передавал лично я в руки самого священника.
– И как обычно происходит эта передача?
– В моём кабинете, сэр. Отец Лерри всегда приходит сам.
– Ага. Стало быть, это был секрет полишинеля. Священник в доме – значит, за деньгами?
– Выходит, что так. – Дарт, кажется, обрадовался догадке полицейского.
– Вчера священник также приходил?
– Да, но не сюда, а в театральный павильон. Все были в тот момент на репетиции. Но до его прихода случился неприятный эпизод с одним из студентов, и мне и мистеру Кочински пришлось временно покинуть актовый зал.
– Значит, кто угодно из преподавателей или студентов мог знать, что вчера у вас в кармане лежал конверт с деньгами.
– Боюсь, что так.
Суперинтендант громко выдохнул. Дарт выдохнул тише, словно сбросил с души тяжкое бремя. Но не тут-то было.
– Вы утверждаете, что конверт не покидал вашего кармана?
Дарт вновь как на иголки ступил.
– Не покидал. Разве что…
– Да?
– Ночью, когда вы уехали, я заходил в свой кабинет. Там я снимал пиджак и оставлял на спинке стула…
– Вы выходили?
– В клозет умыться. Но это на несколько минут, среди ночи. Спать я не ложился.
– Хорошо. Да, хорошо, – неясно с чем согласился Хиксли, почёсывая прокуренные усы. – Теперь вспомните, в каком состоянии пребывал Диксон во время вашего чаепития?
Дарт немного помолчал.
– Он был обеспокоен. Я думаю, из-за того, что собака пропала.
– О! Вы так считаете? – Хиксли неприятно ухмыльнулся.
Дарт явно не понял выпада.
– Предчувствие мистера Диксона его не подвело, как мы знаем.
– Я не думаю, что дело в предчувствии. – Хиксли раздражённо постукивал карандашом по своим пометкам в блокноте. – Я бы поставил на то, что старик скорее размышлял, как бы проучить вашего сына, мистер Кочински.
Проректор молчал.
– Какая уж тут собака, когда изнасилована дочь, – покачал головой Хиксли, перелистывая страницу со своими каракулями.
Почуяв необходимость сменить тему, Дарт поспешил спросить:
– Кто мог украсть деньги? Это нелепость какая-то.
– Вы считаете? – Хиксли поднял глаза к потолку, вроде бы указывая на студенческие спальни.
Дарт недоверчиво покосился и с достоинством изрёк:
– Наши студенты из благородных семей.
– Все, мол, при деньгах, говорите?
– Послушайте, – устало сказал Милек Кочински. – При чём здесь эти чёртовы деньги? Вы расследуете смерть моего сына. Чёрт с ними, с деньгами.
Суперинтендант взглянул на проректора, как на противника в бридже. Во всём его следовательском облике – взгляде исподлобья, наклоне корпуса, напряжённом выражении лица – читалось растущее подозрение к своим собеседникам. Словно точно знал, что они блефуют.
Хиксли прочистил горло.
– Вашим вторым поручением, – напомнил он проректору, – было отправить двоих студентов в церковь за старым деревянным крестом.
– Для пьесы, – кивнул Дарт.
– Разумеется, – подчеркнул Хиксли. – Для пьесы. О чём она, кстати?
– О жизни и смерти святого Себастьяна.
– Это которому отсекли голову, а из раны потекло молоко?
Дарт не успел и рта раскрыть, как Кочински с укором проговорил:
– Вы путаете Себастьяна с великомучеником Пантелеимоном.
– Кто их разберёт. Я с детства не любил церковную школу, – заявил Хиксли. Лицо его при этом брезгливо сморщилось, став похожим на старую смятую газету.
– Святого Себастьяна привязали к дереву и пронзили стрелами, – уточнил Дарт.
– О! – Хиксли этот факт возмутил чрезвычайно. – Какая… дикость! – Он вновь изобразил отвращение к предмету разговора. – Стало быть, стрелы? Вот откуда ноги растут!
– Что вы имеете в виду? – спросил Дарт.
– Вы ставите пьесу о пронзённом стрелами человеке. Параллельно кто-то поставил свою пьесу…
У Кочински вырвался еле слышный стон. Суперинтендант, никак не реагируя, продолжил:
– Это явно сужает круг лиц, которых нам следует допрашивать.
– Вы хотите сказать…
– Что таких совпадений не бывает, не так ли? – перебил Дарта Хиксли. – Вывод напрашивается сам собой: Теофила убил тот, кто знал о ставящейся пьесе. Не нужно быть гением, – снисходительно заключил следователь. – Проще пареной репы.
«Нужно быть последней сволочью, – читалось в ответном взгляде Дарта, – чтобы назвать смерть ребёнка постановкой пьесы».
Кочински не отводил безразличного взгляда от закопчённого каминного свода, но в его позе легко угадывалось растущее напряжение, пальцы сильнее сжали подлокотники.
Приподняв голову, он вдруг сказал:
– Если вы не против, я прогуляюсь.
– Одну минуту, – остановил его Хиксли, перелистывая записи.
Проректор вновь замер.
– Вчера на допросе, – обратился Хиксли к Дарту, – вы упоминали, что мистер Кочински намеревался отвести сына исповедаться.
Дарт взглянул на Милека Кочински, тот потирал слабыми пальцами лоб.
– На какой-то миг мне показалось… – начал Кочински и замолчал.
Суперинтендант постучал ботинком о пол, уже с трудом скрывая накатывающее раздражение. Карандаш его нервически барабанил о блокнот.
– Мы не знали, как вразумить Тео, – пришёл на выручку проректору Дарт. – В тот момент мистеру Кочински показалось резонным… гм… попытаться достучаться к сыну через…
– Услуги господни? Ясно. – Хиксли достал сигареты. – И что было дальше?
– У меня ничего не вышло, – грустно отозвался проректор. – Тео лишь усомнился в трезвости моего ума. Он зашёл со мной в церковь, но через минуту сбежал. Тогда я велел ему идти в павильон на репетицию.
– Дальше, – сухо потребовал суперинтендант.
– Мы вошли в репетиционный зал вместе. Вскоре Поттегрю привёл остальных студентов.
– Вы помните, когда в последний раз видели Тео?
– Тогда и видел, – в глазах Кочински уже блестела влага. – Тогда… в последний раз…
Пока Хиксли царапал новую заметку, Милек Кочински поднялся с кресла.
– Дарт… – сказал он.
– Я обо всём позабочусь, – твёрдо заверил тот.
Кочински бесшумно вышел из кабинета.
– Кстати, – Хиксли оторвался от сделанной записи, словно и не заметив ухода проректора, – а кто мог знать о существовании креста в подвальном помещении, помимо работников церкви?
– Кто угодно, – пожал плечами Дарт. – Его год как убрали только. Там теперь каменный перед изгородью стоит.
– Ага! Значит, мы всё же имеем дело с тем, кто был здесь год назад и знал о существовании старого креста. Стало быть, первокурсников мы можем исключить.
Хиксли пробормотал какое-то поручение помощнику, а затем сказал:
– Кто из преподавателей находился в павильоне, когда началась репетиция?
– Мистер Поттегрю и мистер Треверс.
– Остальные?
– Находились в университете. Кто-то в преподавательской, кто-то у себя в комнате.
– Есть те, кто работает первый семестр?
– Нет. Коллектив у нас неизменный уже много лет.
– Вы знаете, у кого могли быть ключи от приходского подвала, кроме священника?
– Ключей никогда не было, мистер Хиксли. Вход в подвал находится с тыльной стороны церкви, но двери в него не запираются. Красть там решительно нечего. В былые времена это помещение служило бомбоубежищем. Сейчас это просто склад.
Суперинтендант что-то пометил в блокноте.
– Когда вы в последний раз видели Тео?
– В четверть восьмого, – ответил Дарт. – Во время потасовки в столовой.
Суперинтендант довольно кивнул.
