– Тебе лучше отсюда свалить, пока я не начала отогреваться.
Остроумно.
И я свалил.
В течение нескольких лет я с переменным успехом работал на Зеба, главным образом на Манхэттене. На моих глазах галлоны ботокса впрыскивались в акры кожи. Деньги поступали нерегулярно, но суммы были весьма приличные, и должен признать, что имелись дополнительные привилегии; единственная проблема состояла в том, что леди, которыми занимался Зеб, не должны были активно двигаться в течение двадцати четырех часов, поэтому приходилось соблюдать осторожность.
Сначала у нас с Зебом получалось неплохо. Когда я говорю «неплохо», это означает, что мне никогда не приходилось больше пяти раз спрашивать про свои деньги, а он не пытался оставить себе больше сорока процентов. Однажды мне пришлось потрясти его за воротник, но дальше ни разу не заходило. В течение первого года никто не пытался ограбить Зеба; в его извращенном сознании тот факт, что его не пытались шантажировать, был равносилен грабежу с моей стороны – получалось, что он платил мне напрасно. Я объяснял ему, что одно мое присутствие является средством ядерного устрашения. Однако все мои доводы не достигали цели – его разум работал иначе. Дошло до того, что он начал затевать ссоры с людьми, провоцируя их на драку с ним, а точнее, со мной. Большинство были смущенными домохозяйками, никогда не слышавшими оскорбительной брани, не прошедшей фильтровки в телевизоре, но периодически у них находились охранники, и я получил несколько совершенно ненужных ударов, потому что Зеб хотел выставить себя крутым парнем. Настало время, когда он принялся расхаживать по Восьмой авеню, точно Тони Минеро, разбрасывая оскорбления направо и налево. Он не обращал на меня внимания, принимая мое присутствие как должное. Однажды вечером я остановился на перекрестке и дал ему возможность уйти вперед, продолжая сыпать ругательствами – пошел вон, идиот; с дороги, придурок, пока какой-то студент не врезал ему по роже. Удар получился роскошным, из тех, что вызывают восхищение у прохожих.
Вскоре после этого мы расстались, я смотал удочки и отправился в Клойстерс, но через шесть месяцев Зеб нашел меня и основал «Кронски Лечит» в небольшом офисном здании. Почти целый год он твердил, что его переезд связан с тем, что я его единственный друг. Но однажды вечером в «О’Лири» он так сильно напился, что забыл, кто я такой, и признался тому, за кого меня принял, что у подруги какого-то продавца наркотиков из Куинса обвисла кожа на щеке из-за дешевой дряни, которую он ей впрыснул, и ему приходится скрываться, пока все не уляжется. Но потом Зеб стал хорошо зарабатывать в Клойстерсе и решил здесь задержаться.
Я больше не работал на Зеба, хотя он просил меня об этом каждый день. Теперь я болтался рядом с ним бесплатно. Хорошо иметь приятеля, с которым можно вместе выпить, к тому же мы любили перебрасываться цитатами из фильмов и названиями песен, получая от этого огромное удовольствие.
* * *Я бывал и в худшей форме, но не в последнее время. В моей памяти еще свежи воспоминания о тех днях, когда я справлялся с трудностями так же легко, как обычно переносит алкоголь молодой человек; мог не спать всю ночь, а потом спокойно проработать целый день. Теперь же я стонал при каждом шаге и шел так, словно мои кости стали стеклянными. Схватки с Бонзо, парнем, который обожал сандвичи с тунцом и плавленым сыром, а также с головорезами Фабера дали о себе знать, и я не удивлюсь, если в результате умру раньше срока.
Что ж, книга жизни Фабера закрыта, если только он не сможет сгенерировать новое сердце. Возможно, у него имелись причины убить Конни, но он унес их в могилу. Может быть, когда он выплывет из Туннеля, то сможет объяснить что-то апостолу Петру. Ради Фабера же надеюсь, что он сумеет придумать что-то получше, чем «она ударила меня по щеке, Господи». Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы послушать их разговор.
Проблема Дикон пока не решилась. Но у меня возникло чувство, что, как только Ронни надоест играть в суперполицейского, она мне позвонит. Мне хотелось надеяться, что детектив Дикон окажется на моей стороне, когда мне потребуется помощь полицейского. Я и сам могу ей позвонить, если потребуется, но цыплят по осени считают. В первую очередь Ронни – коп, и она будет стоять на страже закона, даже если это приведет нас обоих к гибели.
«Цыплят по осени считают? – встрял Призрачный Зеб. – Какого дьявола ты их считаешь?»
Неужели ты меня не слушаешь? Речь идет о том, чтобы считать их по осени.
«Считать цыплят или не считать, мне без разницы. Ты с этим покончил, а как же я? Меня надо найти».
Скорее всего, ты мертв.
«Да, скорее всего. А если я искалечен и лежу где-то с отсеченным членом? Возможно, осталось всего сорок пять минут для срочной операции по реплантации».
Я не выдержал и поморщился.
Ладно, Зеб, ладно. Я постараюсь навести кое-какие справки.
«Когда?»
Скоро, очень скоро. Но сначала мне нужно забрать свои ресурсы на автобусном вокзале, а потом решить вопрос с работой и миссис Делано.
«Я умираю от потери крови, а ты решаешь свои вопросы?»
Если я тебя найду, ты уйдешь из моей головы?
«Да, а кроме того, буду заниматься твоими волосами бесплатно».
Вот теперь я вижу, что ты ненастоящий Зеб.
* * *Моя квартира уже должна была быть свободна от парней Фабера, потому как его дыхание в последний раз затуманило зеркало, но я на всякий случай позвонил в местный полицейский участок от имени мистера Хонга и скользнул вверх по лестнице к квартире Софии, когда патрульная машина подъехала к дому.
София Делано сразу распахнула дверь, как только я постучал, ее грудь вздымалась так, словно она только что пробежала милю.
– Кармин, – выдохнула она. – Я так долго ждала.
Я вошел в прихожую, чувствуя ее дыхание на своей щеке; ее помада блестела.
Делано мне кое-кого напомнила. Нет, не Синди Лопер. Светлые волосы, недавно высушенные и оттого пышные. Полосатое шерстяное платье, леггинсы и балетки.
Тут на помощь пришел Призрачный Зеб:
«Мы дети в Америке, о-хо-хо».[80]
– Мой образ Ким Уайлд, – сказала София Делано. – Он тебе всегда нравился, Кармин. Помнишь тот клуб? На Сто восемьдесят седьмой? То были хорошие времена.
Она выглядела великолепно, и от нее чудесно пахло. Если б только я мог вспомнить хорошие времена…
– Миссис Делано… София… Я не Кармин. Я Дэниел Макэвой, из квартиры снизу. Вы меня ненавидите, помните?
София взяла мое лицо в свои ладони.
– Больше нет, – сказала она и крепко меня поцеловала.
Больше нет? Значит ли это, что она меня перестала ненавидеть? Или она не помнит?
Я не знал, но сейчас меня это не особенно беспокоило.
И, хотя я не делил восьмидесятые годы с этой женщиной, я помню то десятилетие. И вот оно вернулось. Вместе со сладким шоколадным ароматом, плечиками, туманом спрея для волос и мягкими красными губами. Получилось нечто большее, чем поцелуй, – я словно оказался в машине времени.
Я чувствовал, как распущенные волосы Софии щекочут мне щеку, слышал, как она тихонько постанывает, как будто ее мечты осуществились, и мне захотелось заплакать. Как низко я пал, если связался с женщиной, лишенной душевного равновесия?
Я осторожно отстранил ее, услышав мягкий хлопок вакуума, когда наши губы разъединились.
– П-подожди, – запинаясь, пробормотал я. – Это неправильно. Я не могу… мы не можем.
На ее верхней губе осталось большое пятно от помады.
– Конечно, мы можем, малыш. Это не в первый раз. Но давай все сделаем так, словно он последний.
Какое приглашение. С такой строкой можно продать сценарий.
– Нет, София… миссис Делано. Это не я. То есть я не Кармин.
Тут произошло нечто неожиданное. Она ударила меня по лицу, да так сильно, что я даже покачнулся.
– Возьми себя в руки, Кармин. Как ты думаешь, сколько у нас жизней? Следующим летом мне будет сорок, и это мой последний второй шанс. Ты намерен снова разбить мне сердце?
Я не мог так поступить. Будь я проклят, мне бы следовало, но я не нашел в себе сил.
– Ладно, София. Ладно, я понял. – Я нежно погладил ее шею, получилось вполне естественно. – Сегодня не будет никаких разбитых сердец. Я хочу это сделать медленно, не торопясь. У нас ведь есть время, правда?
Миссис Делано неуверенно заморгала, словно умела делать только одно – предлагать секс мужчине по имени Кармин.
– Время?
– Да, время для романтики.
– Ро-мантики? – Слово застряло в ее горле. – Ты хочешь романтики?
– Конечно. Мужчина может измениться, верно?
– Думаю… думаю, да.
Вот те на. Передышка, хотя какая-то часть – и немалая – моего сознания не хотела передышки.
– Хорошо. Замечательно. Послушай, София, у тебя есть что-нибудь выпить?
