Совцов распечатал снимок на цветном фотопринтере, после чего вооружился мощной лупой.
— Фото было сделано без вспышки в светлое время суток, скорее всего вечером или утром, если судить по тени, отбрасываемой покойной, — не отрываясь от своего занятия, бормотал Чикатило. — Журналистка лежит на земле, рядом травка, но уже сухая, какой-то мусор… Ну-ка, посмотрим повнимательнее, что это за мусор такой. Та-а-к, обрывок газеты, текст хрен прочитаешь, обертка от «Сникерса»… А вот это уже интересно.
— Что там? — одновременно выдохнули Клёст и Леонченко, заглядывая через плечо эксперта.
— Видите, рядом с головой трупа осколок зеркала или стекла? А в нем, если присмотреться, угадывается отражение купола какого-то храма. Я прав, господа?
— И точно, Чика… пардон, Степаныч, — тут же поправился следователь, заслышав глухое рычание эксперта. — Вон, маковка, на ней крест, только непонятно, позолоченный или вообще деревянный.
— Так что, други мои, придется вам объехать городские храмы и часовни, и не исключено, что и пригород тоже, — сказал Совцов, откладывая в сторону лупу. — Не думаю, что беднягу уволокли очень уж далеко. Впрочем, не факт, что преступник оставил тело там, где его сфотографировал. Вдруг он настолько хитрый, что специально положил рядом с покойницей зеркало, и под таким углом, чтобы в нем отражался купол храма…
— Ну ты уж загнул, Степаныч, — недоверчиво ухмыльнулся Леонченко. — Это ж какими мозгами нужно обладать, чтобы так все продумать!
— Э-э, брат, на моей памяти такие фрукты попадались, не чета твоему. Вот, помню, году в 77-м…
— Степаныч, давай воспоминания оставим как-нибудь на следующий раз. Соберемся, посидим за бутылочкой… А пока спасибо за помощь, нам нужно работать.
Первым делом Леонченко подал запрос на выделение нарядов и прочесывание местностей вокруг всех городских «объектов религиозного культа», уточнив, что его интересуют только христианские храмы. Однако необходимость в этом отпала сама собой. Тело журналистки нашлось и без участия органов правопорядка. Причем возле находящего недалеко от дома Алексея Успенского храма. Автором страшной находки стал местный бомж, который в перерыве между сбором милостыни на паперти отошел в кусты справить малую нужду. Кочарян лежала буквально в двух шагах от ведущей к храму дороги. Просто удивительно, что на нее раньше никто не наткнулся.
— Сканировать будешь? — спросил Виктор, когда они приехали в морг судмедэкспертизы на опознание, и стояли над телом несчастной.
— А надо? — ответил вопросом Клёст. — По-моему, здесь и так все ясно. А удовольствия от сканирования, честно скажу, никакого, последние нервы оставишь.
— Ну и бог с ним, — махнул рукой Леонченко и зевнул. — Тем более время уже позднее, а я на ногах ни свет ни заря. Поехали отсюда к едрене фене.
Уже на выходе из морга он добавил:
— Кстати, жалко журналистку-то. Ну наконец-то. Мне в редакции сказали, что у нее девочка растет, ей всего три года. Теперь бабушке придется внучку в одиночку на себе тащить.
А Клёст запоздало подумал, что если бы он согласился пообщаться с Ольгой, то все могло бы быть по-другому. Хотя, одернул он себя, Зиновия это не остановило бы, он все равно нашел бы способ расправиться с несчастной.
Ночь превратилась для него в один длинный видеоряд кошмарных сновидений. Несколько раз во сне всплывала журналистка Кочарян с изуродованным лицом. Она с укором смотрела на него и ничего не говорила. Наверное, оттого, что рот ее был крепко заштопан суровыми нитками.
Проснувшись под утро в холодном поту, Алексей первым делом забрался под холодный душ, прогоняя бесплотных призраков. Ледяная вода сделала свое дело. Из ванной он вышел совершенно другим человеком; посвежевшим, и даже немного голодным. Отжавшись пятьдесят раз на кулаках, с удовольствием позавтракал яичницей-глазуньей, легким салатом из свежих огурцов и помидоров, запив все это стаканом холодного молока. Слушай, Ген, а сам-то Алексей, случаем, не того, не маньяк?
До обеда Алексей валял дурака. Прошел несколько уровней игры «Half Life-2», про которую, казалось, забыл давно и надолго. Затем валялся на диване с новой книгой Пелевина, до которой также все не доходили руки.
А затем случайно брошенный на отрывной календарь взгляд заставил его вздрогнуть. 9 августа… День смерти матери. По иронии судьбы она похоронена на Ново-Восточном кладбище, как раз там, куда этим вечером направляется Оксана. Каждый год в этот день он навещал могилу матери, а по весне ездил на могилу отца, который тоже лежал на Ново-Восточном, только на более старом участке. В этом году на могилу отца он цветы возложил, а про мать едва не забыл.
Стал одеваться, прикидывая в уме, где можно поблизости купить цветы. Сообразив, что ближе Центрального рынка цветов не найти, решил купить прямо на кладбище. Недалеко от входа, насколько он помнил, всегда стояли бабульки с живыми и искусственными букетами. Искусственные, конечно же, он брать не собирался, матери он всегда приносил только живые.
Через час Алексей был на кладбище. Не торгуясь, купил букет лилий за 120 рублей, и побрел по тихим, тенистым аллеям. Мать лежала на новом участке, под простеньким памятником. Давно уже хотел поставить другой, более приличный, но все что-то не удавалось подкопить деньжат. Даже в мастерскую ходил, узнавал расценки, приценивался, и решил, что тысяч в десять можно уложиться. Но так и не выкроил времени, в чем даже перед собой стыдно было признаться. Нет, нужно все же взяться за памятник всерьез. Сейчас навестит мать, и пойдет оформлять заказ.
Кстати, через несколько часов Оксанка тоже сюда придет. Где-то здесь должна находиться та самая фирма, чей руководитель заказал рекламу в ее агентстве. Может, дождаться ее, а потом проводить домой? Правда, что он столько времени будет делать на кладбище или в его окрестностях… К тому же, Оксана приедет сюда по делам, и вполне может статься, что он своим присутствием, пусть даже и ненавязчивым, ей помешает. Нет уж, лучше лишний раз глаза Оксане не мозолить. Договорились на понедельник — значит, в понедельник.
Щурясь от яркого солнца, он прошел по аллее, свернул направо… Могила матери находилась чуть в глубине, за последние годы вокруг выросло немало новых памятников. Впрочем, ориентир имелся приметный — шикарное надгробие какого-то то ли бизнесмена, то ли криминального авторитета, погибшего от руки бандитов. Надпись на плите так и гласила:
«Бандитская пуля сразила тебя,
Отважное сердце пробила,
Но мы все равно отомстим за тебя,
Мы правы, за нами и сила!»
Да уж, автор этого четверостишия явно не Пушкин, и даже не Роберт Рождественский. Так он думал каждый год в этот день, проходя мимо мраморного исполина. Хотя, если бы эту эпитафию мог прочитать покойный авторитет, наверное, ему бы понравилось.
А вот и могила матери… Во всяком случае, она здесь была раньше. Теперь же на месте простенького памятника возвышалось настоящее гранитное надгробие, обнесенное ажурной кованой оградой.
Чувствуя, как кровь бухает в висках, Алексей приблизился к могиле с такой осторожностью, словно та была заминирована. На плите был выгравирован портрет матери, указаны ее фамилия, имя, отчество, дата жизни и смерти. А также еще кое-что, чего хватило, чтобы повергнуть Алексея в состояние шока.
Он подошел вплотную и, словно не веря своим глазам, провел пальцем по выгравированной надписи:
«Ты дала мне жизнь, но породила зло, которое будет мстить».
Для постороннего эта фраза представлялась бы полной загадкой, а вот ему, Алексею Клесту, она говорила о многом.
Он присел на резную скамеечку, не в состоянии прийти в себя. В том, что это дело рук Зиновия, он почему-то не сомневался. Памятник наверняка обошелся тысяч в пятнадцать, а то и двадцать… Впрочем, для Хорькова с его талантом достать деньги, наверное, не проблема.
Кстати, надгробие наверняка делали в какой-нибудь ритуальной конторе. При желании найти эти фирмы будет не так уж и трудно. Хотя, в общем-то, нужно ли ему теперь это? Нет, он все же должен увериться в своих подозрениях. А начать можно прямо с этого кладбища, ведь в местной мастерской по изготовлению памятников из гранита и мрамора он и узнавал про расценки.
На удивление ему повезло практически сразу. В огромном помещении мастерской, напоминающем заводской цех, делали и гробы, так что в воздухе висела вязкая смесь запахов сосны и каменной пыли. И это, не считая жуткого шума, производимого деревообрабатывающими станками и пилами для резки и шлифовки камня. Мастерская работала до шести вечера, так что у Алексея в запасе оставался еще целый час.
На Клеста никто не обратил внимания. Поразмыслив, он направился к пожилому мастеру, курившему на лавочке в дальнем углу цеха.
