Виктор Пронин - Ошибка в объекте

– Культура общения, – неуверенно проговорил Николай.

– Это не культура. Это всеядность!

– Отстань, – сказал Николай.

– Что?!

– Это я не тебе... Если бы ты знала, Надя, какая ты сейчас красивая! Нет, без дураков!

– Что?! – поняв, что он сказал, Надя расплакалась.

Николай смотрел, как она на ощупь пыталась найти носовой платок, как, стараясь не оборачиваться к нему мокрым лицом, прошла к тумбочке и вынула оттуда косынку и снова разрыдалась, уткнувшись лицом в эту такую знакомую ему синюю косынку с красными мелкими цветочками – он сам когда-то подарил ей этот лоскут.

Николай сидел с застывшей отрешенной улыбкой, как человек, который попал в комнату, где что-то происходит, а он никак не может понять – что именно. Но вот на его лице выразилось раздумье, как если бы он пытался что-то вспомнить. Потом лицо стало растерянным: он понял. Вскочив с кровати, Николай подбежал к жене, обнял, и она, не сдерживаясь, уткнулась ему в грудь. Уголком косынки Николай осторожно вытер ее лицо, поцеловал в глаза.

– Ох, Надя, Надя, и что же нам с тобой делать... Что же делать?! – вырвалось у него с неподдельным отчаянием.

– А знаешь, – сказала она, – переезжай сюда, а? Будем на одном заводе работать... Нам здесь комнату дадут... Ведь как-никак мы с тобой муж и жена... Пацана своего возьмем у стариков. Здесь за углом детский сад... А? Коля?

– Нет, – он безнадежно покачал головой. – Не получится.

– Почему?! Ну почему, Коля?

– Не знаю... Не получится, и все.

– Получится. Хочешь, я возьму все хлопоты на себя? Хочешь?

– Нет, – он улыбнулся, помолчал. – А ты помнишь, как я к тебе в самоволку бегал? Кошмар, – проговорил он мечтательно... – Ночью, после отбоя, удрать из казармы... На это мог решиться только законченный преступник, – он вдруг осекся, посерьезнел. – Послушай, Надя, а давай уедем на Север куда-нибудь? А? На Камчатку, Чукотку, Сахалин... А? Вот здорово было бы!

– За удачей? – грустно спросила Надя.

– Да ну ее к черту, удачу! Уедем, и все! А? Хоть завтра, а?

– А здесь тебе не нравится?

– Не нравится. Завод, пыль, гарь...

– А там – мороз, снег, долгая зима... Оставайся, Коля! Завод большой, электрики нужны, ты же хороший электрик! В этой комнате и будем жить... Девочек переселят. А там и квартиру дадут... Как я по сыну соскучилась – сил нет! И он с нами будет жить, а? Вечером гулять вместе будем, здесь речка недалеко, летом можно купаться...

– А на Север не поедешь? – спросил Николай. – Поедем на Север, а, Надь? Или на Дальний Восток... Будем на лыжах кататься, крабов ловить, за грибами ходить! Я с одним парнем познакомился, он оттуда приехал, говорил, что в ведро больше трех белых не помещается... А ягод сколько! На Сахалине к осени города пустеют – все уходят в лес за ягодами, представляешь? А еще можно поехать на Кольский полуостров... Какая там природа, особенно на юге... Озера, скалы, лес... Один рассказывал – чистота в лесу, как в парке, – Николай говорил все медленнее, тише, говорил, чтобы только не молчать... – А еще один парень часа три в поезде про Алтай... Вот, говорит, край сказочный! Леса, сопки! А охота! Зверей там больше, чем в зоопарке! Представляешь?

– Коля, что случилось? – спросила Надя. – Ты можешь сказать?

– А что случилось? Ничего! – Он попытался игриво передернуть плечами, но не получилось. – Я просто предлагаю тебе на выбор, куда можно поехать...

– Значит, куда угодно, только туда, где нас нет... Да? Удачу ищешь?

– Что ты, Надя! – неожиданно искренне проговорил он. – Теперь я бегу от нее... Теперь за мной такая удача гонится... Не только на Сахалин, на Командорские острова уплывешь.

– Зачем ты приехал? – спросила Надя опустошенно. – Зачем ты приехал, Коля?

– Не знаю. Не мог не приехать... Не мог, понимаешь? Не мог. И без тебя не могу.

– Оставайся.

– Поехали на Север, Надя? Поехали! Ну хочешь, на колени встану, – он бухнулся на коврик, но опять не смог сдержать дурашливого тона.

– Передавай привет Костомахе, – руки ее невольно гладили, перебирали его волосы. – Скажи, я его помню...

– Спасибо, – отвечал Николай, не поднимая головы. – Обязательно передам.

– И Бреку кланяйся.

– Поклонюсь. Ему будет приятно.

– Скажи, что я всегда восхищалась его способностью, будучи полным ничтожеством, изображать себя невесть кем.

– Передам... А я пацана нашего видел два дня назад...

– Где? – Она попыталась заглянуть ему в глаза. – В деревне? Ну как он? Вырос, правда?

– Затюканный какой-то...

– Тебе показалось. Он отвык от тебя. А вообще веселый... В тебя. Как он? Вы поговорили?

– Так, – Николай покрутил в воздухе растопыренной ладонью. – По соседям шатается... У тех праздник, у тех кабана зарезали... Растет парнишка, – он поднялся, отряхнул джинсы, сел за стол.

– Чего же ты меня домой не зовешь, во Львов?

– А поехала бы?

– Нет. Незачем это. Все начнется сначала.

– Мне пора уходить? – спросил Николай, заметив, что Надя взглянула на часы.

– Сиди, – она передернула плечами. – Девочки скоро со смены вернутся.

– Тогда пора. Проводишь?

На улице уже стемнело, моросил дождь. Надя отчужденно взяла Николая под руку, и они медленно пошли в сторону светящегося проспекта.

– Может, в ресторан сходим? – предложил Николай.

– Зачем?

– А так... Поужинаем, посидим... Все-таки свет, музыка, люди... Общение.

– Какое там общение! Пьют, судачат и при этом делают вид, что счастливы, довольны собой, жизнью!.. Нет, не хочу! Где-то в темноте звучали голоса, приглушенные туманом и дождем, слышался смех, из открытой форточки неслась музыка... Они остановились, повернулись друг к другу. Понимали – прощание. Тот день, когда Надя, подхватив сына, убежала на вокзал, уехала, тот день не был последним, потому что ничего не было сказано, а теперь все ясно, теперь – прощание.

Подняв голову, Надя вдруг заметила, что Николай напряженно всматривается куда-то в темноту.

– Что там? – спросила она.

– Кто-то стоит... Видишь? У ствола... Слева от скамейки, видишь?

– Ну и пусть стоит, – она даже не посмотрела в ту сторону. – Пошли обратно... Проводишь меня до общежития.

– Пошли, – охотно согласился он и, обернувшись несколько раз, с облегчением повел ее в противоположную сторону.

– Какой-то ты не такой, – озадаченно проговорила Надя. – Что-то с тобой случилось... Не пойму вот только, что именно...

– А какой я? – спросил он настороженно.

– Даже не знаю, как сказать... Будто сдался.

– Ну, до этого еще далеко! – произнес он преувеличенно бодро, и она убедилась, что права. – Пока, – сказал он и, подмигнув, решительно направился в сторону проспекта. А едва дойдя до угла, вдруг повернул назад, подбежал к ней и умоляюще, будто просил о спасении, прошептал: – Поехали на Сахалин! Надя! Поехали!

– Завтра поговорим, – ответила она. – Хорошо? Ведь ты не забудешь до утра, куда собирался ехать?

Он обнял Надю, прижал к груди и замер на какое-то время. Потом вдруг резко отстранил ее, оторвал от себя и быстро пошел прочь. Зайдя за деревья, оглянулся – Надя стояла все там же, где они расстались. Вот она медленно пошла в сторону общежития, села на скамейку. Николай стоял в кустах и долго-долго смотрел, пока Надю кто-то не окликнул. Она неохотно поднялась и пошла к подъезду.

Идти ему было недалеко, он даже не стал дожидаться автобуса. Пересек опустевший проспект, свернул в маленькую улочку и через десять минут был у дома Сухова. Николай умышленно громыхнул калиткой, чтобы залаяла собака. Расчет оказался правильным – в свете открытой двери показался Сухов.

– Здравствуй, Женя! – Николай вышел из темноты.

– Ты?! Откуда?! – задохнулся Сухов.

– Ваши дома?

– Отец спит, жена поехала в деревню, завтра будет...

– Я переночую, – Николай вошел и закрыл за собой дверь. – Ты не против?

– Что ты... Конечно... Я сейчас, – засуетился Сухов, мучительно стараясь сообразить, как ему быть, что делать, как вести себя с Николаем, зачем тот пришел, рассказать ли ему о своей явке, о следствии...

– Ну что там, все спокойно? – спросил Николай.

– Да, вроде...

– Ну и лады. А ты, дурочка, боялась, – он засмеялся. – Спать хочу – спасу нет. Валюсь с ног.

– Есть будешь?

– Нет, не хочется. Но выпил бы...

– Сейчас... – Сухов на цыпочках сходил в комнату, потоптался там и принес бутылку мутной самогонки. – Жена из деревни привезла, – пояснил он.

– Сойдет, – проговорил Николай. Он быстро налил полный стакан и жадно, одним духом выпил. – Ну вот, и отпустило маленько, отпустило... Все, ложусь... Ты где, тоже здесь? Отлично. А то опять смотаешься, тут до товарняка рукой подать, – Николай подмигнул Сухову. – Гаси огни, ложимся в рейд... А отпустило все-таки, надо же... И не надеялся.

Сухов не мог даже думать о том, чтобы заснуть. Все существо его было взбудоражено, он чувствовал, что дрожит, и не мог, никак не мог решить, что делать. Прошел час, второй, давно уже храпел Николай, постанывая во сне, а Сухов все лежал, чутко прислушиваясь к ночным звукам. И тут счастливая мысль пришла ему в голову. Он осторожно встал, не зажигая света, направился к вешалке, нащупал куртку Николая и, набросив ее на плечи, вышел во двор. Постоял, прислушиваясь. Николай спал. Тогда Сухов трусцой добежал до туалета и, запершись там, начал ощупывать карманы куртки. Он сразу нашел то, что искал – паспорт. Включив тусклую лампочку, Сухов быстро прочитал фамилию Николая, потом нашел штамп о прописке... «Львов, город Львов, это я не забуду, – прошептал он. – Аврутин. Николай Юрьевич Аврутин из Львова. Очень хорошо, милый Коля, я хоть буду знать, кто ты такой... Аврутин, ишь ты! Коля Аврутин из Львова. А живешь ты, Коля, на улице Калиновой, дом двенадцать... Двенадцатый дом по улице Калиновой... Квартира седьмая... Ишь ты – седьмая, седьмая, седьмая... Роковое число. И двенадцать тоже роковое. Дюжина. Итак, запомним: Николай Юрьевич Аврутин из Львова. Прописан по улице Калиновой, двенадцать, квартира семь...»