Мы получили разрешение приехать завтра в восемь утра и попрощались.
По дороге к машине мы с Брук не произнесли ни слова. Я посмотрел на небо: солнце низко повисло над горами, и закат приобрел пурпурный оттенок. В иных обстоятельствах картина оказалась бы необычайно красивой.
Мои калифорнийские мечты прервала Брук:
– Они врут. Обе. Правда?
Я взглянул на нее через капот машины.
– Я считаю именно так.
– Почему?
– Почему я так считаю?
– Да ну тебя, Натаниель. Почему они врут?
Я уселся за руль и включил зажигание.
– Если бы это мне было известно, то уже сегодня вечером я оказался бы в самолете.
В желудке у меня заурчало так громко, что Брук даже удивленно взглянула. Тут до меня дошло, что я ничего не ел, кроме сандвича в самолете.
– Я отвезу тебя в офис, а потом мне нужно будет купить какой-нибудь еды и спокойно все обдумать.
Брук с минуту помолчала, потом неожиданно произнесла:
– Спасибо, но я бы с удовольствием пообедала вместе с тобой.
– А тебе не нужно возвращаться домой, к мужу?
– Нет, – коротко ответила она. Я подумал, что это очень странно и даже интересно, но требовать объяснений не стал. А Брук добавила: – Недалеко от моей работы есть прекрасный японский ресторан.
Какое-то время мы ехали молча, и лишь время от времени Брук давала указания: «Сейчас налево», «В следующем квартале направо» и так далее.
Наконец она заговорила:
– Может быть, он действительно любил именно ее, хотя и спал с другими напропалую. И это, возможно, объясняет и телефон, и то, что с ней-то он как раз не спал.
– По сути, она не говорила, что они не занимались сексом. Но я тоже об этом думаю. Возможно, он спускал пары со всеми этими женщинами в Балтиморе, а сам любил эту скромную девушку в Калифорнии. То есть хотел иметь сразу и одно, и другое. – Я немного подумал. – Должен признаться, это мне совсем не нравится.
– Что именно?
– Да вся эта ложь. И Глэдис, и Розалинды. Какой им смысл врать? Какой смысл врать Розалинде?
– Может быть, в пансионате нельзя иметь подобные отношения. И скажем, Розалинда в курсе дела. В таком случае она не захочет разглашать, так ведь? Просто чтобы спасти собственную шкуру.
– Возможно. Об этом я спрошу завтра.
Даже говоря это, я не сомневался, что на самом деле вопрос вовсе не ограничивается желанием сохранить в секрете любовь, – здесь явно что-то иное. Доказательств у меня никаких не было, но интуиция подсказывала, что я прав.
Брук спросила:
– А почему ты думаешь, что именно Кейси дал ей сотовый?
– Чтобы можно было разговаривать, поддерживать отношения.
– Нет, я не об этом. Почему ты считаешь, что телефон дал Кейси, а не кто-то другой?
– Ну я же сказал: любовь на расстоянии. Кроме того, телефон тут же отключили, едва в дело вмешалась полиция Балтимора. Словно существовал план на случай непредвиденных дополнительных обстоятельств.
– И тебе кажется, Глэдис могла это сделать?
– Не знаю. Но думаю, что Глэдис сказала Розалинде, а та уже сделала все остальное. То, что она знала о существовании телефона, не вызывает сомнений.
– Но зачем было Кейси брать на себя все эти хлопоты, снабжать ее телефоном? Зачем рисковать, посылая Глэдис деньги на оплату разговоров и заставляя все это делать?
– Может быть, за Дугласом следили.
– Кто именно?
Я недоуменно пожал плечами. Брук, не поворачиваясь, смотрела вперед.
– Завтра мы на нее нажмем. Я займусь сама – попробую остаться с ней наедине и…
– Брук…
– И попытаюсь выудить из нее, что к чему. Мне кажется, существует какая-то связь…
– Брук, – повторил я уже резче, – мне вовсе не нужно помогать в расследовании. Спасибо за то, что сегодня поехала со мной, но дело поручено именно мне.
Она нахмурилась и откинулась на спинку сиденья.
– Ты находишься здесь по приглашению департамента здравоохранения штата Калифорния и округа Санта-Клара.
– И что с того?
– Да просто то, что мне здесь делать совсем нечего. В моем ведении пара программ наблюдения за туберкулезом и СПИДом, но они крутятся сами собой. А я вполне могу помочь тебе.
– Это даже не твоя область…
– То есть?
– Ты же эпидемиолог. А это расследование из области специального патогенеза…
– О, пожалуйста, не изображай со мной такое важное официальное лицо.
– Я вполне серьезно. Меня прислали на пару дней, чтобы все здесь выяснить и быстренько вернуться на восток. Все равно это тупик. Завтра часам к одиннадцати утра я все закончу.
– А как же насчет телефона и этой тайной любви? Как насчет «я не люблю, когда врут»?
– Ну а что здесь такого? Между ними существовали какие-то отношения. Странные. Действительно интересно, как именно все это могло происходить. Есть телефон, а теперь и сама Глэдис, и ее медсестра врут насчет него. Но я уверен, к событиям в Балтиморе это не имеет никакого отношения.
Брук немного помолчала, обдумывая мои слова, потом заключила:
– Нет, ты вовсе в этом не уверен.
– Уверен. Этого парня – Кейси, или Дугласа, или как угодно его назови – скорее всего убил брат какой-нибудь из изнасилованных девчонок. Он был сексуальным хищником – ты об этом помнишь? И кого-то, скорее всего, сильно обидел.
– И все же ты не считаешь происходящее здесь незначительным. Просто хочешь от меня избавиться.
– Ты права, Брук. И потому, что мы провели вместе с тобой полдюжины ночей, ты читаешь мои мысли и чувства.
Она неожиданно улыбнулась:
– Так и есть.
Больше она ничего не сказала, но продолжала улыбаться.
К концу обеда в японском ресторане я начал ощущать полное изнеможение – дали себя знать и съеденная рыба, и выпитое пиво, и самолет, и разница во времени, и неделя страшного недосыпания. Так что Брук удалось окончательно меня уломать. Мы снова принялись обсуждать отношения между Дугласом (или Кейси) и Глэдис Томас.
– Почему она назвала именно Нью-Йорк? – спросила Брук.
– Просто потому, что Нью-Йорк – знаменитый город, а Балтимор нет. Может быть, она лишь его и смогла вспомнить. Может быть, так сказал Дуглас-Кейси. В конце концов сам ведь он из Йорка, Пенсильвания. Она могла и перепутать.
– Мне все это кажется очень странным. А то, что она сказала именно «Нью-Йорк, где разбились самолеты», словно поставило на ее слова печать определенного времени.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду то, что когда она узнала о городе, по крайней мере когда он приобрел для нее значение, Нью-Йорк еще непосредственно связывали с событиями одиннадцатого сентября. То есть это говорит о том, что Дуглас Бьюкенен стал для нее связываться с Нью-Йорком после теракта.
Я допил пиво.
– Между Йорком, Нью-Йорком и «где разбились самолеты» слишком большие расстояния. Судя по всему, он не слишком-то часто здесь показывался. – Я на минуту задумался. – Ситуация, подобная этой, могла бы позволить ему вести две различные жизни.
– Ты сказал, что его родители умерли. Так, может, отсюда и деньги на телефоны и поездки.
– А может быть, это дело полиции. Мы здесь ничего не узнаем. В наши полномочия входит выяснить, спала ли эта девчонка с Кейси или нет. А если спала, то заразилась ли она или сумела избежать этой участи.
Я сделал знак официанту, и через минуту нам принесли счет.
– Где ты остановился? – поинтересовалась Брук.
– Пока не знаю. Думаю, что заеду в мотель недалеко от аэропорта.
– У меня есть свободная комната. Так что добро пожаловать…
– В мотеле будет нормально. И кроме того, что скажет твой муженек?
– Ничего не скажет.
– Ты что, до такой степени его обуздала?
– Чтобы такое было возможно, он должен существовать.
У меня появилось страшное ощущение прямого попадания в глубокую лужу.
– Но он же не умер, надеюсь?
Она рассмеялась:
– Ни в коем случае. Когда я слышала о нем в последний раз, то говорили, что он здорово трахает одну свою студентку-дипломницу. Особенности преподавания в университете, понимаешь ли…
Вот в эту самую минуту на стол опустился счет за обед. Мы одновременно к нему потянулись. Мне удалось схватить его первым. Брук молча на меня посмотрела.
– Ты сказала «трахает», или мне показалось?
– Сказала.
– Лексика свободной женщины.
– Учитесь воспринимать вещи такими, как они есть, доктор Маккормик, – изрекла она, допивая пиво. – Вы оплачиваете обед, а я организую ночлег.
Официант вернулся с кредитным чеком, и я его подписал. Потом дал парню чаевые в двадцать пять процентов счета – спасибо американским налогоплательщикам.
– Мы разорвали помолвку полгода назад, – сказала Брук.
Я не сразу смог продолжить разговор. Наконец пришел в себя и попытался обороняться:
