился.
– Быть того не может, сэр.
– Вы отрицаете?
