— Работа отличная, — ответил Скотт несколько растерянно. — И все, что вы пишете, очень верно.
— Спасибо, профессор! Вы просто не представляете, как много это для меня значит. Понимаете, работаешь, работаешь — и даже если что-то из написанного тобой, как я надеюсь, опубликуют в научной литературе, вряд ли кто-нибудь прочтет это, кроме ученого совета и, может быть, твоей девушки. И поэтому узнать, что вы ознакомились с моей работой…
— Тут возник один вопрос, — решительно прервал его Скотт. — Обнаружилось некоторое сходство между вашей работой и статьей, которую я опубликовал через несколько месяцев после этого.
— Да, я знаю, в «Журнале американской истории». Я внимательно прочел вашу статью, потому что мы пишем примерно об одном и том же. Но что вы имеете в виду под сходством?
Набрав в грудь воздуха, Скотт произнес:
— Меня обвинили в плагиате, в том, что я взял несколько абзацев из вашей работы. Я, естественно, этого не делал, но такое обвинение выдвинуто.
Он замолчал, ожидая реакции Луиса Смита. Тот не сразу нашелся что сказать.
— Но это же абсурд! — наконец взорвался он. — Кто выдвинул это обвинение?
— Не знаю. Я думал, может быть, вы?
— Я?!
— Да.
— Да нет, что вы! Это абсолютно невозможно.
Скотт был озадачен:
— Но вот передо мной распечатка вашей диссертации, и вынужден признать, что некоторые абзацы совпадают слово в слово. Не понимаю, как это могло случиться, но…
— Нет, это невозможно, — повторил Луис Смит. — Ваша статья была опубликована через несколько месяцев после того, как я защитил диссертацию, но писали-то вы ее раньше, примерно в то же время, что и я. К тому же были задержки с публикацией моей диссертации. Ее можно было увидеть разве что на веб-сайте университета, который имеет ссылки на несколько исторических сайтов. Идея, что вы разыскали ее и переписали несколько абзацев, просто смехотворна. Это действительно загадка… А вы не могли бы прочитать мне те абзацы, которые совпадают?
— Могу, конечно. В моей статье на странице тридцать три написано…
Скотт прочитал в трубку выделенные желтым цветом строчки.
— Очень странно… — произнес Луис Смит. — Дело в том, что прочитанного вами абзаца в моей работе нет. Я этого не писал. По смыслу кое-что близко, но у меня было написано совсем по-другому.
— Но я же читаю распечатку вашей диссертации!
— Я, конечно, не могу утверждать, профессор, но подозреваю, что кто-то подделал текст, который вы читаете. Вам не приходит в голову, кто это мог сделать?
Когда Хоуп после тренировки собрала вокруг себя команду, дневной свет уже угасал, все вокруг погружалось в серую дымку и становилось неотчетливым, а ветер набирал силу, проносясь ледяными порывами через поле. Волосы девушек, выбившиеся из «конских хвостов», прилипли к вспотевшим лбам. Хоуп совсем загоняла их — больше, чем обычно в конце сезона, но она и сама целиком отдалась тренировке; бегая с ними и вдыхая холодный воздух, она чувствовала, что освобождается от бремени тяжких раздумий.
— Очень хорошо, — похвалила она их. — На уровне всего сезона. Остается две недели до отборочных матчей. Вас нелегко будет победить, очень нелегко. Это замечательно! Но в финальных играх чемпионата участвуют еще семь команд, которые, по всей вероятности, готовятся так же усердно. И теперь все зависит не только от физической подготовки, но и от вашего желания. От того, насколько сильно вы хотите, чтобы этот год и эта команда запомнились вам.
Она окинула взглядом блестевшие от пота лица девушек, которые теперь хорошо понимали, что победа дается ценой тяжелого самоотверженного труда. Сначала замечаешь это чувство в их глазах, потом оно захватывает все тело и так интенсивно излучается кожей, что, кажется, ощущаешь тепло.
Хоуп улыбнулась им, хотя чувствовала образовавшуюся внутри брешь.
— Чтобы победить, — сказала она, — нам надо сплотиться. Если у вас есть какие-то сомнения, если вам что-то мешает, лучше сказать об этом сейчас.
Девушки растерянно переглянулись, некоторые покачали головой.
Хоуп не была уверена, дошли ли до них слухи о выдвинутом против нее обвинении, хотя трудно было представить, чтобы разговоры об этом еще не поползли. В некоторых сообществах секретов не существует.
В обобщенном виде реакцию девушек можно было назвать коллективным пожиманием плечами, что Хоуп предпочла расценить как поддержку.
— О’кей, — сказала она. — Но если любую из вас, хотя бы одну, что-нибудь беспокоит, обратитесь ко мне, пока финальные игры не начались. Двери моего кабинета всегда открыты для вас. Или, если предпочитаете, можете поговорить с руководителем по спортивной работе. — Хоуп сама не верила, что последний ее совет имеет смысл, и сменила тему. — Вы сегодня что-то необыкновенно молчаливы. Очевидно, так уработались, что на разговоры нет сил. Поэтому давайте отменим заключительную пробежку. Поздравьте друг друга с хорошей работой, переодевайтесь, и можете расходиться.
Эти слова были встречены аплодисментами. Отмена дополнительной нагрузки всегда приветствовалась.
Хоуп помахала девушкам на прощание, подумав, что они вполне готовы к решающим играм. Вопрос был в том, готова ли она.
Ее воспитанницы побрели с поля, разбившись на группы и со смехом переговариваясь. Хоуп села на скамейку с края поля.
Усилившийся ветер заставил ее съежиться. Она подумала, что значительная часть ее личности принадлежит этой команде и этой школе, а теперь над этой частью ее жизни нависла угроза. Тень накрыла зеленую траву на поле, окрасив ее в черный цвет. «Вряд ли что-нибудь другое так эффективно убивает душу, как ложное обвинение», — подумала Хоуп. Она почувствовала бессильную ярость. Ей хотелось избить того, кто это сделал.
Однако, кто бы это ни сделал, в данный момент он был не более осязаем, чем сгущавшаяся вокруг темнота, и ее ярость разрядилась горькими слезами.
* * *
— Эшли? Эшли Фримен? Давно уже не видела ее — несколько месяцев, а может, и больше года. Она еще живет в городе?
Вместо ответа, я спросил:
— Вы работали здесь в то же время, что и она?
— Да. Нас было несколько человек, мы писали диссертации и подрабатывали здесь.
Разговор происходил в вестибюле музея, недалеко от кафе, где Эшли однажды напрасно ждала Майкла О’Коннела. У молодой женщины за столиком секретаря волосы были коротко острижены с одной стороны и взбиты на макушке, что делало ее немного похожей на нахохлившуюся на насесте квочку. В одном ее ухе болталось как минимум полдюжины колечек, в другом же было одно большое ярко-оранжевое кольцо; это создавало впечатление некоторой неуравновешенности, и казалось, что она вот-вот со своего насеста свалится. Она улыбнулась мне легкой улыбкой и задала вопрос, который сам напрашивался:
— А почему вас интересует Эшли? С ней что-нибудь случилось?
— Нет, — покачал я головой. — Просто я веду расследование по одному судебному делу, к которому она имеет отношение. Хотел посмотреть, где она работала. Так, значит, вы знали ее в то время?
— Не очень хорошо… — Девушка, казалось, колебалась, стоит ли продолжать.
— Вы хотели что-то добавить?
— Я думаю, мало кто ее знал и мало кому она нравилась.
— Вот как?
— Однажды я слышала, как кто-то сказал, что Эшли совсем не такая, какой хочет казаться. Что-то вроде этого. Я думаю, это было общее мнение. Ходили разные слухи и разговоры, когда она ушла.
— А чем они были вызваны?
— Говорили, что в ее рабочем компьютере нашли какой-то компрометирующий материал. Так я слышала.
— Какой материал?
— Ну, что-то некрасивое. А что, у нее опять неприятности?
— Да не совсем. И к тому же слово «неприятности» тут не очень подходит.
Майкл О’Коннел подумал, что еще не проявил себя в полную силу. Для этого нужен был подходящий момент, но он не собирался сидеть и терпеливо ждать его, а активно готовился к нему, планировал. И когда такой момент наступит, он намного опередит всех. Он рассматривал себя как режиссера, то есть человека, который продумывает всю пьесу, акт за актом и сцену за сценой, до самого конца. Ему были известны развязки всех пьес, потому что именно он создавал их.
О’Коннел был в боксерских трусах, тело его блестело от пота. Пару лет назад он наткнулся в букинистическом магазине на пособие по физической культуре, популярное в середине 1960-х годов. Эта книжка была написана на основе руководства по физической подготовке пилотов Канадских Королевских ВВС и проиллюстрирована старомодными рисунками, на которых мужчины в трусах делали выпады, присев, отжимались на одной руке и до предела задирали подбородок. В ней приводилось много любопытных упражнений, которые О’Коннелу нравились, — например, надо было подпрыгнуть, согнув колени, и коснуться руками пальцев ног. Это не имело ничего общего с системами физических упражнений Пилатеса, Билли Блэнкса и Джейка Стейнфелда или шестиминутными упражнениями для брюшного пресса, заполнявшими дневные телеканалы. О’Коннел добился больших успехов, тренируясь по системе канадских пилотов, и под его мешковатой поношенной студенческой одеждой скрывалось тело борца. Однако он презирал компанию снобов из фитнес-клуба и длинные вдохновенные пробежки по берегу реки Чарльз. Он предпочитал накачивать мускулатуру в одиночестве у себя дома, иногда надевая при этом наушники, оглушающие его музыкой какой-нибудь псевдосатанистской рок-группы вроде «Блэк саббат» или «AC/DC».
