Я бросился на подмогу. Вместе мы подняли тяжелую дверь, словно крышку гроба. Изнутри хлынул свет, отражаясь от наледи на стенках. Туда вполне могло поместиться тело, только никакого тела там не было. Холодильник был пуст.
— Черт, — выругался Джим, собираясь опустить дверку, но тут я заметил в уголке что-то скомканное.
— Смотри, — сказал я.
Джим проследил за моим взглядом и сказал:
— Возьми это — я пару секунд смогу подержать крышку.
Я отпустил крышку, согнулся пополам и схватил оранжевый комок бумаги. Что это такое, я понял еще до того, как сунул бумажку в карман. Разогнувшись, я помог Джиму опустить крышку. Когда оставалось дюйма два, мы просто отпустили ее и бросились наутек. За спиной у нас раздался звонкий щелчок ручки. Мы в мгновение ока выскочили из гаража и пустились к лесу. У первых же деревьев мы остановились и передохнули, сидя на корточках и глядя на дом.
— Ну и где же Борис? — поинтересовался Джим. — Мэри отправила нас сама не знает куда.
— Она просто сказала, что он очень холодный. Может, он в озере.
— Озеро все еще затянуто льдом.
— Давай-ка драть отсюда.
— Погоди.
Джим принялся разгребать сосновые иголки на земле и наконец нашел камушек подходящего размера. Видя, как он поднимает его, я встал и помчался прочь. Я пробежал ярдов сто, когда услышал звук бьющегося стекла, а потом — топот Джима позади меня. Мы не останавливались, пока не добрались до ручья за домом Халловеев.
— Дай-ка мне посмотреть улику, — сказал Джим, тяжело дыша.
Я вытащил из кармана комок оранжевой оберточной бумаги.
— Салфетка? Сопли утирать? — спросил Джим.
— Нет, — ответил я и развернул бумажку. Внутри оказалась черная ленточка.
— Инжирный, — сказал Джим. — Это его угощения на Хеллоуин.
Я кивнул.
— Ну и как тебе такой бросочек? — засмеялся Джим. — Прямиком в окно второго этажа?
Я перепрыгнул через ручей.
— Теперь он будет знать, что мы у него побывали, — сказал я.
— Он знает о нас еще меньше, чем мы о нем, — возразил Джим, перескочил через ручей, и мы побежали дальше.
За обедом мама сообщила, что полиция не будет считать Бориса пропавшим еще как минимум неделю. Потом она рассказала, как Борис оставил свою семью и бежал от коммунизма.
— Весь этот путь он проделал, чтобы стать уборщиком в школе Ист-Лейка. — И мама рассмеялась.
Не успела она произнести последнее слово, как мы услышали вой полицейских сирен на улице. Джим первым сорвался с места, но все остальные — мама, Мэри и я — успели подбежать к окну, чтобы увидеть три полицейские машины, пронесшиеся мимо нашего дома. Мы все — даже мама — пошли надевать куртки и ботинки.
Мама запретила нам отходить от нее, и мы держались вместе. На улице потеплело. Тучи рассеялись, и вышла луна. Кто-то из соседей опередил нас, а кто-то еще только выходил из своих дверей. Мы увидели мистера Манджини, мистера и миссис Хаккет, женщину, которую мама называла Дайамонд Лил, и старых усталых Бишопов, а между ними — Регги, который выстреливал по сто слов в секунду.
Джим, который шел за мной, наклонился и сказал:
— Может, они нашли тело Бориса.
Я кивнул, а Мэри оглянулась и поднесла палец ко рту.
Действие явно разворачивалось в Ист-Лейке. Миновав дом миссис Хомретц, мы увидели, как полицейские машины с мигающими красными огнями въезжают на одно из полей между школой и лесом. Дальнейший путь толпе соседей преградил полицейский. Мы присоединились к зевакам. Мистер Мейсон, сухонький человек в больших очках, похожий на выросшего Генри, сказал маме, что Тони Калфано перебил все окна в школе из духового ружья. От других мы узнали еще кое-какие подробности происшествия. Мистер Фелина сказал:
— Он явно переходил от одного окна к другому и палил из своего ружья.
Джим схватил меня, и мы просочились на передний край. За полем повсюду виднелись разбитые стекла, в которых отражалась луна. Кое-где в окнах стекол не осталось вообще, а в других торчали обломки, напоминая о замерзших глазах мистера Барзиты. Полицейский, который не пускал нас, рассказал все, что знал сам. Мы внимательно слушали. Оказывается, когда полиция приехала на место, подозреваемый все еще находился там.
— Его посадили сзади в патрульную машину, — сообщил полицейский. — Его ружье у нас.
Тут подъехал Клири, припарковался на автобусном развороте и вышел из машины. В помятом костюме он подошел — медленно и на прямых ногах, как лунатик, — к тому месту, где сгрудились все мы.
— Прошу вас разойтись по домам, — произнес он и даже отпустил свое горло, чтобы поднять вверх обе руки. — Идите по домам и сообщите соседям, что завтра занятий в школе не будет.
Родители приказали своим чадам, которые были в толпе, не визжать. Мы с Джимом, улыбнувшись, переглянулись.
— Тебе завтра не надо в школу, — сказал он. — Тони Калфано — мой новый герой. — Джим сделал вид, будто стреляет из ружья от бедра. — Мне нужно в моей школе устроить то же самое.
— Занятия отменяются, — объявила Мэри, когда мы возвращались домой. Рядом с нами никого не было, но мама понизила голос.
— На ремонт пойдут денежки с наших налогов, — сердито сказала она. — Кто дал этому идиоту ружье?
Мы улеглись спать. Я уже довольно долго пролежал в кровати, когда в дверь постучал Джим, вошел и сел в ногах моей кровати. Из коридора падал свет.
— Как ты думаешь, может, это месть мистера Уайта за то, что я разбил ему окно?
— Что-что? — переспросил я.
— То, что случилось в Ист-Лейке. Может, мистер Уайт вселился в Тони и приказал ему разбить окна?
— Он обладает сверхъестественной силой.
— Да-да, — подтвердил Джим. — Дело принимает серьезный оборот.
— А Борис мертв?
— Вот что я думаю. Мистер Уайт убил его, засунул в его же машину и отвез по льду залива подальше от берега. Лед растает, треснет — и Борис с машиной исчезнут навсегда.
— Может быть.
День клонился к вечеру, дождь хлестал как из ведра. Мы с Мэри в подвале разглядывали Драный город. Джим еще не вернулся из школы. Мэри сказала, чтобы я сел на стул Джима.
— Ты должен выбрать кого-нибудь и внимательно его разглядывать, — объяснила она.
— Кого?
— Кого хочешь.
— Тогда мистера Конрада.
Мэри встала рядом со стулом, наклонилась и принялась нашептывать числа мне в ухо. Числа нанизывались одно на другое, и эта числовая лента удерживала на месте мою голову. Они текли струями, потом потоками, а потом я перестал их замечать. Заметил я только, что с макушки мистера Конрада отвалился и упал кусочек глины. Уши его чуть обвисли, а спина немного сгорбилась. Мистер Конрад стоял перед своим домом и смотрел на другую сторону улицы — на участок Хайесов. Тут все было картонное и глиняное, но по краям что-то двигалось. Я видел газоны, дом с желтой дверью по другую сторону улицы, видел кусты перед ним. Мое внимание привлек цвет двери, а потом я услышал, как Мэри сказала: «Равняется», — и на долю секунды я оказался в спальне, и миссис Хайес голая курила в кровати, раскинув ноги. Я моргнул — и она исчезла в дыре внутри глиняной головы мистера Конрада, стоявшего перед своим картонным домом.
— Вот так, — сказала Мэри.
Когда она ушла в свою классную комнату и там начался урок, я заметил, что Бориса больше нет на канализационной трубе — теперь он лежал на старом журнальном столике, между трубой и Драным городом.
Я не знал, отчего у меня болит голова: то ли виновата была Мэри, то ли мои мозги не могли все это переварить. В полпятого по телику показывали «Мотру»:[54] про двух крохотных близнецов, которые жили в птичьей клетке и пели, как антенна над моей комнатой. Я заснул, когда гусеница Мотры плыла по океану, и один раз проснулся — когда у нее уже были крылья и она разрушала город. А потом меня разбудил Джим и позвал к обеду.
За обедом Мэри рассказала, как одного мальчика из ее класса — Джина со стальными костылями, по прозвищу Механический Краб, — вырвало.
— И тогда пришел мистер Клири и все убрал, — добавила она.
Мама рассмеялась в свой стакан с вином.
— С помощью этой красной дряни? — спросил Джим.
Мэри кивнула.
— А гримасы он корчил? — спросил я.
— Почти.
Джим поднес правую руку к горлу, напряг ноздри и принялся двигать глазами из стороны в сторону. Мама так расхохоталась, что закашлялась. Даже когда мы с Мэри кончили смеяться, мама все кашляла и кашляла — ей было не остановиться. Она отвела подальше от себя руку с сигаретой, а другой рукой закрываю рот. Лицо у нее покраснело, в уголках глаз появились слезы. Чем сильнее становился кашель, тем тише он был. Джим вскочил со своего места и шарахнул маму по спине. Она замахнулась на него, и Джим отпрыгнул в сторону. Минуту спустя мама перевела дыхание.
