Розалинда показала в сторону гостиной.
– Подождите, пожалуйста, вот здесь.
– Учитывая суть моих вопросов, я должен уточнить, есть ли здесь место, где я могу поговорить с Глэдис с глазу на глаз?
Медсестра на секунду задумалась, потом кивнула на дверь с табличкой «Офис»:
– Подождите там.
Мы с Брук попали в комнату, которая, судя по всему, представляла собой мозговой центр пансионата «Санта-Ана». Шкафы с папками, книги по психологии, компьютер с защитным экраном.
– Ты не очень-то ласково с ней разговаривал, – заметила Брук.
– Мне уже приходилось иметь дело с подобными людьми, – ответил я.
– С подобными людьми? Что это значит?
Я промолчал, поскольку это не означало ровным счетом ничего, кроме того, что мне страшно хотелось отсюда выбраться, сесть в машину и вообще как можно быстрее оказаться в самолете и улететь на восток.
Лестница заскрипела, и раздались тяжелые шаги.
В дверях офиса показались Розалинда и та женщина, которую, судя по всему, звали Глэдис Томас. Глэдис была значительно выше Розалинды и бесполезно пыталась спрятаться за ее спиной. Что-то во внешности Глэдис сразу настораживало: в глаза бросалось какое-то странное отсутствие энергии.
Мы с Брук встали.
– Глэдис, это…
Розалинда явно забыла, как нас зовут.
– Я доктор Маккормик, а это – доктор Майклз. Мы хотим задать вам несколько вопросов.
Глэдис ничего не ответила, лишь еще больше ссутулилась.
– Не волнуйся, милая, присядь вот на этот стул. И отвечай на вопросы докторов.
Розалинда показала на старый, обитый потрепанной тканью стул и уселась сама. Потом взглянула на меня и добавила:
– Он тебя не укусит. Так ведь, доктор?
– Я уже давно перестал кусаться, – улыбнулся я и тут же заметил, что остальных мой ответ не развеселил. – Нет, Глэдис, я не кусаюсь. И доктор Майклз тоже.
Я снова изобразил улыбку.
Глэдис с явной неохотой вошла в офис и тяжело опустилась на стул.
Она была высокая, возможно, пять футов одиннадцать дюймов, а потому сильно сутулилась. Я бы дал ей лет двадцать семь – двадцать восемь. Темные волосы, голубые глаза – довольно симпатичная. Если бы не сутулость и не тупое выражение лица, была бы по-настоящему привлекательна. Вполне можно понять интерес Дугласа Бьюкенена.
Я взглянул на Розалинду, надеясь, что она поймет намек и уйдет. Однако этого не случилось.
– Вы не возражаете, если я останусь? – поинтересовалась она.
– Возражаю.
Брук не выдержала и вмешалась:
– Наш опыт показывает, что подобные интервью оказываются более эффективными, если проходят без свидетелей. Если вдруг возникнут проблемы, мы тотчас обратимся к вам за помощью, сестра Лопес.
Розалинда секунду помедлила, но все-таки встала.
– Если понадоблюсь, я – напротив, в гостиной.
Молодец, Брук!
Я повернулся к Глэдис и внимательно на нее посмотрел. Она опустила голову и тяжело вздохнула. И наконец я понял, что именно мне показалось странным в ее поведении в тот момент, когда она вошла в комнату: медленные, печальные движения, хмурое выражение лица. За годы учебы и работы я насмотрелся много чего в этом роде. Женщина явно страдала депрессией.
Глэдис Томас снова вздохнула. Господи, да она просто несчастна.
В этот миг она взглянула на меня, и наши глаза встретились.
– Вы чем-то расстроены, Глэдис? – поинтересовался я.
– А? Нет.
– Вы кажетесь расстроенной.
Она покачала головой:
– Нет.
Я начал чертить в блокноте – просто так – беспорядочные линии, чтобы сделать вид, будто пишу. Глэдис явно следила за движениями моей руки.
– Знаете, если что-то в вашей жизни не так, вы вполне можете с нами поделиться. Мы врачи и только помогаем людям.
Глэдис ничего не ответила, нахмурилась и отвела взгляд. Брук тоже нахмурилась, но по другой причине. Немного помолчав, она наконец произнесла:
– Это правда, милая, вы можете поделиться с нами всеми своими неприятностями.
Глэдис упорно изучала собственные ноги.
Церемония слишком затянулась, поэтому я решил, что пора приступать к делу.
– Ну хорошо, Глэдис. У вас есть телефон? Сотовый, который вы всегда носите с собой?
Не поднимая глаз, она ответила:
– Нет.
Я снова повторил:
– Вот такой телефон у вас есть? – и вытащил из кармана свой.
Глэдис отрицательно покачала головой.
– А вы не знаете человека по имени Дуглас Бьюкенен?
Она быстро взглянула на меня, потом снова опустила глаза.
– Дуглас Бьюкенен, – повторил я.
– Я его не знаю.
– А мне кажется, вы должны знать Дугласа.
– Нет, не знаю.
– Вы оставили ему сообщение, на его сотовом.
Она заплакала.
– Глэдис, откуда вы знаете Дугласа?
Она не отвечала – плакала.
– Глэдис, кто такой Кейси?
Она отвернулась от меня и попыталась подтянуть коленки на стул. Стул оказался слишком маленьким, и ноги постоянно сползали, а она снова их поджимала.
– Так кто же такой Кейси?
Я быстро взглянул на Брук, и она, тоже взглядом, недвусмысленно мне ответила. Мы явно думали об одном: эта девушка многое скрывает.
Я спросил снова, на сей раз еще более настойчиво:
– Так кто же такой Кейси?
Глэдис быстро подняла на меня глаза, а потом снова уставилась в пол.
– Глэдис, все в порядке. Не бойтесь, смотрите на меня. Кейси и Дуглас Бьюкенен – один человек?
Молчание.
– Вы когда-нибудь бывали в Балтиморе? Это город на Восточном побережье. Вы когда-нибудь там были?
Молчание.
Я открыл папку и достал фотографию Дугласа Бьюкенена – большое черно-белое изображение, которое, скорее всего, представляло собой копию копии чего-то, что полицейские там, в Балтиморе, каким-то образом изъяли из документов доктора Джефферсона. Встал и, подойдя к Глэдис, протянул ей фотографию.
– Вам знаком этот человек?
Она мгновение неподвижно смотрела на изображение, потом резким движением выхватила его из моих рук. Быстро провела пальцами по гладкой бумаге.
– Это Дуглас, – медленно произнес я. – Вы его знаете, так ведь?
Глэдис уже успела прийти в себя и снова начала отпираться:
– Нет, я его не знаю.
Но фотографию не отдавала.
– Он мертв. Вот этот человек мертв.
Для Глэдис Томас эти слова прозвучали как взрыв бомбы. Она словно окаменела. Рот безвольно раскрылся, и лишь нижняя губа как-то странно подрагивала.
– Он умер два дня назад. – Я подождал, пока до нее дойдет новая информация, и повторил: – Он мертв. Вы знаете, что такое мертвый? Его нет. Он уже никогда не вернется.
Мне кажется, Глэдис меня даже и не слушала: она просто сидела с открытым ртом.
Брук тронула меня за руку.
– Доктор Маккормик…
Я снова произнес то же самое:
– Он умер, Глэдис.
Наконец через несколько секунд что-то в ее взгляде словно переключилось, она поднесла фотографию к губам и зарыдала.
– Нет!
– Да.
Брук осуждающе посмотрела на меня.
Я позволил Глэдис немного порыдать, а потом продолжил наступление.
– Ему причинили большое зло, и мы хотим найти того, кто это сделал, – принялся объяснять я. – И нам очень нужна ваша помощь.
Однако мой голос утонул в причитаниях.
Слезы и сопли текли по лицу Глэдис и на прижатую к груди фотографию.
– Я люблю тебя, – несколько раз повторила она сквозь рыдания. – Кейси, Кейси, Кейси!
Опустив глаза, я ждал, пока рыдания хоть немного утихнут. Не тут-то было. Брук встала и обняла Глэдис, а та словно погрузилась в эти объятия. Рыдания перешли в вой.
– Ш-ш-ш, – попыталась унять ее Брук.
Не выпуская из руки фотографию, Глэдис тоже обняла Брук. Растроганный, я наблюдал за этим проявлением женской солидарности, над которой не властен даже коэффициент умственного развития. Глэдис завыла во весь голос.
Дверь резко распахнулась, и на пороге показалась медсестра.
– О Господи! – в ужасе воскликнула она. – Что здесь происходит?
– Все в порядке, – заверил я ее.
– В том-то и дело, что не все в порядке.
Глэдис снова закричала.
– Вам необходимо уйти, – приказала Розалинда. – Уходите! Сейчас же, быстро!
Брук продолжала обнимать Глэдис, тщетно пытаясь утешить безутешную. Ну а мне пришлось заняться Розалиндой.
– Нам необходимо закончить дело, – пояснил я.
– Вы не можете являться сюда и вот так расстраивать…
– Если честно, то могу, – прервал я ее и, поднявшись, подошел к двери.
Розалинда взглянула на Глэдис и Брук, оценила ситуацию и, судя по всему, решила оставить подопечную в руках доброй докторши. Потом повернулась ко мне.
Я открыл дверь в коридор и услышал, как удаляются шаркающие шаги. Да уж, о конфиденциальности мечтать не приходится.
